Энн Грэнджер - Любопытство наказуемо
– Как наказать? – спросила я.
Люси нахмурилась:
– Они сказали, если я не буду вести себя как положено, они вынуждены будут запереть меня в моей комнате «для моего же блага и для моей же безопасности». Я пожелала узнать, при чем здесь моя безопасность. Тетя Кристина ответила, что деревенские женщины меня боятся и думают, что я выжила из ума. На меня могут напасть. И потом, я своим поведением «мараю фамилию Роуч». Мое поведение тетка назвала «нелепым». Что ж, они не первый раз обвиняют меня! Вы бы слышали, что они говорили, когда я собралась замуж за Джеймса. Из-за этого мы с тетей Кристиной ужасно поссорились. В общем, в конце концов мне пришлось с ней согласиться. Когда тетка Кристина что-то говорит, она не шутит. Если я не буду, как она выразилась, «вести себя нормально», они вынуждены будут попросить помощи специалиста. Поэтому я не выхожу за пределы парка при доме; иногда я, правда, гуляю по пляжу, у воды. И все-таки они пригласили этого лондонского мозгоправа, чтобы он осмотрел меня и решил, могу ли я жить среди людей…
«И меня пригласили, чтобы я присматривала за тобой, когда ты покидаешь пределы дома и парка, – мрачно подумала я. – Значит, мне придется предотвращать неприятные стычки с деревенскими жителями». Вслух я посочувствовала:
– Вам тяжело приходится, раз вы не можете выходить на прогулки.
Люси нахмурилась:
– Они как будто ничего не имеют против того, чтобы я гуляла по пляжу… точнее, не имели до тех пор, пока… – Она замолчала и топнула по кустику грубой травы. – Они хотят, чтобы я признала, что моя дочка умерла, а я не желаю. Вот почему они вызвали Лефевра. Но как я могу сказать, что она умерла, когда я знаю, что она жива? В конце концов все скажут, что я лишилась рассудка. Но это ложь! Я не сумасшедшая! И знаете, мне врут не только о моем ребенке! Вам расскажут ужасные вещи и о Джеймсе!
Она снова впала в ярость. Глаза ее метали молнии, как было, когда она впервые увидела Лефевра.
– Они скажут, что Джеймс меня не любит! А он любит меня! Он единственный человек на свете, которому я нужна… – Ее глаза наполнились слезами. – До знакомства с Джеймсом я была никем и ничем, буквально ничем. Он сделал из меня человека! Дал мне свою фамилию, так что больше я не Роуч. Мое замужество им страшно не понравилось, понимаете? Это они отослали Джеймса в Китай. Он не хотел ехать. Хотел остаться со мной.
С этими словами Люси подобрала юбки и вдруг бросилась бежать по тропинке. Я поспешила за ней, окликая ее по имени, но она не обращала на меня внимания и бежала, пока мы не добрались до крытых ворот. Люси запыхалась, волосы растрепались и выбились из-под полей шляпы. Она круто развернулась ко мне с вызывающим выражением лица. На висках блестели бусинки пота, зато слезы высохли.
Я указала на деревянные скамьи и предложила:
– Давайте немного посидим. Обещаю, я не скажу ничего, что вас раздражает.
Люси нехотя опустилась на одну скамью, я села напротив. Она сняла шляпу и некоторое время обмахивалась ею, а затем положила рядом с собой на сиденье. Так мы просидели минуту или две, избегая смотреть друг на друга.
Наконец, Люси, не поднимая головы, буркнула:
– Вы не виноваты. Вы их не знаете. Но я знаю, что Джеймс меня любит. Когда он вернется домой, им придется это признать! Джеймс очень умный. Он найдет нашу дочку. И мы, все трое, будем вместе.
Казалось, она снова вот-вот расплачется, поэтому я попыталась ее утешить:
– Да, да, конечно!
Тут она приободрилась так же внезапно, как только что впала в ярость. Она как будто забыла, о чем мы с ней разговаривали.
– Хотите пойти дальше? В деревне очень скучно, я вам уже говорила. Пойдемте назад; я покажу вам калитку в живой изгороди, ведущую на пляж; там я обычно гуляю. Мы и сейчас можем туда пойти.
Ее предложение показалось мне неплохим, и я согласилась. Люси поправила мятую шляпу и водрузила ее на голову. Ее порывистость меня развеселила.
– У меня что, дурацкий вид? – встревоженно спросила она.
– Нет-нет, только позвольте, я завяжу вам ленты… вот так.
Она благосклонно подчинилась, и мы зашагали назад той же дорогой, какой пришли. Дорога была пустынна, как и раньше, если не считать одинокой цыганки с корзиной. Вначале она собралась подойти к нам; она даже протянула руку, надеясь на милостыню. Но потом, увидев лицо Люси, оставила попытку заговорить с нами и поспешила к деревне. На ходу она сделала незаметный жест, словно отгоняла от себя что-то невидимое.
Я с горечью подумала: вот и цыганка боится, что Люси ее сглазит! Но времени беспокоиться о таких мелочах у меня не осталось. Впереди показался «Прибрежный», и наше с Люси шаткое перемирие окончилось.
Перед калиткой стоял доктор Лефевр; он смотрел на дорогу. Я заподозрила, что он поджидает нас. Наверное, и Люси подумала то же самое.
– Ужасный, ужасный человек! – закричала она, явно добиваясь того, чтобы он ее услышали.
– Тише… – Я встревоженно схватила девушку за плечо. Ей не пойдет на пользу, если доктор отметит в своих записях, что она оскорбляла его на дороге с пылом лондонской уличной девчонки.
Люси развернулась ко мне в еще одной вспышке того внезапного гнева, свидетельницей которого я была на кладбище:
– Вот видите, и вы на его стороне! Так вот, я с ним встречаться отказываюсь. Я не буду с ним разговаривать! Я не желаю его видеть!
К моему ужасу, она нагнулась, подобрала камень и швырнула его в Лефевра, снова вопя:
– Убирайтесь, вы меня слышите?
К счастью, целилась она плохо. Камень упал, не долетев до доктора, и, отскочив от дороги, улегся в нескольких шагах от него. Лефевр внимательно посмотрел на орудие мести с отстраненным интересом, не выказывая удивления.
В голове моей мелькнула мысль: уж это-то он наверняка запишет!
– Люси! – прошипела я. – Неужели вы не понимаете, что сами себе вредите?
Она разрыдалась:
– Оставьте меня в покое… все оставьте! Лиззи, не ходите за мной, слышите?
Подхватив юбки, она снова пустилась бежать. Промчавшись мимо доктора и не взглянув на него, она бросилась в калитку и побежала по тропинке за домом.
– Боже мой, – услышала я его шепот.
Он смотрел ей вслед. Когда я подошла к нему, он повернулся ко мне и поднял брови.
– Мы были на могиле ее дочери, – объяснила я, – так что, пожалуйста, извините ее. Почему вы здесь стоите? Вы нас ждали? Если да, я в самом деле вынуждена попросить вас держаться от Люси подальше. Вы сами видите, как огорчает ее один ваш вид. Чему тут удивляться? Она считает, что вы приехали для того, чтобы забрать ее в свой сумасшедший дом.
– В клинику, – мягко поправил меня доктор. – Нет, я ждал вовсе не вас и миссис Крейвен, а Гринуэя. Он обещал оседлать мне лошадь. Я собираюсь прокатиться верхом по пустоши.
Только тогда я заметила, что на докторе бриджи для верховой езды и высокие сапоги. Правда, сверху на нем по-прежнему был сюртук, застегнутый на все пуговицы, и блестящий цилиндр. Перчатки он сменил на более прочные, из свиной кожи.
«Ах, Лиззи! – укорила я себя. – Наверное, мне следует извиниться перед доктором. Напрасно я на него накинулась». Но Лефевр меня опередил, снова заговорив:
– Согласен, миссис Крейвен действительно казалась немного расстроенной. Она сказала, что в той могиле похоронено ее дитя?
Мне совсем не хотелось рассказывать ему о поведении и обвинениях Люси на кладбище.
– Я уже говорила вам, что вашей шпионкой я не буду, – напомнила я. – Не собираюсь докладывать ни вам, ни кому бы то ни было о разговорах, какие мы вели с миссис Крейвен. Пусть она знает, что может кому-то доверять, что рядом с ней есть человек, который не станет сплетничать, в том числе и о ее состоянии.
– Уважаю ваши взгляды, – поспешно ответил доктор. – Согласен, миссис Крейвен очень нужен друг, с которым она может быть откровенна.
Наступила неловкая пауза.
– Доктор Лефевр, – смущенно проговорила я, – хотя я и не могу вам довериться, есть одна вещь, о которой мне бы хотелось вас спросить… если вы, конечно, позволите. Понимаю, я веду себя не совсем честно. И я не обижусь, если вы велите мне не совать нос в чужие дела.
Он поднял брови, но ничего не сказал. Я вынуждена была продолжать:
– Меня интересуют Джеймс Крейвен и его поездка в Китай. Мне кажется не совсем честным, что молодого человека отправили так далеко от молодой жены. Чарлз Роуч – ваш знакомый. Разве вам его поступок не кажется странным?
Доктор Лефевр поднял руку и потеребил бакенбарды.
– Несомненно, миссис Крейвен уверяла вас, что муж скоро к ней вернется? Нет-нет, не отвечайте! Впрочем, вы бы и так не ответили, верно? – Он улыбнулся. – Вы правы, дело не совсем честное. Мне следует удовлетворить ваше любопытство. Вы немного похожи на исповедника. Вы слушаете признания в чужих грехах, а сами держите рот на замке. Нам, врачам, часто приходится вести себя так же.
Я поняла, что густо краснею.
Доктор поднял руку вверх и продолжал:
