Роберт ван Гулик - Убийство по-китайски: Золото
Вот вернулся я, а хозяин уже тут сидит, за столом. При нем красный короб. Я-то знаю, чего он хочет. Вот и говорю, мол, нету денег, на семена потратил. Ну, он заругался, а потом велел By пойти посмотреть, есть ли там мешки с семенем, в амбаре то есть. А потом велел, мол, пойдешь с By и покажешь ему все пашни да грядки.
Воротились мы, уже темнело. Хозяин кричит из спальни, мол, есть он хочет. Су-ньян туда подала. А мы с By возле амбара кашу едим. Тут мне By и говорит: ежели заплачу я ему пятьдесят медных денег, тогда он хозяину скажет, что на полях у меня все ладно. Ну, дал я ему денег, он и полез на сеновал спать. А я все сижу и думаю, где денег достать, чтоб за землю заплатить. Потом Су-ньян на кухне посуду перемыла, и я послал ее спать на чердак. А сам лег рядом с By. Потом проснулся. Все про деньги думаю. Вдруг смотрю, а By и нет, ушел.
— На чердак, — вставил Ма Жун, усмехаясь.
— Обойдемся без ваших шуточек! — рявкнул на него судья Ди. — Закройте рот и не мешайте этому человеку говорить.
Но крестьянин даже не услышал. Хмуря брови, он говорил:
— Слез я с сеновала, гляжу, и лошадей нету. А в спальне у хозяина свет. Значит, думаю, еще не спит, надо бы ему сказать. Постучал в дверь, никто не откликается. Тут я обошел вокруг дома, смотрю, окно открыто. Хозяин с женой в кровати лежат. Ах ты, думаю, сами спят, а лампа горит — это ж какие убытки, ежели горшочек масла нынче десять медных денег стоит. А потом гляжу — хозяин-то с женой все в крови.
Он запнулся, примолк, потом заговорил снова:
— Ну, залез я внутрь, все обшарил — нет красного короба. Зато мой серп возле кровати валяется, на полу. И тоже весь в крови. Тут я и понял: это он, подонок By, он их зарезал и деньги украл.
Цзяо Дай собрался было что-то сказать, но судья отрицательно покачал головой.
— Вот я и подумал, ясное дело, на меня все свалят, — бормотал Пэй Чиу. — Ясное дело, бить будут, пока не признаюсь. А потом голову отрубят. А с Су-ньян что тогда станется? Пошел к амбару, взял тачку да подогнал под окно. Выволок их из кровати. А женщина-то еще теплая была. Вывалил из окна прямо в тачку. А потом отвез к тутовнику да засунул под кусты, подальше. И залез на сеновал спать. Я так решил: чуть развиднеется, возьму лопату да и похороню их как следует. Утром прихожу туда, а трупов-то и нету. Исчезли.
— Что? — вскричал судья Ди. — Исчезли?
Пэй Чиу утвердительно закивал головой.
— Исчезли. Я решил, что их кто-то нашел и сейчас приведет приставов. Побежал домой, завернул серп в хозяйскую одежу. А женским платьем стал оттирать от крови пол да тюфяк на кровати. Потом вижу, тюфяк-то не оттирается. Тогда завернул все в тюфяк, сволок на сеновал да спрятал под сено. А потом разбудил Су-ньян и сказал ей, что еще затемно все уехали в город. И все это правда, клянусь, истинная правда, вашество! Не приказывайте пытать меня. Я ни в чем не виноват, вашество!
И в отчаянии он стал биться лбом об пол.
Судья дергал себя за ус. Наконец приказал:
— Вставай, покажешь то место в тутовнике.
Пэй Чиу поспешил подняться, а Цзяо Дай тем временем горячо нашептывал судье на ухо:
— Мы же, судья, встретили этого By на дороге, помните, когда ехали в Пенлей! Пусть скажет о лошадях!
На вопрос судьи, каковы были лошади у Фана и его жены, Пэй ответил, что хозяин приехал на мышастой, а у лошади госпожи Фан была звездочка на лбу.
Судья кивнул и велел выходить.
До тутовника было рукой подать. Крестьянин, показав на купу кустов под деревьями, сказал:
— Вот сюда я и затащил их.
Ма Жун, присев на корточки, внимательно оглядел слой опавших листьев. Подобрал несколько, показал судье.
— Эти темные пятна, должно быть, кровь.
— Вы, оба, хорошенько обыщите рощу, — приказал судья Ди. — Этот пес наверняка солгал!
Пэй Чиу стал клясться и божиться, но судья не слушал его. Задумчиво поглаживая бакенбарды, он сказал Хуну:
— Боюсь, все не так просто, как кажется. Тот всадник на дороге не был похож на убийцу, который хладнокровно перерезал глотки двум людям и удрал с деньгами и лошадьми. По мне, он больше походил на человека, обуянного ужасом.
Через некоторое время затрещали сучья под ногами возвращающихся Ма Жуна и Цзяо Дая. Последний размахивал ржавым заступом. И объявил:
— Там, в самой куще, расчищенное местечко! И вроде как недавно кто-то копал. Прямо под деревом.
— Отдайте лопату Пэю, — сурово промолвил судья. — Пусть этот пес сам же и выроет, что закопал. Покажите, где это.
Ма Жун раздвинул кусты, и они вошли в тутовник. Цзяо Дай шел следом за крестьянином, а тот, казалось, был совершенно ошарашен происходящим.
Посреди расчищенного места темнела проплешина свежей земли.
— Копай! — рявкнул судья.
Арендатор по привычке поплевал на руки и взялся за заступ. Обнажились замаранные землей белые ткани одежды. Ма Жун с Цзяо Даем вытянули из рытвины тело и уложили на сухие листья. Это был труп пожилого человека с чисто выбритой головой. Из одежды на нем было только тонкое исподнее.
— Буддийский монах! — воскликнул старшина Хун.
— Копай дальше, — приказал судья.
Вдруг Пэй Чиу, выронив заступ, выдохнул:
— Это же он — хозяин!
Ма Жун с Цзяо Даем вытащили из рытвины второе, совершенно обнаженное, тело. Пришлось повозиться, чтобы не потерять почти напрочь отсеченную голову трупа. Грудь его покрывали сгустки крови. Оглядев мускулистую плоть, Ма Жун одобрительно хмыкнул:
— Ну и здоровый же был!
— Давай, Пэй, работай! Там должен быть твой третий труп! — прорычал судья.
Крестьянин вонзил заступ в землю, железо звякнуло о камень — дальше шла скала. И никакого трупа. Пэй Чиу растерянно уставился на судью.
— Негодяй, что ты сделал с женщиной? — вскричал судья Ди.
— Клянусь, я ничего, ничего не знаю! — в ответ возопил крестьянин. — Я приволок сюда хозяина с его женой и оставил их под теми кустами, а здесь никого не закапывал! И ни в жизнь я не видел этого лысого! Я не вру, клянусь, не вру!
— Что здесь случилось? — раздался мягкий голос за спиною судьи.
Обернувшись, судья Ди увидел довольно полного человека в богатом одеянии из фиолетовой парчи, расшитой золотом. Нижнюю часть лица его почти полностью закрывали длинные усы, пышные бакенбарды и огромная борода, ниспадавшая на грудь тремя широкими прядями. На голове красовалась высокая кисейная шапка магистра литературы. Он окинул судью быстрым взглядом, затем, почтительно спрятав руки в широкие рукава, низко поклонился.
— Ваш покорный слуга, — сказал он, — Цао Хо-сьянь, землевладелец по необходимости, но философ по призванию. А ваша честь, как я полагаю, новый судья?
Судья Ди кивнул, и пришелец продолжил:
— Я ехал мимо, крестьяне сообщили мне, что люди из управы прибыли в усадьбу моего соседа Фан Чуна. Посему я и осмелился явиться сюда, чтобы узнать, не могу ли я быть чем-либо полезен вам.
Он заглянул было за спину судьи, пытаясь разглядеть тела, лежащие на земле, однако судья тут же заслонил их собой. И ответил коротко:
— Здесь расследуется убийство. Если вы соизволите подождать некоторое время внизу, на дороге, я не премину побеседовать с вами там.
Как только магистр Цао с глубоким поклоном удалился, старшина Хун доложил:
— Ваша честь, на теле монаха нет никаких следов насилия. Насколько я могу судить, он умер своей смертью!
— С этим мы разберемся сегодня попозже, в управе, — ответил судья и обратился к крестьянину: — Как выглядела госпожа Фан? Отвечай!
— Не знаю, вашество! Я не видал, когда она приехала, а когда нашел в кровати, лицо у нее все было в крови.
Судья Ди пожал плечами. И приказал:
— Ма Жун, приведите сюда приставов, а Цзяо Дай пусть караулит этого негодяя и трупы. Сделаете носилки из веток и сопроводите трупы до управы. Этого Пэй Чиу посадите под замок. По дороге назад загляните в сарай, и пусть Пэй покажет, где он спрятал тюфяк и одежду. А мы с Хуном обыщем дом и допросим девушку.
Судья нагнал магистра Цао — тот осторожно пробирался через кусты, разводя ветки длинным посохом. Слуга ждал его на обочине, держа под уздцы ишака.
— Сейчас, магистр Цао, я должен вернуться на подворье, — сказал судья. — Закончу там и тогда воспользуюсь возможностью навестить вас.
Магистр ответил низким поклоном, и три пряди его бороды взвились подобно знамени. Он сел на ишака, положил свой посох поперек седла и потрусил прочь; слуга припустил следом.
— Столь великолепной бороды я в жизни своей не видел, — с завистью молвил судья старшине Хуну.
Вернувшись к дому, судья послал Хуна в поле за девушкой, а сам пошел прямо в спальню.
Там стояла большая деревянная кровать, ничем не покрытая, два табурета и простенький туалетный столик. В углу на другом столике стояла масляная светильня. Глядя сверху на голую кровать, судья заметил глубокую засечку в деревянной раме у изголовья. Судя по свежей древесине на сколе, отметина появилась совсем недавно. Недоуменно покачав головой, судья переместился к окну. Деревянный запор был сломан. Судья собрался было повернуться, как вдруг заметил свернутую бумажку, лежащую на полу прямо под окном. Поднял и обнаружил, что в бумагу завернут дешевый женский гребень — костяной гребешок, украшенный тремя круглыми цветными стеклышками. Завернув гребешок в бумагу, он спрятал его в рукав. И спросил сам себя: не замешаны ли в этом деле две женщины? Носовой платок, найденный в хижине, принадлежал особе не простой, а эта дешевая гребенка явно принадлежала крестьянке. Вздохнув, он вернулся в первую комнату, где его уже поджидали Хун и дочь Пэя.
