Элеанор Каттон - Светила
– Мистер Брохэм, – произнес судья Кемп, когда тот закончил, – свидетель – ваш.
Брохэм поднялся.
– Мистер Стейнз! – Адвокат картинно взмахнул листком бумаги, словно потрясая ордером на арест, и заявил: – Вот тут у меня документ, предоставленный фирмой «Нильссен и К°, комиссионная торговля», с описью имущества покойного мистера Кросби Уэллса. Имущество, согласно отчету мистера Нильссена, включает в себя большое количество самородного золота, с тех пор оцененного банком в четыре тысячи девяносто шесть фунтов. Что вы можете мне сказать об этом кладе?
– Золото было добыто на участке под названием «Аврора», – без колебаний ответил Стейнз, – который, вплоть до недавнего времени, принадлежал мне. Его намыл мой наемный рабочий мистер Цю в середине прошлого года. Мистер Цю переплавил металл в бруски по своему обыкновению, а затем передал их мне как законный доход с участка. Получив золотой клад, я не депонировал его в банк как выручку с «Авроры», вопреки закону. Вместо того я зашил золото в мешок, отвез в долину Арахуры и закопал в землю.
Юноша рассказывал спокойно, безо всякого самодовольства.
– А почему именно в долине Арахуры? – уточнил Брохэм.
– Потому что на земле маори разведывать месторождения золота нельзя, а долина Арахуры по большей части принадлежит маори, – объяснил Стейнз. – Я подумал, там мой клад в безопасности, по крайней мере до тех пор, пока я не приду и не откопаю его снова.
– Что вы намеревались сделать с золотым кладом?
– Я собирался поделить его пополам, – объяснил Стейнз, – и половину оставить себе. А вторую половину я хотел подарить мисс Уэдерелл.
– Зачем?
Юноша озадаченно нахмурился:
– Боюсь, мне непонятен ваш вопрос, сэр.
– Чего вы рассчитывали добиться, мистер Стейнз, подарив мисс Уэдерелл эту сумму денег?
– Ровным счетом ничего, – отвечал юноша.
– Вы ровным счетом ничего не добивались?
– Вот именно, – подтвердил Стейнз, слегка оживляясь. – Иначе это не было бы подарком, верно?
– Это золото, – проговорил Брохэм громче, заглушая раздавшиеся тут и там взрывы смеха, – позже было обнаружено в хижине, принадлежавшей покойному Кросби Уэллсу. Как произошло это перемещение?
– Не могу сказать наверняка. Полагаю, Кросби его выкопал и забрал себе.
– Если это правда, тогда почему, как вы думаете, мистер Уэллс не сдал золото в банк?
– А разве не понятно? – удивился Стейнз.
– Боюсь, что нет, – отозвался Брохэм.
– Да потому, что золото – переплавленное, вот в чем дело, – объяснил Стейнз. – И на каждом из брусков значится слово «Аврора» – вырезанное по металлу моим мистером Цю! Кросби никак не мог притвориться, будто добыл его из земли.
– А вы почему не депонировали золото в банк как прибыль с «Авроры», согласно закону?
– Пятьдесят процентов акций «Авроры» принадлежат мистеру Фрэнсису Карверу, – объяснил Стейнз. – Я очень низкого мнения об этом человеке, и я не хотел, чтобы он получил прибыль.
Брохэм нахмурился:
– Вы забрали золото с «Авроры», потому что не хотели платить пятьдесят процентов дивидендов, которые по закону причитаются мистеру Карверу. Однако вы собирались те же самые пятьдесят процентов отдать мисс Анне Уэдерелл. Правильно?
– Да, именно так.
– Простите, но ваши намерения кажутся мне не вполне логичными, мистер Стейнз.
– Что же тут нелогичного? – удивился юноша. – Мне хотелось, чтобы Анне досталась доля Карвера.
– По какой причине?
– Да потому, что она заслуживала ее получить, а он заслуживал ее потерять, – объяснил Эмери Стейнз.
Снова раздался смех, на сей раз распространяясь все шире. Мади забеспокоился: он загодя предупреждал Стейнза, чтобы тот изъяснялся не слишком причудливо и поумерил бы дерзость.
Когда все наконец стихло, судья изрек:
– Я не считаю, мистер Стейнз, что вы обладаете исключительным правом судить, кто и чего заслуживает или не заслуживает. Будьте так добры в будущем ограничиваться только изложением фактов.
Стейнз разом посерьезнел.
– Понимаю, сэр, – проговорил он.
Судья кивнул:
– Продолжайте, мистер Брохэм.
Брохэм внезапно сменил тему.
– Вы отсутствовали в Хокитике свыше двух месяцев, – промолвил он. – Чем ваше отсутствие было вызвано?
– Стыдно признаться, но я пребывал под воздействием опиума, сэр, – сообщил Стейнз. – Я едва поверил ушам своим, узнав по возвращении, что прошло более двух месяцев.
– И где же вы находились?
– Сдается мне, бóльшую часть этого времени я провел в опиумной курильне в каньерском Чайнатауне, – отвечал Стейнз. – Но наверняка сказать не могу.
Брохэм помолчал.
– В опиумной курильне, – повторил он.
– Да, сэр, – подтвердил Стейнз. – Ее хозяина звали Су. А-Су.
К теме А-Су Брохэму возвращаться не хотелось.
– Двадцатого марта вас обнаружили в хижине, которая прежде принадлежала Кросби Уэллсу. Что вы там делали?
– Наверное, свой золотой клад искал, – предположил Стейнз. – Только у меня в голове все смешалось… мне нездоровилось… и я не мог вспомнить, где его зарыл.
– Когда у вас впервые возникла опиумная зависимость, мистер Стейнз?
– Впервые я попробовал наркотик ночью четырнадцатого января.
– Иначе говоря, той самой ночью, когда умер Кросби Уэллс.
– Так мне сказали.
– Любопытное совпадение, вы не находите?
– Смерть мистера Уэллса наступила от естественных причин, – тут же выступил с возражением Мади. – Не понимаю, почему совпадение с событием естественного характера воспринимается как важное.
– На самом деле, – напомнил Брохэм, – вскрытие показало наличие в желудке мистера Уэллса небольшого количества лауданума.
– Небольшого количества, – повторил Мади.
– Продолжайте допрос, мистер Брохэм, – велел судья. – Мистер Мади, сядьте.
– Благодарю вас, сэр, – обратился Брохэм к судье. И снова повернулся к Стейнзу. – Мистер Стейнз, как вы думаете, зачем мистер Уэллс выпил некое количество лауданума – не важно какое! – вместе с большим количеством виски?
– Возможно, чтобы заглушить боль.
– Боль какого рода?
– Это лишь предположение, – промолвил Стейнз. – Боюсь, я могу только гадать. Я не настолько хорошо знал привычки покойного, и в тот вечер меня с ним не было. Я просто хочу сказать, что лауданум часто принимают как болеутоляющее или как снотворное.
– Но только не в придачу к целой бутылке виски.
– Сам бы я, безусловно, не стал прибегать к подобному сочетанию. Но за мистера Уэллса я не отвечаю.
– Вы принимаете лауданум, мистер Стейнз?
– Только по предписанию врача, отнюдь не в силу привычки.
– И на настоящий момент такое предписание есть?
– На настоящий момент – да, – подтвердил Стейнз. – Но лауданум мне назначили совсем недавно.
– Как недавно, будьте так добры?
– Впервые мне прописали лауданум двадцатого марта, – сообщил Стейнз, – в качестве болеутоляющего и как средство для постепенного избавления от опиумной зависимости.
– Доводилось ли вам до двадцатого марта когда-либо покупать или приобретать иным способом склянку лауданума в аптеке Притчарда на Коллингвуд-стрит?
– Нет.
– В хижине Кросби Уэллса несколько дней спустя после его смерти был обнаружен пузырек с лауданумом, – сообщил Брохэм. – Вам известно, как он туда попал?
– Нет.
– Вы не знаете, страдал ли мистер Уэллс зависимостью от опиатов?
– Он был пьяница. Это все, что я знаю, – отвечал Стейнз.
Брохэм изучающе воззрился на него:
– Будьте так добры, расскажите суду, как вы провели ночь четырнадцатого января, по порядку и своими словами.
– Я встретился с Анной Уэдерелл в «Песке и самородке» около семи, – рассказал Стейнз. – Мы вместе выпили и после того вернулись ко мне домой на Ревелл-стрит. Я уснул, а когда проснулся – около половины одиннадцатого, наверное, – она исчезла. Я взять не мог в толк, почему она убежала так внезапно, и отправился ее искать. Пришел в «Гридирон». За стойкой никого не было, на лестничной площадке – тоже, дверь ее номера наверху оказалась незапертой. Вошел, вижу – она на полу лежит, а вокруг нее расставлены трубка, лампа и смола. Ну вот, добудиться ее я не смог, а пока ждал, чтобы она очнулась, я опустился на колени рассмотреть приспособления. Прежде я к опиуму не притрагивался, но всегда мечтал попробовать. Есть в нем некая мистика, понимаете, и дым такой густой, такой красивый. Ее трубка еще не остыла, лампа все еще горела, и все казалось… ну, самой судьбой подготовлено специально для меня. Я подумал, дай-ка отведаю. Анна казалась такой невыразимо счастливой, даже улыбалась во сне.
– Что было дальше? – спросил Брохэм, едва Стейнз умолк.
