Евгений Сухов - Марьяжник
Орлов отвесил легкий полупоклон и первым ретировался из кабинета. За ним последовал и Михайлов.
Головацкий вынул изо рта потухшую сигару, бессмысленно посмотрел на нее, потянулся было за спичками, но в последний момент передумал. Сигара плавно приземлилась на краешек пепельницы, стоящей на подоконнике. Матвей Евграфович поднялся и задернул шторы. Кабинет погрузился во мрак. Профессор прошел к двери, открыл ее и спустился на первый этаж. Супруга его, Ульяна Дмитриевна, оторвалась от журнала и подняла глаза на Матвея Евграфовича. Озабоченное выражение лица профессора не ускользнуло от ее взгляда.
– Что случилось, Матвей?
Головацкий огляделся по сторонам в поисках дога, но пес, как назло, куда-то запропастился. Матвей Евграфович мог припомнить, что видел последний раз любимого своего питомца не менее полутора часов назад. Общество дога, как это ни парадоксально, было бы сейчас предпочтительнее для Головацкого, нежели общество Ульяны Дмитриевны, которая, по существу, не интересовалась ничем, кроме модных заграничных журналов и городских сплетен. Профессор недовольно поморщился, но все же опустился рядом с супругой на диванчик. Ульяна Дмитриевна покорно сняла босые ноги с подлокотника, освобождая Головацкому место.
– Ты выглядишь мрачнее тучи, дорогой. Это из-за того дела, которым ты сейчас занимаешься? Те господа, что… Они уже ушли?
– Ушли, – Матвей Евграфович оставил без внимания первый вопрос супруги.
Но Ульяне Дмитриевне, похоже, наскучило одиночество, и она была совсем не прочь поговорить с мужем.
– Расскажи мне, в чем дело, Матвей, – она переместила раскрытый журнал на столик, подвинулась ближе к Головацкому и осторожно запустила тонкие пальчики в седую непослушную шевелюру супруга. – Я ведь знаю, как тебе иногда необходимо выговориться. Я ничего не понимаю в твоих делах, и советчик из меня – никудышный, но, выговорившись, ты сам сумеешь найти решение. Сумеешь выйти из тупика.
Головацкий тяжело вздохнул. В словах Ульяны Дмитриевны, бесспорно, было зерно истины. Так уже было не раз. Он говорил, она молча слушала, а затем в сознании Матвея Евграфовича словно вспыхивало что-то… Какая-то ниточка, которую он в слепоте своей не видел прежде, но теперь, увидев, понимал: достаточно только потянуть за нее и…
– В этом деле немало загадок, – начал Матвей Евграфович, прикрыв единственный свой зрячий глаз. – Очень много странного и необъяснимого. Преступник хитер и ловок. Однако я уверен, что, как минимум, три несчастных случая – это в действительности убийства. И они определенно должны быть связаны между собой. Должны! И они связаны. Другое дело, что пока у меня нет ровным счетом ничего, кроме разрозненных догадок. И человек… Да-с…
Матвей Евграфович замолчал, и Ульяна Дмитриевна вынуждена была спросить:
– Что за человек, Матвей?
Головацкий открыл глаз. Она внимательно смотрела на него, внимательно слушала, профессор чувствовал ее легкое дыхание на своей правой щеке. Он уже намеревался было продолжить, но что-то остановило Матвея Евграфовича. Слова так и застряли в его горле.
– Я не знаю, – через силу улыбнулся он. – В том-то и дело, душенька, что я ничего не знаю. Да-с… А знать бы хотелось. Определенно хотелось. Кстати, ты уже ужинала?
Резкая перемена темы немного озадачила Ульяну Дмитриевну.
– Нет… Я ждала тебя.
– Вот и славно, душенька, вот и славно, – Матвей Евграфович машинально поправил выбившийся локон из прически супруги, а затем решительно поднялся на ноги. – Я скажу Глафире Карловне, чтобы она подавала немедленно.
Мысли профессора так и остались не высказанными вслух.
* * *– Потолкуем? – Михайлов небрежным жестом швырнул на стол золотой.
Глаза массивного широкоплечего мужчины с двумя сильно выпирающими передними зубами алчно блеснули. Он даже не взглянул на подсевшего к нему человека. Все его внимание сосредоточилось на блестящей монете. Михайлов слегка щелкнул пальцами, напоминая завсегдатаю трактира «Кувалда» о своей скромной персоне.
«Кувалда» была уже третьим по счету заведением из семи, располагавшихся в относительной близости от пересечения Никитинской и Васюкова. В двух первых Егор не сумел раздобыть никакой информации о невысоком мужчине, прихрамывающем на левую ногу. Ни в тот злополучный вечер, ознаменованный трагической гибелью губернского чиновника Сербчука, равно как и в никакой иной, никто не видел человека, схожего с описанным Кондором. Впрочем, Михайлов и вел расспросы без всякой надежды на успех. Он лишь выполнял четкие инструкции профессора Головацкого…
Мужчина с двумя выступающими передними зубами сумел-таки оторваться от предложенных Егором денег и поднял глаза на своего визави. Михайлов открыто улыбнулся:
– Ты тут каждую ночь, приятель?
Это был стандартный вопрос, с которого Егор начинал общение с трактирными завсегдатаями. Причем он вовсю старался сойти среди этого контингента за своего. Получалось не очень убедительно, а потому и приходилось заинтересовывать собеседников звонкой монетой. Вот как сейчас.
– Ну, каждую не каждую, а бываю частенько, – невразумительно ответил мужчина. – Меня тут каждая собака знает. Фрол.
Он протянул Михайлову руку, и Егор пожал ее чуть поспешнее, чем следовало. Человек, представившийся Фролом, выразительно хмыкнул. В таких местах, как трактир «Кувалда», выражать столь открыто свои эмоции было не принято. «Свои» так не поступали. Но Фролу, видимо, сегодня было наплевать на условности. Он находился в изрядном подпитии, а следовательно, и в прекрасном расположении духа. Михайлов запоздало понял, что погорячился с предложением золотого. Фрол и без того мог рассказать все, чего бы ни пожелал собеседник.
– Егор, – представился он в свою очередь и тут же вернулся к прерванной теме разговора: – А минувшей ночью был здесь?
– Вчерась, что ли? – переспросил Фрол.
Михайлов кивнул.
– Ну, так бы сразу и говорил! А то «минувшей»! И где только словечек таких мудреных понабрались. Ну, был я тут вчера, был. И кто тебя интересует, мил человек? Тока сразу предупреждаю, на хороших людей я ни в жисть доносить не стану.
Фрол хоть и был в подпитии, но сразу понял, что незваный гость подсел к его столику неспроста. Михайлов это отметил. Тем лучше. Открытый разговор без разного рода экивоков и околичностей его и самого устраивал.
– Меня интересует один человек, – Егор склонился над столиком так, чтобы его слова были слышны только Фролу, и никому больше. – Невысокий, плотного телосложения. Лет сорока. Прихрамывает на левую ногу. Одет предположительно в черное пальто и котелок. Был здесь такой?
Фрол вновь покосился на лежащую между ним и Михайловым монету.
– И что, неужто за то, чтобы узнать это, золотой готов отдать? – не без сарказма бросил он.
– Готов.
Фрол потянулся к монете, но Михайлов поспешно накрыл ее ладонью.
– Так как насчет того человека? – напомнил он.
Завсегдатай «Кувалды» неспешно налил себе новую порцию, выпил и промокнул губы рукавом мятого сюртука.
– Был вчера тут такой, – спокойно изрек Фрол. – Часа в три ночи.
Михайлов подозрительно прищурился и руки с золотого не убрал. За деньги такие, как Фрол, могут сообщить тебе все, что угодно. Даже то, чего и не было вовсе. А потому он намеренно с самого начала не выдал всех примет интересующего его человека.
– Опиши его.
Фрол плеснул в стакан новую порцию вина. Несколько красных капель, похожих на кровь, скатились по его указательному пальцу.
– Ну, все, как ты и сказал только что, – нехотя протянул он. – Невысокий, плотный. Лицо у него такое смуглое. Глаза раскосые. Сам прихрамывает, и одет в точности так же, как говоришь. Тока это… Саквояжик у него еще был. Малиновый, кажись.
Сердце Михайлова учащенно забилось. Неужели есть? Неужели все-таки повезло ему в третьем по счету трактире? Был, значит, минувшей ночью на Никитинской тот же самый тип, что у Кондора на прошлой неделе кокаин покупал. И этот же человек предположительно последним видел в живых генерала Корниевича. И время… Время, в которое видел в «Кувалде» Фрол невысокого мужчину в котелке, приблизительно совпадало со временем гибели Сербчука.
– В три часа, говоришь, тут был? – уточнил на всякий случай Егор.
Фрол поднял стакан на уровень глаз и сосредоточенно изучал его содержимое, то так, то эдак поворачивая к свету.
– Где-то так. Пришел он чуть раньше, конечно. Ну, может, без четверти три. У меня-то самого часов нет. Я, вона, по количеству выпитого соображаю. Как сморит меня, значится, рассвет близок, – с этими словами Фрол выпил. – Но где-то без четверти три…
– А что делал этот человек?
– А что все тут делают? – вопросом на вопрос ответил завсегдатай «Кувалды». – То и он делал. Выпил, погрелся и пошел себе с богом. Вон за тем столиком он сидел. Точно помню.
Фрол указал рукой направление, но Михайлов не обернулся.
