Жильбер Синуэ - Сапфировая скрижаль
Фра Альварес поспешил принять самый смиренный вид.
— А список вы мне принесли? — спросил Торквемада.
— Вы имеете в виду приговоров? Конечно. Он у вас в руках. Это три последние страницы.
Великий Инквизитор погрузился в изучение списка.
Мария Ривера, 75 лет, уроженка Хаэна, проживающая в Толедо, вдова Мельхиора Торреса. Еретичка — отступница, упорствующая иудейка, соблюдающая заповеди Моисея. Не раскаялась. Удавлена и сожжена 28 апреля 1485 года.
Каталина Пинедо, 50 лет, уроженка Мадрида, проживающая в Берланге, жена Мануэля де ла Пенья (оный в бегах и разыскивается Инквизицией за иудаизм). Обращена в 1475-м, но вновь погрязла в грехе. Удавлена и сожжена 28 апреля 1485 года.
Брат Иосиф Диас Пимиента, уроженец Сеговии, брат ордена Милосердия, эконом. Лишен сана и предан суду как упорствующий иудей, еретик и последователь ереси, ложно покаявшийся; не раскаялся, но вернулся к нашей святой вере накануне казни.
Абен Баруэль, 75 лет, уроженец Бургоса, торговец тканями, проживающий в Толедо. Обращен в 1478 году. Снова вернулся к иудаизму, убежденный, упорствующий, не раскаявшийся, продолжал упорствовать даже после оглашения приговора. Передан светским властям, связан по рукам и ногам и сожжен.
Томас нахмурился.
— Абен Баруэль… Любопытно. Согласно протоколу, он обратился в истинную веру в 1478 году.
— Да, совершенно верно. Что вас удивляет?
— Вы же знаете, что когда эти люди обращаются в истинную веру, то спешат взять христианское имя. А в данном случае это не так.
Фра Альварес равнодушно пожал плечами:
— Это лишь доказывает, что в глубине души он никогда не верил в свое обращение и что… — Он вдруг замолчал и хлопнул себя по лбу. — Чуть не забыл! Вы позволите?
Он встал и взял досье, которое передал Великому Инквизитору. Быстро перелистал его, пока не нашел искомое.
— Вот! — воскликнул он, протягивая бумагу Торквемаде.
— И что это?
— Когда фамильяры пришли в дом этого Абена Баруэля, они обыскали все помещения, как и должно, в поисках улик, подтверждающих обвинение. И обнаружили этот документ. Не сочтите за труд ознакомиться. Вот увидите, это довольно любопытно.
ТРЕТИЙ ГЛАВНЫЙ ЧЕРТОГ
Да славится И. Е. В. Е. в царствии его.
Имя есть 4.
И в это мгновение открыл он уста свои и сказал: придет час, когда отринут дракона, дьявола или сатану, как его называют, искусителя всего мира, сбросят на землю и ангелов его вместе с ним! Этого окаянного!
Множество имен у него, и в то же время одно:
Имя наложницы пророка. Имя женщины, о которой Посланец сказал: Нет сына Адамова, коего не коснулась бы рука демона в миг рождения. Лишь она и сын ее — исключение. И наконец имя изверга, торговца власяницами.
Но, увы, целое стоит не больше раба. Так как напоминает того, кто, когда низринулся, расселось чрево его и выпали все внутренности его.
На берегу, что между двумя колючками саадана — Джанной и Адом, — спрятал я 3. Он у подножия янтарных слез, выше господина, жены его и сына.
И внизу страницы подчеркнуто название города. БУРГОС
— В жизни не читал столь запутанного и непонятного текста. Вот отличный образчик безумия этих ересиархов. Что это за белиберда?
— Увы, представления не имею. Наши люди сообщили мне, что марран крайне огорчился, когда увидел, что этот листок попал к нам в руки. Вот и все.
Инквизитор вернул листок собеседнику.
— Сохраните его. Но, по-моему, это всего лишь писанина одержимого злом создания. Вы ведь не хуже меня знаете, насколько извращены эти существа.
— Слепцы, вот они кто! Араб уверен, что Бог — араб. Марран убежден, что Бог — еврей. И когда они только поймут, что Бог может быть только христианином?
— Нет, — возразил Торквемада, — вы тоже ошибаетесь. Его собеседник внезапно резко побледнел.
— Что… Что вы хотите сказать?
На губах Великого Инквизитора появилась кривая улыбка. Он прошептал:
— Господь — испанец, фра Альварес. Испанец.
ГранадаШейх ибн Сарраг схватил Эзру за грудки и потряс с такой яростью, что раввин рисковал рассыпаться и кучкой упасть на пол.
— Еврейская собака! Негодяй! Мушиный помет! Твоя мать переспала со скорпионом, чтобы породить тебя!
Ошарашенный Самуэль потерял дар речи. Его парализовал ужас. Некоторое время тому назад араб в совершенном бешенстве с вытаращенными глазами ворвался к нему в дом.
Раввина встряхнуло еще раз, сильнее, чем прежде, он почувствовал, что летит назад, и впечатался спиной в стену.
— Вы с ума сошли!
— Вор! Мерзавец! — Вор?
— Мне хорошо знакомо ханжеское поведение людей вашего толка! Они говорят тебе «мы верим», а когда возвращаются к себе, то локти кусают от злости на тебя!
— Сура третья, айат сто девятнадцатый, — промямлил Эзра.
— Заткнитесь! — Араб возвел очи горе. — И он еще смеет цитировать священную книгу! — Он снова схватил Эзру и рывком поставил на ноги. — Вы мне сейчас же вернете мои Чертоги!
— Какие Чертоги? О чем вы?
— Перестаньте юлить, иначе, клянусь Аллахом, я вам глотку перережу! Нет, лучше: выдам вас фамильярам Инквизиции! Я требую немедленного возврата той части плана, что принадлежит мне по праву и которую вы у меня украли вчера вечером!
Эзра нашел в себе силы возразить:
— Да вы спятили! Я ничего не брал!
— Лжец!
— Вы хотите сказать, что я, после того как мы с вами вчера расстались, снова вернулся ночью и пролез в дом, чтобы… Вот теперь нет никаких сомнений: вы спятили!
— Вы продолжаете все отрицать?!
— Да, шейх Сарраг! Я отрицаю! Я вообще из дома не выходил. Хотите верьте, хотите нет, но мне и в голову не приходило вас обокрасть.
— Жулик!
— Нет! Артритик!
Араб изумленно уставился на него:
— А это тут при чем?
— Отпустите меня, и все поймете. Ибн Сарраг выпустил раввина.
Едва освободившись, Эзра протянул ему руки.
— Смотрите…
Пальцы старого раввина были деформированы и скрючены. Все пальцы, от большого до мизинца, поразил сильнейший артрит.
— И как, по-вашему, такими руками можно взломать дверь и рыться где бы то ни было?! Да я всю ночь натирал руки эвкалиптом и бальзамом и корчился от боли!
Довод явно попал в цель, поскольку Сарраг замолчал, внимательно изучая изуродованные пальцы раввина. Борясь с собой, он наконец все же спросил, сдаваясь:
— Если не вы, тогда кто же?
Раввин, рассерженный донельзя, привел одежду в порядок.
— Тут уж вы слишком много от меня хотите!
— Вы что, не поняли? Это очень важно! Теперь кто-то завладел Чертогами Баруэля!
— Чем вы занимались после моего ухода? Отвечайте!
Шейх рухнул на ближайший стул.
— Я работал с рукописью, пока усталость меня не одолела. Опасаясь вас — вполне естественное чувство, вы согласны? — я решил спрятать рукопись. И, увы, не нашел ничего лучшего, как засунуть ее за книги на полке в кабинете.
— Блестяще…
— Ой, да будет вам! Избавьте меня от вашего сарказма…
— Да мой сарказм и близко не соответствует вашей глупости! Из-за вас у нас больше нет ни малейшего шанса отыскать Скрижаль. Без ваших фрагментов мы никогда не сможем разгадать загадки. Почему, Абен? — гневно вопросил он. — Ну почему ты доверился этому племени?
— Хватит! Я далеко не такой безрассудный, как вам кажется! Представьте себе, что в тот же день, когда сын Баруэля доставил мне Чертоги, я мгновенно осознал их важность и сделал копию. И эта копия по-прежнему у меня. Как и сопроводительное письмо.
На лице раввина тут же появилось облегчение.
— Хвала Всевышнему!
— Как видите, это племя не такое уж бестолковое, как вам кажется!
— Расскажите мне самым подробным образом, что вы делали после того, как спрятали Чертоги.
— Я запер дверь на два оборота и поднялся в спальню. Утром, как только встал, первым делом пошел за рукописью. Она исчезла!
Эзра не сдержал резкого смешка.
— Эта трагедия вас веселит!
— Нет, меня веселит, что у вас полностью отсутствует способность к дедукции. Дверь была цела, как я понял?
— Да.
— И вы сказали себе, что я смог проникнуть в ваш кабинет, не взломав дверь. Должно быть, по мановению волшебной палочки отыскав ключ? Я раввин, шейх ибн Сарраг, а не чародей.
— Хорошо-хорошо, приношу вам свои извинения.
— На вашем месте я бы поискал виновного в собственном доме. Только кто-то из ваших близких мог наблюдать за нами и слышать наш разговор. Только он имел возможность проследить за вами, когда вы прятали рукопись Абена, только он мог раздобыть ключ от вашего кабинета. Это же совершенно ясно.
Сарраг нервно потеребил бороду.
— Это невозможно. Меня окружают лишь доверенные люди. Две мои супруги, пятеро детей. И Сулейман, мой слуга. Спешу заверить вас — если вы вдруг подумали на него, — что он вне всяких подозрений, к тому же слишком глуп, чтобы понять хоть что-то из наших с вами разговоров.
