Эдуард Хруцкий - Полицейский
Ах, как упоительно пахло здесь медовым табаком, кожей и одеколоном. Почти весь первый этаж занимал табачный отдел, здесь, как ружья в пирамиде, переливались на свету глянцевые бока курительных трубок, здесь в кожаные футляры был насыпан «Кептон» и «Эринмоор». В углу был оборудован курительный салон, обтянутые дорогой кожей диваны и кресла, большой круглый стол, рядом с которым вздрагивал синеватый огонь газовой горелки. В центре зала, за изящным бюро сидел помощник управляющего. Человек лет тридцати — тридцати пяти, безукоризненно одетый, с прямым пробором. Он увидел Литвина и определил сразу, что это не потенциальный покупатель, он, пожалуй, даже точно высчитал, кто этот молодой человек в штучных брюках и пиджаке из магазина братьев Кропотовых. Но была в посетителе некая презрительная уверенность, свойственная людям, облеченным властью.
Поэтому помощник управляющего, который слыл предметом подражания для всего столичного полусвета, поднялся и пошел навстречу Литвину.
— Чем могу? — Он наклонил безукоризненный пробор. Литвин достал значок.
— Я понял. — Помощник управляющего еще раз внутренне похвалил себя за прозорливость. — Чем могу? — Кто у вас в конфекции работает?
— Пал Палыч Снежков. А что такое случилось? Наш магазин… Репутация фирмы… Может, пройдемте в кабинет управляющего?
— Не нужно. Репутация вашей фирмы останется незыблемой. Это несколько иное дело. Где бы я мог поговорить с господином Снежковым? — Желаете подняться на второй этаж? — А может, где-нибудь в другом месте? — Извольте. На складе, тихо и никто не помешает. — Пожалуй.
В темном помещении, заставленном ящиками, едва помещался невесть как сюда попавший измызганный павловский стол на гнутых ножках. На нем медный чайник, на газете был накрошен рафинад, стояли кружки с почерневшими орлами. На складе пахло иначе, рогожками, струганым деревом, самоварным дымком. Да и помощник управляющего здесь вдруг стал иным, словно стянул с себя, будто с лошади, английскую попону.
— Как прикажете величать вас? — поинтересовался он.
— Орестом Дмитриевичем. — Литвин опустился на табуретку, снял котелок.
— А меня Алексеем Степановичем. Чайку не желаете? — С удовольствием.
— Сейчас распорядимся и английский бисквит на закуску.
Они только начали пить чай, как появился господин Снежков. Как же не годились английская визитка, стоячий воротничок, темный галстук и полосатые брюки этому типичному охотнорядскому приказчику, созданному для шитой рубахи, поддевки и лакированных сапог.
— Вызывали-с, Алексей Степанович?
Помощник управляющего поставил стакан, помолчал немного и ответил важно:
— Вот, Орест Дмитриевич из сыскной тобой интересуется. Чего натворил?
— Помилуйте, — Снежков стремительно побледнел, — мы, вы же знаете, завсегда законы блюдем…
— Ладно, — милостиво махнул рукой Алексей Степанович, — дело казенное к тебе у Ореста Дмитриевича.
— Присаживайтесь, Снежков. — Литвин достал фотографию. — Знаком вам этот человек?
— А как же-с, — радостно закричал Снежков, — приджак-с «Челендер», рост пятый, полнота шестая-с. Материал твид, без тесьмы-с.
— Так это вы пиджак признали, господин Снежков, а мне человек нужен.
— Так я и говорю. Их трое приходили, этот господин, ас ним еще двое. Купили всего по две смены. Пиджаки, туфли, галстуки, сорочки, пальто. Даже каучуковые плащи-макинтоши взяли. — А платили как? — перебил его Литвин. — Золотом, империалами значит.
— Они одежду забрали сами или попросили доставить по адресу?
— А тут сказать не могу. Они к немцу на подгонку пошли. — К какому немцу?
— У нас подгоняет костюмы представитель от фирмы мистер Джонс. — А позвать его можно?
— Конечно. Снежков, позови мистера Джонса.
Ну, что ж. Пока Литвин узнал уже достаточно много. Трое купили два полных комплекта одежды. Рассчитывались наличными. И не просто ассигнациями, а золотом. Значит, в город приехала шайка. То, что это была шайка, Литвин больше не сомневался.
На склад ввалился огромный рыжий человек, скорее похожий на матроса, нежели на портного. Он словно клещами сдавил руку Литвину, хлопнул его по спине и что-то сказал по-английски.
— Вообще-то, он не любит полицейских, — невозмутимо перевел Алексей Степанович. — Скажите ему, что я тоже их не люблю. Алексей Степанович перевел, и мистер Джонс вновь одобрительно хлопнул Литвина по спине, да так, что у того зазвенело в голове.
— Спросите его, знает ли он этого человека. — Литвин достал фотокарточку.
— Он его знает, — перевел помощник управляющего. Англичанин продолжал говорить. — Он говорит, что вещи он отправил в гостиницу. — В какую? — Литвин вскочил.
— Это в книге записано, — перевел Алексей Степанович.
Через минуту Литвин знал, что вещи были отправлены в гостиницу «Гранд-Отель» на улице Гоголя. Что господа: Закряжский, Волович и Богомолов занимали два номера — первый и второй. Литвин знал, эти номера самые дорогие и стоят двадцать два рубля в сутки. Но жили они там месяц назад, о чем сказал ему портье, и съехали, не оставив адреса.
Литвин позвонил в участок и отправил в «Гранд-Отель» околоточного с фотографией, нужно было определить фамилию убийцы.
Агент наружного наблюдения Верный взял объект у выхода из сыскной полиции и опять проводил до дверей дома. Если так пойдет и дальше, то работать с таким объектом одно удовольствие. Из дома на службу, со службы домой. Уже начало смеркаться и зажгли фонари, когда к подъезду подкатило длинное темное авто. Слава Богу, что он-то не дурак, за углом экипаж припасен. Там пара казенных, похлеще любого мотора. Так оно и есть, из подъезда объект появился, уселся в авто и поехал.
Хотя улицы были пустые, но механик, затянутый в кожу, управлявший мотоколяской, не торопился. Машина неслышно бежала по набережной, распугивая клаксоном прохожих. Миновав здание Технологического института, авто свернуло к Фонтанке и остановилось, не доезжая знаменитой Вяземской лавры.
Агент наружного наблюдения Верный много слышал об этом знаменитом месте. Лаврой назывался огромный проходной двор, выходивший одним концом на Фонтанку, другим — к Сенной площади. Двор был застроен двухэтажными корпусами, забитыми шулерами, налетчиками, карманниками, проститутками. Вся столичная шпана слеталась в его темные закоулки. Здесь были игорные притоны с беспощадными правилами, здесь скупалось краденое, здесь в чистых комнатах ночлежки Титовой собирались деловые, обсуждая будущие налеты, здесь сводились счеты, и трупы уплывали по канализационным стокам в Фонтанку. Сюда не заходила полиция. Случайный прохожий, попавший по ошибке в этот двор в сумерки, рисковал остаться голым в лучшем случае.
Обычно таким в участке говорили, что им крупно повезло. Редко кто чужой выходил живым из лабиринтов Вяземской лавры.
Агент наружного наблюдения Верный много слышал, но не знал до конца всей правды об этом замечательном месте. Если бы он знал, то наверняка бы не полез за объектом в зловонные арки.
Объект шел спокойно, словно не в Вяземскую лавру заходил, а в ресторан «Сиу» на Островах. Это и притупило бдительность Верного, привыкшего иметь дело совсем с иным контингентом. Политические — народ, в основном, тихий и обходительный. Он успел сделать несколько шагов, как на голову ему обрушилось нечто напоминающее стену, и он потерял сознание.
Бахтин услышал шум за спиной, обернулся, но увидел только, как мелькнули неясные тени на фоне освещенной фонарем улицы.
Что поделаешь! Лавра есть лавра. Как полицейский, то есть человек, которому поручено охранять общество, он понимал всю преступность существования подобных домов. Столичная пресса после каждого шумного убийства в этом квартале начинала бешеную кампанию против полиции. Но просвещенная либеральная общественность, корящая полицейских взятками, не могла даже представить, какие высокие имена поднимались на защиту лавры. Присяжные поверенные, произносящие на всевозможных банкетах и собраниях спичи в защиту морали и закона, не знали, что закон этот бессилен перед Манусами, Рубинштейнами, Воейковыми и Мещерскими. Лавра давала кому-то ежедневный огромный доход. Часть его оседала в Царском Селе, банковских конторах, правительственных учреждениях.
Построенные в середине прошлого века, эти дома стали не просто доходными, а сверхдоходными. Все, что запрещалось в столице, было здесь: малолетние проститутки, мальчики-гомосексуалисты, знаменитая гусарская рулетка, опиум, игорные притоны. Мало кто из полицейских мог безбоязненно зайти сюда. Но Бахтин мог. И право это он заслужил физической силой, личным бесстрашием и справедливостью, все эти качества особенно высоко ценились у уголовников.
Много чего произошло за время его службы в этих домах. И стрелять ему приходилось, и бить. И сам был стрелян, резан и бит. Такая уж служба была у полицейского чиновника Бахтина. И теперь он шел в лавру, зная точно, что сюда уходят концы всех преступлений Петербурга.
![Эдуард Хруцкий - Полицейский [Архив сыскной полиции]](/uploads/posts/books/165712/165712.jpg)
