Клод Изнер - Дракон из Трокадеро
Когда Мэтью было шесть лет, отец, овдовев, поместил его в работный дом. Коротко стриженный, облаченный в бумазейные обноски, превратившийся в маленького каторжника, он провел детство, по четырнадцать часов надрываясь на мануфактуре по производству корабельных снастей. Изголодавшись и растратив последние силы, устав от побоев за малейшую провинность, весенней ночью накануне своего двенадцатого дня рождения он бежал и после долгих скитаний добрался до Ливерпуля. А там – впервые увидел порт.
Может, за этим обширным пространством, усеянным лесом мачт, его ждала Обетованная земля? К каким неизведанным краям направляются эти корабли, паруса которых надувает ветер? Бомбей, Кейптаун, Шанхай, Сидней? От свободы исходил запах йода, пряностей и смолы.
Мэтью Уолтер редко вспоминал прошлое. Хладнокровный, грамотный, лишенный любых моральных устоев, наделенный развитыми аналитическими способностями, он с честью выходил из самых опасных передряг. Одиночка, не знающий ни стыда ни совести, но действующий неизменно эффективно и наверняка. В свои сорок два года он кем только не был и теперь готовился в очередной раз сменить образ жизни.
Уолтер взял лист бумаги с расписанными на нем этапами реализации проекта. Он прибыл в Париж две недели назад, и неожиданный поворот, который приняли события, ничуть не нарушил его планов. Еще несколько дней потерпеть – и взлелеянная мечта станет действительностью.
Глава седьмая
Среда, 25 июля, утро
Это была не книжная лавка, а зал ожидания на каком-нибудь вокзале, – тут постоянно толклись клиенты, отнюдь не благоприятствуя конфиденциальному разговору с Виктором Легри. Заняв наблюдательный пост на тротуаре и натянув на глаза шляпу, Фредерик Даглан вглядывался в тени, мелькавшие за витриной, на которой красовалась надпись:
«ЭЛЬЗЕВИР» СОВРЕМЕННЫЕ И СТАРИННЫЕ КНИГИ Партнеры Мори, Легри и Пиньо Улица Сен-Пер, 18 Часы работы: понедельник-суббота С 8 ч 30 мин до 18 ч 30 минТем хуже, придется бить копытом от нетерпения до тех пор, пока все эти зануды не уберутся восвояси. Он вытащил из кармана платок и приложил его к носу, чтобы уберечься от тошнотворного запаха. Поскольку воду отключили, канализация с самого утра не функционировала и Париж заполонило зловоние.
«Город превратился в сплошную выгребную яму, – подумал Фредерик. – Гляди-ка, японец. Может, это и есть знаменитый Кэндзи Мори? А одежка-то на нем не очень».
Спор между Рафаэллой де Гувелин и Хельгой Беккер был настолько ожесточенный, что появление Ихиро Ватанабе осталось практически незамеченным. Облегченно вздохнув, он проскользнул к винтовой лестнице и уселся на ступеньку.
– А я вам говорю, что Французская академия определилась в пользу женского рода!
– Это просто смешно! Ни за что не соглашусь называть автомобиль «автомобилью»! Я всегда называла это транспортное средство «автомобилем» и от своего ни в жизнь не отступлюсь.
– В таком случае возьмите на вооружение термин «пыхтелка», он в точности передает шум, производимый двигателем этого адского механизма!
После расторжения помолвки с ее дорогим Вильгельмом характер Хельги Беккер напрочь испортился. За четыре дня до свадьбы сей торговец моторизованными транспортными средствами из Франкфурта, внезапно потеряв всякое желание вводить в свой тихий, спокойный дом трещавшую без умолку женщину, решил остаться холостяком. Она грозно взмахнула рукой, сделала глубокий вдох, извлекла из сумочки серебристый портсигар и поднесла к губам сигарету.
– Вы курите! – воскликнула Рафаэлла де Гувелин.
– Да, это меня успокаивает, ведь проголосовать обсуждаемый вопрос мы не можем. Графиня де Парис в плане курения может посоревноваться с целой казармой пожарных, а покойная императрица Австрии ежедневно выкуривала по шестьдесят сигарет, не считая пары-тройки толстых сигар!
– Как! Несчастная Сисси? Ни за что не поверю.
– Тем не менее, это чистая правда.
– Как вам будет угодно, фройляйн Беккер, – изрек Кэндзи Мори. – Однако в моем заведении это запрещено. Вы, может, не обратили внимания, но здесь нас со всех сторон окружает бумага, а она – материал легковоспламеняющийся.
Рафаэлла де Гувелин испуганно подхватила своих обожаемых собачек, Белинду и Херувима, и хотела было уйти, но столкнулась со своей неразлучной Матильдой де Флавиньоль, решившей выступить в ипостаси миротворца.
– Я слышала, что двое жителей Вены, торговец и владелец кафе, решили отправиться в Париж pedibus cum jambis[39]. Причем каждый из них собирается катить перед собой пустую бочку емкостью семь гектолитров и весом в сто килограммов. В день они намереваются преодолевать от двадцати пяти до тридцати километров. Если им удастся осуществить задуманное, они получат пять тысяч крон.
– Это, господин Мори, очень обрадует вашего друга, большого любителя статистики, – едким тоном бросила Хельга Беккер, показывая на Ихиро Ватанабе, скорчившегося у подножия винтовой лестницы. – Лично мне до этого нет никакого дела.
Затем спрятала портсигар и добавила:
– На кой мне сдались какие-то австрийцы?
Кэндзи предпочел остаться глухим к ее словам и продолжил выкладывать на прилавок экземпляры «Камо грядеши»[40].
Виктор игнорировал и влюбленные, игривые взгляды мадам де Флавиньоль, и ее кремовый шарф, вышитый вершинами Тарарских[41] гор, и саму даму, без конца развязывавшую его и завязывавшую снова, чтобы привлечь к себе внимание. Он усиленно делал вид, что всецело поглощен царапиной, которую щетка Мели Беллак оставила на бюсте Мольера, восседавшем на каминной полке. Вооружившись кистью и обмакнув ее в белой краске, он потихоньку закрашивал страшное оскорбление, нанесенное парику господина Поклена[42].
В лавку с торжествующим видом ввалился Жозеф. Потрясая зажатой в руке газетой, он тут же ринулся к шурину. Кисть скользнула по затылку Мольера и оставила на нем кривую загогулину.
– Взгляните! Это первая полоса «Паспарту». «УБИЙСТВО В ОДНОМ ИЗ ОТЕЛЕЙ ТРОКАДЕРО». Интуиция вас в очередной раз не подвела! Ихиро был прав, его кузена действительно убили. Жертву в Трокадеро умертвили аналогичным образом. На сей раз речь идет об англичанине, некоем Энтони Форестере. Когда одна из горничных увидела этого типа, пронзенного стрелой с красным оперением, ее охватил страх, какого она в жизни не испытывала. Он лежал в ванной. Догадываетесь, кому из полицейских поручено вести дело?
– Огюстену Вальми! – ни с того ни с сего закричали хором Рафаэлла де Гувениль, Хельга Беккер и Матильда де Флавиньоль.
Кэндзи бросил украшать прилавок, сжал губы, посмотрел на пораженное лицо Ихиро и бросился к нему.
– Не сходите с ума, это всего лишь совпадение, к этим убийствам вы не имеете никакого отношения.
– Подумать только! Вчера вечером я отправился на работу, а вечером вернулся сюда! У меня нет сил, в меня выпустят стрелу, и она вонзится мне между лопаток, я в этом уверен!
– Вы и так целыми днями носа не кажете из комнаты, которую предоставил в ваше распоряжение Виктор. Но ведь вечером вам в ней оставаться не обязательно!
Ихиро втянул голову в плечи. Если он потеряет работу, то навсегда лишится денег на квартиру, рис, чай и мелкие расходы. Он медленно поднял лицо и неподвижно уставился на Кэндзи.
– Я нашел решение на тот период, пока полиция не найдет виновного.
– Да? Что же это за решение?
– Мне нужно найти замену. Предпочтительно японца. Мы обрядим его в мою одежду.
Удивление Кэндзи тут же уступило место возмущению.
– Я отказываюсь! Категорически!
– У вас будет право посмотреть спектакль. Актриса Сада Якко очаровательна, ее пантомима приведет вас в совершеннейший восторг. Что же до Лои Фуллер, то ее покрова, окрашиваемые в разные цвета электрическими прожекторами, вызывают душевный подъем.
– И речи быть не может.
– Мори-сан, бесценный мой друг…
– Кэндзи! Могу я с вами поговорить? – спросил Виктор.
– Одну минуту.
Кэндзи схватил большой конверт со своим последним приобретением – ксилографией Тории Киёнага[43], живописавшей общественные бани изнутри, которую он намеревался подарить Джине, когда она проснется. Любопытство Ихиро его настораживало.
– Этот человек сведет меня с ума, – проворчал он.
– Если вы хотите от него избавиться, предоставьте все мне. Полагаю, вы слышали?
– Да-да, отель рядом с Трокадеро, стрелой убили человека. Бегите уж, но если Таша и Айрис узнают – вам несдобровать. «Учуяв кровь, кошка не может скрыть вожделения», – гласит поговорка.