Эрик Джиакометти - Братство смерти
— Но почему…
— Я всего лишь выполняю свой долг. Ты не сможешь понять.
До потолка оставалось всего лишь сантиметров десять. Марка подсчитал, что через одну-две минуты вода поднимется до самого верха и он утонет. Он видел только один выход: смерть.
24
Париж, остров Сите, 14 марта 1355 года
Смерть. В тот момент, когда Никола Фламель переступал через порог этого зловонного логова, он подозревал, что встретится с подобной угрозой. Но как ни странно, в это самое мгновение его беспокоила скорее не собственная жизнь, а судьба несчастной девушки. Он мысленно обратился с молитвой к Деве Марии, прося ее защитить эту несчастную. Господь не может позволить, чтобы произошло нечто ужасное. Этот взгляд… Это были глаза самой невинности.
Палач обошел вокруг пыточного ложа и сел на узкую каменную скамью, стоявшую у стены.
— Она приехала в Париж три недели назад вместе с тем евреем, которого король пригласил из страны, находящейся по ту сторону Пиренеев. С этим проклятым, которого сожгли вчера вечером. По его словам, она приходится ему дочерью и сопровождает его от самой Испании. И опять-таки по его словам, она не умеет говорить. Немая от рождения. На деле это уловка, чтобы скрыть правду. Она ни слова не знает по-испански. — Улыбка, пронзительная, словно острие бритвы, озарила лицо палача. Он добавил: — С тех пор как ее доверили мне, следствие продолжилось. Вскрылись новые обстоятельства. Весьма серьезные обстоятельства.
Переписчик судорожно дышал, а Жеан Артус продолжал:
— Путь из Испании неблизкий. Чтобы заработать на жизнь, этот сын Сиона использовал свой талант лекаря. По дороге он везде, где мог, лечил больных. То в городе, то в монастыре. Ищейки короля с поразительной точностью восстановили его маршрут. Все были довольны его услугами. Опрошенные пациенты без устали расхваливали его, даже если не исцелились.
— Несомненно, это дар Божий, — предположил Фламель, лицо которого покрылось потом.
— Или творение дьявола, — поправил палач. — Близ Кагора, в Керси, его позвали к постели больной женщины. Благородной женщины.
Прерывистое дыхание Фламеля отражалось от стен, пропитанных кровью.
— Да, благородной, — повторил Жеан. — Когда речь идет об их жизни, эти презренные дворяне готовы идти на любые компромиссы. И даже доверить свою судьбу еврею.
— Любое Божье создание боится предстать перед своим творцом, это можно понять, — произнес художник.
— Вам приходится переписывать слишком много дурных клятв, — усмехнулся палач. — Подумайте лучше о притчах Господа Бога нашего о богатых и власть предержащих. Для них двери рая закрыты и никогда не откроются. Поверьте мне, всем дворянам уготованы страшные муки ада.
Палач протянул руку в сторону тела, привязанного к шершавому камню.
— Но вернемся к женщине. Она выжила. Еретик дал ей лекарство под названием «питьевое золото», так называемый «золотой напиток». Дьявольскую настойку. Демоническое снадобье, от которого рассудок слабой женщины помутился.
Фламель не осмеливался задать вопрос. Артус заговорил тихим глухим голосом:
— Однажды утром он ушел. О скандале рассказали слуги.
— О скандале, мессир?
— Женщина была вдовой. Вдовой, но матерью. Она продала дочь в обмен на выздоровление. Она сделала родную дочь продажной девкой. И отныне дочь осквернена. Осквернена до самой глубины своего тела.
Палач понизил голос, словно обессилел. Фламель инстинктивно перекрестился. Это было сделкой. Дьявольской сделкой.
«Жизнь в обмен на невинность», — подумал он.
Палач смотрел на жертву пронзительным взглядом.
— Она во всем нам признается, а потом я ее очищу. — Он колебался только одно мгновение. — Через то место, которым она согрешила.
25
Париж, резиденция масонских послушаний, наши дни
Голова прижалась к решетке. Вода уже поднялась до самой шеи. Пальцы судорожно вцепились в прутья. Марка отчетливо видел расширенные черные зрачки убийцы. Он почувствовал, как рука мужчины скользнула по его руке, словно в знак дружеской поддержки.
— Ты прав. Я должен помочь тебе. В конце концов, я не держу на тебя зла.
— Перекрой это дерьмо! — закричал Антуан, чувствуя, что вода добралась до подбородка.
— Это не так просто. Я задам тебе три вопроса, простых для масона с открытым сердцем. И если ты дашь правильные ответы, я спасу тебе жизнь. Забавно, не правда ли?
Полицейский заметил трещины в разъеденном камне возле решетки. Плечевые мышцы горели так, что, казалось, они вот-вот порвутся. Мужчина задал первый вопрос:
— Почему мы носим шпагу?
— Да пошел ты… Чтобы вонзить ее тебе в задницу, — ответил комиссар, выплевывая очередную порцию зловонной воды.
Убийца покачал головой.
— Нет, нет… В память о рыцарских орденах, наследниками которых мы являемся. Я даю тебе еще один шанс. Для чего ее используют?
— Для обряда посвящения. Это известно любому кретину, — выговорил, кашляя, Антуан, прижатый лицом к решетке.
Вода лилась ему в уши. Вскоре он не сможет говорить.
— Что такое пламенеющая шпага? Подумай хорошенько, прежде чем ответить. Специалисты по символике придерживаются разных мнений, — требовательно произнес человек в капюшоне.
В голове у Марка все смешалось. Пламенеющая шпага, пламенеющая шпага… Постигая масонство, об этом узнавали на одном из последних этапов.
— Это шпага досточтимого мастера, жезл Моисея… змея знания… Черт…
Марка едва мог дышать, прижавшись ртом к решетке. Ржавые края царапали ему губы. Силы покинули его. Вода лилась в рот. Он закричал:
— Символ света!
Уровень воды неожиданно стабилизировался.
— Браво, ты назубок выучил масонский катехизис. Знаешь, эту игру можно было бы запатентовать. Она тогда назвалась бы «Вопросы для братишки».
Антуан больше не слышал, что говорил палач. Голова убийцы плясала у него перед глазами. Вода не спадала. Он хотел закричать, но было слишком поздно. Воздух не поступал в его легкие. Жизнь оборвалась, он выпустил из рук решетку и почувствовал, что падает в бездонный колодец.
Все стало черным.
26
Париж, остров Сите, 14 марта 1355 года
Кто-то постучал кулаком в дверь. Показалась голова в шлеме.
— Мессир палач, сеньор, который как-то раз навещал вас, ждет в караульной. Он хочет с вами поговорить. Немедленно.
Жеан Артус опустил веревку, которую собирался продеть через крюк, вбитый в самую высокую точку свода. Никола знал об этой пытке.
Обвиняемого подвешивали за запястья и предоставляли телу возможность доделать оставшуюся работу. Первыми не выдерживали сухожилия, затем разрывались мышцы. За несколько часов мученик превращался в манекен, бесформенный, но по-прежнему живой, болтающийся в пустоте.
— Оставайтесь здесь, Фламель, я ненадолго. Этот посетитель уже приходил. Он из числа приближенных короля. Похоже, при дворе начинают терять терпение. Они так и ждут, когда наша гостья заговорит.
Дверь с грохотом закрылась. Художник вытащил чернильницу, развернул свитки и начал точить перья. Он повернулся спиной к обнаженной женщине, лежавшей на камне. Фламель не хотел встретить ее взгляд — взгляд поруганной невинности. Он знал, что не вынесет этого.
Тыльной стороной ладони он опробовал перья и открыл стеклянный пузырек с чернилами.
Сзади до него донеслись какие-то звуки. Это девушка судорожно терла руками свое ложе пыток. Несмотря на огонь, пылавший в камине, она дрожала. Несомненно, ей было холодно от страха. На мгновение Никола охватило безумное желание повернуться и вытащить из ее рта кляп.
Но подобное искушение могло стоить ему жизни. Испугавшись собственного безумия, Фламель сосредоточил все внимание на длинном деревянном столе, на котором палач разложил орудия своего ремесла.
Увидев колодки, Фламель побледнел. Он смотрел на тяжелые деревянные доски, между которыми зажимали ноги обвиняемого. И винт! Винт, который вращали и который оборот за оборотом вонзался в тело, рвал плоть, перерезал нервы, ломал кости.
Со времен великой ереси катаров и охоты на ведьм пытка превратилась в целую науку. Появились новые методы, применение которых было строго регламентировано благодаря заботам инквизиции. Подозреваемый мог страдать целыми неделями, не теряя сознания и не лишаясь жизни. Палачи были способны на все. И только ради того, чтобы сломать мужество человека.
Даже очистить тело. Это слово, произнесенное Жеаном Артусом, звучало в памяти переписчика, дрожавшего от ужаса.
В дверной скважине лязгнул замок. Это возвращался палач. Он торопливо вошел в помещение.
— У вас есть воск, Фламель?
