Хулия Наварро - Глиняная Библия
– Мы еще увидимся, – сказал Альфред.
– Я в этом не сомневаюсь, – отозвался Генрих.
Врач прибыл довольно поздно, и когда он вошел, Альфред набросился на него с угрозами, заявив, что ему придется за это поплатиться. Грета кричала от боли, и служанка не могла оказать ей какую-либо действенную помощь.
Целый час Альфред сидел в кухне и пил от волнения водку, в то время как врач боролся за жизнь Греты и ребенка. Альфред не стал молиться и просить Бога о помощи, поскольку никогда в него не верил, и этот час ушел у него на обдумывание плана, как ему теперь выбираться из Австрии, потому что этим вечером он уже не сможет выехать отсюда, как того требовал Георг.
Когда Альфред увидел на пороге комнаты врача и вышедшую вслед за ним плачущую служанку, он понял, что дела совсем плохи. Поднявшись со стула, он подошел к доктору и вопросительно посмотрел на него.
– Мне очень жаль, но вашу дочь спасти не удалось, а ваша супруга… В общем, состояние госпожи Танненберг очень серьезное. Ее необходимо срочно отвезти в больницу, она потеряла много крови. Если она останется здесь, то вряд ли выживет.
– Дочь? – переспросил Альфред, покраснев от гнева. – Это была девочка?
– Да, это была девочка.
Альфред с размаху дал врачу пощечину, а тот даже не попытался защититься. Он никогда не осмелился бы оказать сопротивление офицеру СС, а тем более такому, как этот, чей взгляд ясно говорил о том, что для него не существует никаких моральных ограничений. Врач не решался даже пошевелиться. Его лицо было красным от полученного удара и от испытанного унижения, а кроме этого, он чувствовал невыносимую боль в ухе.
– Вызовите скорую помощь, и побыстрее! – крикнул Танненберг. – А вы, – он повернулся к служанке, – поедете в больницу вместе с моей женой!
Женщина быстро вышла из кухни, опасаясь, что хозяин ударит и ее. Грета, находившаяся в полузабытьи, то стонала, то звала свою – уже утраченную – дочь.
Машина скорой помощи приехала только через час. Грета к тому времени была уже в бессознательном состоянии и лежала так неподвижно, что казалась Альфреду мертвой.
Когда они, наконец, приехали в больницу, Грета была уже мертва, и единственное, что смогли сделать врачи, – это зафиксировать факт ее смерти.
Танненберг не стал лить слезы – он пришел в ярость. Врачи и медсестры подумали, что эта реакция вызвана смертью жены, однако на самом деле капитан СС был в ярости лишь потому, что потерял несколько часов столь драгоценного для него сейчас времени и его план побега рухнул.
Теперь ему было необходимо поставить в известность родителей Греты и дождаться, когда они приедут, чтобы можно было ее похоронить. На это могло уйти как минимум два дня, а Георг ведь, предупреждал, что время сейчас работает против них. Альфреда утешало лишь то, что хотя бы Генрих и Франц смогут уехать тем способом, какой предусматривал их первоначальный план. Ему же придется оставаться в Австрии до тех пор, пока не похоронят Грету, а иначе у него мог возникнуть конфликт с его могущественным свекром Фрицем Германном – а это было почти то же самое, что вызвать неудовольствие самого Гиммлера. Пока Германия не потерпела окончательного поражения, эти люди по-прежнему находились в числе тех, кто правил в рейхе – пусть даже уже и разваливающемся.
Альфред вернулся в свой дом и приказал служанке подготовить тело Греты к захоронению. Он не чувствовал особой боли от этой утраты, хотя Грета была женщиной уживчивой и верной женой, никогда его не обманывала и с кротостью воспринимала все его причуды, не задавала лишних вопросов и не устраивала сцен. Лишь через несколько лет совместной жизни она наконец-то забеременела. У них должен был родиться сын – хотя нет, – дочь, если верить доктору, – и Грета чувствовала себя безгранично счастливой. Альфреду тоже нравилась мысль о том что у него появится потомство, и он испытывал какое-то странное чувство от осознания того, что в чреве Греты зародилась новая жизнь. Ему очень хотелось, чтобы это был мальчик, и он представлял его себе светловолосым, голубоглазым, с белой кожей, смеющимся и здоровым.
Узнав о смерти Греты, начальник концлагеря Маутхаузен выразил Альфреду свои соболезнования и спросил у него, задерживается ли теперь его отъезд из Австрии. Танненберг на это ничего не ответил, а лишь сообщил, что его тесть – Фриц Германн – скоро прибудет на похороны и что необходимо должным образом подготовиться к приезду одного из ближайших соратников Гиммлера.
Цирис понял намек и не стал больше задавать вопросов, однако позволил себе разоткровенничаться.
– Несколько часов назад мне звонили из Берлина. Представители Красного Креста добиваются от Гиммлера, чтобы им разрешили посетить Маутхаузен. Они уже несколько месяцев пытаются пробиться в концлагеря. У меня есть друзья, которые утверждают, что наш рейхсфюрер якобы пытается вступить в сговор с союзниками. Боюсь, что все пропало… Русские уже оккупировали часть Германии, а западные союзники вот-вот оккупируют Австрию. Хотя, наверное, вы и сами об этом знаете, или я ошибаюсь?
Танненберг ничего не ответил, а лишь продолжал стоять неподвижно, пристально глядя начальнику концлагеря в глаза.
– Жаль, что вы уезжаете. Сюда прибывает подразделение СС для того, чтобы помочь нам подчистить концлагерь. Нам нужно избавиться от некоторых заключенных. Этот лагерь должен стать похожим на… на обычный лагерь для военнопленных. Замок Хартхайм будет немедленно переделан под сиротский приют. А еще нужно, чтобы от газовых камер и от крематория не осталось и следа… В общем, задача, которую нам поставили, – не из легких. Жаль, что вы нам не сможете помочь. Нам дали очень мало времени на выполнение этих приказов.
Начальнику концлагеря так и не удалось заставить упорно молчавшего Альфреда Танненберга проронить хотя бы слово. Было очевидно, что капитану СС наплевать на проблемы Цириса.
Герр Германн и его супруга безутешно оплакивали смерть своей дочери Греты и так и не родившейся внучки. Теперь, когда рейх уже разваливался, Танненбергу казалось, что его некогда влиятельный тесть – самый заурядный человек, у которого явно не хватает ума даже на то, чтобы спасти хотя бы самого себя. Альфред не стал говорить ему, что уезжает, а лишь сообщил, что ему дали задание сделать все необходимое для того, чтобы сотрудники СС – несмотря ни на какие обстоятельства – выжили и когда-нибудь попытались вернуть Германии ее величие.
Фриц Германн слушал Альфреда, вытирая слезы.
Когда убитые горем тесть и теща Альфреда попрощались с ним и отправились обратно в Берлин, Танненберг облегченно вздохнул. Теперь он наконец-то мог заняться организацией своего отъезда, тем более что времени у него оставалось уже в обрез.
Он разыскал в своих вещах документы, подготовленные для него Георгом, и положил их в кожаную папку. Затем, взяв с собой маленький чемоданчик, в котором лежали привезенные из Харрана глиняные таблички и кое-какая одежда, и еще две сумки (одну – с долларами, а другую – с кольцами, часами и драгоценностями, отнятыми у прибывавших в концлагерь заключенных). Альфред вышел из дома, чтобы навсегда покинуть Маутхаузен.
У крыльца его ждал автомобиль с шофером. Танненберг уехал, не попрощавшись со своей служанкой, и даже не поздоровавшись с сидевшим за рулем солдатом, которому предстояло довезти его до самой Швейцарии.
Когда они наконец подъехали к границе, Альфред радостно улыбнулся. Теперь он без проблем доберется до Цюриха и сразу попытается разыскать там своих родителей. Впрочем, в Швейцарии он пробудет недолго: как только ему удастся связаться с контактными лицами, о которых ему сообщил Георг, он сразу же отправится в Каир. Но сначала ему нужно добраться до Цюриха и постепенно привыкнуть жить уже по той легенде, которую ему подготовил его друг.
Родители Альфреда обосновались в недорогом отеле неподалеку от центра Цюриха. В этом городке на тот момент было уже не протолкнуться от всевозможных агентов со всех уголков мира, пытающихся получить необходимую им информацию. Но прежде всего Цюрих был прекрасной смотровой площадкой, откуда можно было, не опасаясь за свою жизнь, наблюдать за крахом Третьего рейха.
Мать со вздохом облегчения обняла Альфреда, да и отец тоже не смог сдержать эмоций, вызванных встречей с сыном. Однако радость была недолгой: узнав о смерти Греты и так и не родившейся внучки, мать Альфреда горько расплакалась.
– Сколько времени ты здесь пробудешь? – поинтересовался отец. – В Берлине ты сказал мне только, что мы встретимся здесь и что тебе поручили выполнить какое-то особое задание.
– Я здесь пробуду не больше двух дней – то есть как раз столько времени, сколько понадобится, чтобы найти самолет, который отвезет меня в Лиссабон или в Касабланку. Оттуда я полечу в Каир.
– В Каир? А зачем тебе ехать в Египет?
– Отец, думаю, нет необходимости тебе объяснять, что мы уже проиграли войну.
