Валентин Лавров - Граф Соколов — гений сыска
— Николай Григорьевич, где твои свидетели? Пригласи их в качестве понятых. Ну, бесценные коллеги, поднимаемся наверх.
Все последовали в подъезд, украшенный богатой лепниной, мраморной статуей нимфы и лестницей, застланной ковровой дорожкой.
Воровской инструмент
Двери квартиры Абрамова оказались закрытыми на ключ изнутри.
Пятакова удовлетворенно вздохнула:
— Вот я и говорила господину приставу, что посторонних злодеев у нас не бывает и вчера тоже никого не наблюдалось. Я весь вечер и ночь неотлучно дежурила. Да и дверь в позднее время изнутри задвижкой захлопнула.
Кошко вопросительно посмотрел на Соколова:
— Будем взламывать замок или проникнем в квартиру через окно? Тут второй этаж хотя и весьма высок, но приставную лестницу, надеюсь, найдем подходящую?
Жеребцов скромненько улыбнулся:
— С Божьей помощью обойдемся без столь тяжких трудов.
Он полез в брючный карман и достал нечто с ручками, похожее на обыкновенные щипцы для завивки волос.
У Кошко от удивления вытянулось лицо:
— У вас, Николай Иванович, уистити? Ведь это типично воровской инструмент!
Жеребцов, счастливый эффектом, который произвел, сказал:
— А теперь сей инструментарий послужит на благо полиции! — Он вставил щипцы в замочную скважину, ловко прихватил конец дверного ключа, торчавшего изнутри квартирных дверей, и повернул его: замок мягко открылся.
— Однако! — Кошко неодобрительно покачал головой.
Соколов же, напротив, улыбнулся:
— Ты, Николай, ловок, как домушник высокой квалификации!
— Ежели новое начальство из сыска выгонит, то без дела не останусь.
Кошко поморщился, но ничего не сказал. Лишь подумал: “Про выходки графа я наслышан, теперь вижу, что его любимый ученик вполне достоин учителя”.
Петля
Сыщики вошли в квартиру. Прямо напротив — в обширной гостиной, висел Абрамов. Бегло осмотрели помещения: библиотеку, спальню, чулан, кухню.
Повсюду, даже в туалете, стояли вдоль стен стопы книг. В просторной гостиной белел мраморный бюст Вольтера, стоял рояль. На стене висела большая картина Репина —Дубовый лес”. И повсюду — антикварные безделушки.
Посреди комнаты на высоком потолке переливалась хрусталиками в лучах утреннего солнца большая люстра. Веревка была зацеплена за ее толстый крюк. Возле стола на ковре валялся стул.
— Никаких следов борьбы нет, как отсутствуют и какие-либо признаки ограбления, — негромко заметил Кошко. — А на теле трупа, что? Есть ли какие-нибудь повреждения?
— Сейчас осмотрим и доложим, — деловито ответил медицинский эксперт Павловский. — Первое впечатление — повесился сам.
Покойный был одет в плохо сшитый костюм-тройку желтовато-песочного цвета, в стоптанных запыленных башмаках, с золотым обручальным кольцом на коротком толстом пальце.
— Я вам скажу, — прошептала Пятакова на ухо Диевскому, — что покойник в этой одежде пришел с улицы. А он дома всегда переодевался. Ох, как страшен он, прямо не узнать. Глаза-то выпучил!
Сыщики внимательно рассматривали Абрамова.
Рот у покойного был полуоткрыт, из него выглядывал кончик языка, из левого уха по щеке натекла струйка крови. На шею была накинута так называемая закрытая скользящая петля. Не повреждая узлов (способ их завязывания может способствовать разоблачению преступника), разрезали веревку и положили Абрамова на пол.
Павловский и Соколов внимательно осмотрели труп и явных признаков повреждений, которые могли произойти от борьбы с возможным убийцей, не обнаружили.
Павловский сказал:
— Судя по всему, это действительно самоубийство.
Аполлинарий Николаевич, взгляните: след странгуляционной борозды на шее полностью соответствует материалу и форме петли, а также ее косо восходящему направлению. Состояние тела и трупных пятен говорит о том, что смерть наступила где-то около полуночи.
Пятакова, несколько осмелев, вставила:
— Вот-вот, повесился тут же, как пришел...
Соколов так взглянул на Пятакову, что она осеклась, вернулась к дверям, где стоял ее стул.
Кошко согласно кивнул Павловскому:
— Я думаю, ваши выводы согласуются с осмотром места происшествия. На ворсе ковра четкий след волочения стола — больше чем на метр. И вот, пододвинув стол под люстру, Абрамов поставил на него стул: на белой скатерти есть отпечатки ножек. Встав на этот стул, Абрамов привязал веревку к крюку, сунул голову в петлю и, толкнув ногой опору, повис.
— Стул упал в шестидесяти одном сантиметре от стола, — Диевский держал в руках сантиметр и, стоя на коленях, занимался измерением.
Павловский внимательно осматривал труп, который теперь лежал на полу возле окна. Он докладывал, а протокол вел Жеребцов:
— Одежда в полном порядке, — говорил Павловский, нигде кровавых пятен нет. В бумажнике пятнадцать рублей восемь копеек, записка с адресом: “Село Черкизово, дом Утенкова”, билет на трамвайный маршрут “Б”. Положение петли типичное — расположена спереди, в области щитовидного хряща и поднимается по боковым поверхностям шеи к сосцевидным отросткам и заканчивается в области затылочного бугра...
Психоз
Пока Павловский диктовал, Кошко негромко делился впечатлениями с Соколовым:
— Получается, что права свидетельница Пятакова: Абрамов так расстроился неудачной поездкой в Черкизово, что придя домой, от огорчения полез в петлю. Это похоже на скверный анекдот, но я знал еще более вопиющий случай самоубийства. В девятьсот первом году пятнадцатилетний сын директора рижской гимназии лег на рельсы перед шедшим поездом и был превращен в кровавый фарш.
— И причина?
— Девушка, которую он пригласил в театр, предпочла пойти с другим. Я только что прочитал статью судебного психиатра Ковалевского о нейрастениках. Ковалевский утверждает, что на этих самых нейрастеников накатывает приступ беспричинного страха, тоски, ревности. И в таком состоянии они способны на любой абсурдный поступок: могут убить или себя, или другого.
Соколов с сомнением покачал головой:
— Если бы мы обнаружили предсмертную записку, но таковой нет. Как утверждают свидетели, Абрамов был вдов и среди близких людей имел лишь сына Дмитрия. Он служит инженером-экспертом акционерного общества “Диана”, что на Ильинке. Да еще двое каких-то книжников порой захаживали к покойному. Необходимо их разыскать и допросить.
— Мы это сделаем, — заверил Кошко и повернулся к Павловскому: — Если труп сфотографировали, сняли отпечатки пальцев, вызывайте карету и отправляйте в морг. Проведите там, доктор, вскрытие, чтобы ни у кого не оставалось сомнений в суициде. А мы начинаем обыск.
Жеребцов вздохнул:
— Волынки с этими шкафами-полками, горе мое горькое! Так что, видать, не судьба нам нынче наслаждаться вашим, Аполлинарий Николаевич, гостеприимством.
— Немного, обжора, подождешь, — успокоил его Ирошников. — Как дело это завершим, так и отправимся.
Таинственный чертеж
Там, где квартира заставлена книгами, обыск — дело действительно до помрачения разума сложное. Из полиции на подмогу были вызваны еще трое.
В трюмо обнаружили шкатулку, где хранились разные золотые безделушки — серьги, два кулона, браслеты, несколько колец с драгоценными камнями, цепочки. Пятакова пояснила, что эти вещички надевала на себя жена Абрамова, скончавшаяся несколько лет назад.
Более любопытные открытия сделали в гостиной, где стоял палисандровый шкаф, набитый весьма редкими изданиями: первопечатными книгами, гравированными изданиями времен Петра Первого, иллюстрированные альбомы, которые кое-где были перемешаны, с томами изящно изданной энциклопедии Брокгауза и Эфрона.
— С книгами обращайтесь бережно! — приказал Соколов. — Обратно ставить будем точь-в-точь так, как они стояли у хозяина. Это наша обязанность — соблюдать порядок. — Николай Иванович, что за пакет ты обнаружил?
— Во втором ряду лежал. Ба, да здесь акции Русского торгово-промышленного банка! Каждая стоит две с половиной тысячи. Всего тут тридцать акций. А вот еще кое- чего! В альбоме “Злополучная поездка...” (он напечатан в Петербурге в 1864 году, а название — нарочно не придумаешь!) ассигнации... — азартно говорил Жеребцов. — Много, однако, их тут.
Пересчитали наличные, оказалось — тридцать одна тысяча.
— Теперь отпадают все сомнения — ничего не пропало, а труп этот не криминальный. Вы согласны со мной, Аполлинарий Николаевич?
— Никак нет! — отозвался Соколов. — Уравновешенный, крепкого здоровья и вполне обеспеченный человек, увлеченный собиранием раритетов и только что жаждавший сделать очередное приобретение, вдруг лезет в петлю! Так не бывает. И байки психиатра Ковалевского меня в обратном не убедят.
