Мэтт Рубинштейн - После дождичка в четверг
Изображение подрагивало, но в целом система работала. На экране — ночь; чуть виден слабый свет на горизонте и крошечные точки мириад звезд. Женщина устремила взгляд на силуэты кораблей — темные очертания на фоне ночного неба. По небу пронесся метеор. Она обернулась; мужчина исчез.
Рыбаки пытались прокопать канал, чтобы соединить деревню с морем, но море ушло. В канале в сотню метров шириной и сто километров длиной не было воды — только песок. Две грядки песка, соль от испарившейся воды и рыбацкие лодки. Мужчина шел вдоль сияющей лунной дорожки; шел всю ночь мимо освещенных луной остовов. Вскоре начало казаться, что он бредет по иным ландшафтам — по сибирским просторам, сквозь пургу и зной, под затмившимся солнцем.
Женщина наблюдала, как он идет. Песок и соль играли различными цветами — синим, белым, красным. Мужчина шел, насколько хватало кинопленки. Пейзажи таяли за его спиной и вновь возникали перед ним, черты искажались за струями дождя или в свете уличных фонарей, тогда как лицо женщины вбирало в себя все краски. Не только пейзажи — мимо мелькали картины восстаний, очереди безработных, тракторы… Он наклонялся и рассматривал каждую из этих сцен, а затем шел дальше. Он искал не это.
Рыбаки перестали рыть канал, но море продолжало отступать. Последние мили были просто пустыней. Следы на песке оставил прилив — или ветер. Наконец мужчина достиг воды — густой от соли и насыщенной химикатами, — опустился на колени и протянул к ней руку, но дотронуться не решился. Чуть помедлив, встал и пошел по своим следам обратной дорогой…
Бет сидела на скамье и, поглаживая манускрипт кончиками пальцев, рассматривала его третью часть, где мешкообразные человечки изображались в окружении цветов и злаков. Они шли к морю, спускались с гор, сидели и смотрели на небо, обильно украшенное созвездиями, говорили и размышляли, окруженные морской зыбью или искрами костра в ночи. Джек наблюдал за Бет и потому, как менялось выражение ее лица, мог понять, что представало ее взору.
Он снова вспомнил об ученом, которого упоминал Питер. Джек по-прежнему ощущал себя хранителем манускрипта. Только узкий круг посвященных знал о реликвии, и Джека вполне устраивало такое положение вещей, но ему требовалась помощь. Когда Бет принялась листать страницы, он встал.
Она подняла голову:
— Как ты думаешь, хоть кто-то из этих людей сумел разгадать смысл рукописей?
— Не уверен.
— Похоже, этот человек, монах, просидел над манускриптом немало времени. А ведь был весьма неглуп. Да и папу тоже не назовешь необразованным, хотя, кажется, он не слишком хорошо знал латынь.
— Зато у него наверняка имелись другие достоинства.
— Несомненно.
— А что, если он, как и тот монах, вплотную подошел к разгадке тайны манускрипта, но сердце не выдержало?
— Возможно, они вели какие-то записи. Если бы удалось их обнаружить, мы сэкономили бы уйму времени.
— Да, наверное.
— Если только открытие не захватило — или не испугало — их настолько, что они обо всем забыли.
Джек неуверенно кивнул, а Бет продолжала:
— Ведь бывает же так — идешь себе, идешь, и вдруг тебя охватывают самые жуткие предчувствия. Или ни с того ни с сего вспоминаешь нечто настолько ужасное, что сам не понимаешь, как вообще можно было об этом забыть.
— Но ведь бывает и наоборот?
— Иногда. Но чаще кажется, что именно от тебя зависит, чем это предчувствие обернется.
Джек пристально посмотрел на нее, но Бет не казалась захваченной жуткими воспоминаниями или странными предчувствиями.
— У тебя когда-нибудь появлялось ощущение, что ты не способен объяснить свои чувства?
— Постоянно.
Ее удивила сила, прозвучавшая в его голосе; в кои-то веки Джек наконец искренне с ней согласился.
— И что нам теперь делать?
Джек глубоко вздохнул.
— У Питера есть приятель, который может в лабораторных условиях провести ряд исследований. Ему понадобится несколько кусочков пергамента, только и всего.
На ее лице отразилась боль, и Джек ощутил новый прилив любви.
— Можно сделать соскоб. Или что-то в этом роде.
— Ну… если это единственный способ…
— Я тоже не в восторге от этой идеи, но выбор у нас небольшой.
Бет протянула ему манускрипт, и он взвесил его на руке, прежде чем убрать в сумку. Книга вдруг стала выглядеть какой-то заурядной, похожей на бульварный роман, захватанный сотнями рук.
От неожиданно раздавшегося стука в дверь Бет вздрогнула, но тут же успокоилась.
— Это папин друг. Тот самый, католик. Я попросила его взглянуть на нашу крышу.
Ступив на порог церкви, О’Рурк перекрестился. Он очень походил на Фрэнка — такой же серьезный, крепкий и седоволосый. Бет вывела его в середину нефа и указала вверх, на крышу. Когда он поставил лестницу и принялся возиться вокруг дыры, она с тревогой наблюдала за ним. Джек обратил внимание, что рубашка у нее застегнута не на те пуговицы.
— Похоже, церковь строилась на века, — произнес О’Рурк и вытер пот со лба.
Бет взглянула на него:
— Вы уверены?
— В старину строили добротно. Кто же мог предвидеть такой шторм?!
— Вы сможете заделать дыру?
О’Рурк спустился с лестницы и отряхнул пыль с рук.
— У меня нет ни материалов, милая, ни времени. Это не единственная пробитая крыша в округе, сами понимаете.
Бет смотрела в пол, засунув руки в карманы.
— Мы подумали — если вы уже работали в этой церкви…
Он сделал шаг назад.
— Едва ли я должен нести ответственность за…
— Нет-нет. Я хотела сказать — поскольку вы были папиным другом…
О’Рурк почесал затылок.
— Да. Мне очень жаль… насчет Фрэнка. Я узнал обо всем только после похорон. Мне действительно жаль.
Она умоляюще взглянула на него:
— Спасибо.
— Послушайте, я помогу вам, как только смогу. У меня сейчас новый подручный, он к вам заглянет. Но не раньше чем через неделю — это все, что в моих силах.
Бет просияла.
— Большое спасибо. Ведь брезент пока продержится?
— Думаю, да.
— Спасибо.
Он кивнул и повернулся к выходу, но Бет жестом остановила его. О’Рурк удивленно нахмурился, так что его лоб стал похож на нотный стан.
— Когда вы ремонтировали эту церковь? — спросила она.
— Семь-восемь лет назад, милая. Точнее не помню.
Она взглянула на пакет, лежащий на столе, и Джек понял, что Бет подсчитывает часы и дни, которые Фрэнк провел здесь наедине с самим собой. Получив некий результат, она удивленно моргнула.
— Так давно?
— Да. Церковь была в ужасном состоянии, но далеко не в безнадежном. На ремонт ушло не так уж много времени. У Фрэнка была настоящая мания, он не остановился бы, пока все не закончил.
У Бет сверкнули глаза, но Джек разглядел в них стальной отблеск.
— А алтарь? Когда вы его реставрировали? Он всегда здесь стоял?
— Алтарь? — О’Рурк, кажется, не понял. — Ах это. Нет, милая, мы его даже не трогали. Он тут с самого начала.
Он гордым жестом обвел заднюю часть церкви, а потом снова взглянул на Бет:
— Да, алтарь всегда был на этом самом месте.
— А как насчет новых полов?
— Не было необходимости. Мы отремонтировали почти всю паперть, или как там она называется, заменили черепицу, пару окон, несколько камней. И все. Здешние термиты, должно быть, добрые католики.
Бет слабо улыбнулась:
— Наверное.
О’Рурк наклонился к ней и ободряюще улыбнулся. Он чувствовал, что эти вопросы неспроста, но считал себя слишком старым, чтобы ломать над этим голову.
— Чем еще могу помочь, милая?
— Значит, вы ничего не находили под полом? Под церковью?
— Там сплошная скала. Ну, может, пара старых четвертаков завалялась. А что вы имеете в виду? — Он почесал в затылке и бросил взгляд в сторону алтаря — на люк. — Черт возьми. Вот вы о чем…
— Вы знали про этот люк?
Он покачал головой.
— Там внизу есть что-нибудь?
— Нет, ничего.
— Не возражаете, если я взгляну?
Джек сузил глаза, но Бет жестом пригласила старика подойти. О’Рурк поднял крышку люка и спустился в склеп. Снизу послышалось дребезжание винных бутылок, скрип камня под ногами, но О’Рурк поднялся прежде, чем Джек успел последовать за ним.
— А там холодно, — сказал старик.
— Вы точно не знали про это помещение? — безнадежно спросила Бет.
— Нет, но слышал, что такие бывают. Туда ведь клали мертвых, если не ошибаюсь?
— В общем, да.
— Жуть какая.
Они распрощались с О’Рурком, и Бет проводила его до двери. Пока они беседовали, витраж успел заиграть другими цветами. Шаги Бет отдавались эхом, когда она шла через неф обратно. Джек заторопился к ней, и они уселись на постель.
— И все-таки Фрэнк мог обнаружить склеп.
Она устало взглянула на него:
