Рита Мональди - Secretum
…
Я считаю, о царь, что тот, кто столь продолжительное время имеет все необходимое и кто умирает в хорошем настроении, за небольшую цену купит себе титул самого счастливого. В любом случае, необходимо просчитывать все, до самого конца. Ведь некоторым Бог посылает удачу только для того, чтобы затем уничтожить.
– Мальчик, ты идешь или нет? Наша работа только начинается! Голос Атто вернул меня к действительности, а томик Геродота чуть не выпал, из моей руки.
Я подумал, что и так уже прочитал достаточно. Теперь-то я начал все понемногу понимать.
Если мои умозаключения были верными, то под именем Лидио скрывался не кто иной, как сам «король-солнце», ведь в загадке Альбикастро именно он сравнивается с Крезом. Разве не сам Атто говорил мне, что Геродот был одним из любимых писателей Людовика и Марии?
Была еще одна тайна, которую я долго и тщетно пытался разгадать: мадам коннетабль и его христианнейшее величество король тайно переписывались, и Атто играл роль посредника!
Разумеется, они больше не были Марией и Людовиком, молодой девушкой с кожей цвета слоновой кости и застенчивым юношей – исследователем морей, Их переписка больше не была любовным лепетом. Но король Франции по-прежнему настолько высоко ценил советы Манчини, что даже рискнул вести с ней тайную переписку, не желая терять такое дарование и интеллект. Я точно помнил, что Атто в одном из писем сообщил:
«Вы знаете, насколько важны для него Ваше суждение и Ваше согласие».
В том же самом письме Атто написал, что должен кое-что передать мадам коннетабль. Нечто, как он заверил, что изменит ее мнение о Лидио. Что же это такое?
Но как только прошло воодушевление от находки, у меня родились сомнения: связь с Геродотом была очевидной. А вот факт, что под псевдонимом Лидио действительно подразумевается его величество король, был гораздо менее однозначным. Конечно же, это не было простым совпадением, ведь Людовик и его возлюбленная предпочитали произведения Геродота. С одной стороны, Альбикастро уж слишком явно сравнивал французского короля с Крезом. Я не мог полностью исключить того, что за образом царя Лидии в письмах Атто и Марии Манчини не скрывается другой человек. И я слишком мало знал о жизни Манчини, после того как она уехала из Парижа, чтобы наверняка сказать, кто был этой таинственной персоной.
Подведем итоги: я всего лишь нашел еще одну подсказку. И даже знал какую: Сильвио.
Когда Мария Манчини писала Атто, она иногда называла его Сильвио и с помощью таких пассажей придумывала для него поучения, загадки, значение которых для меня было скрыто завесой тайны.
Но что, если на самом ли деле это тоже были литературные цитаты, как цитаты из Геродота в случае с Лидио? Я даже представил себе, что Сильвио также являлся героем какой-то книги, возможно вестником любви, и, скорее всего был заимствован из мифологии.
Я подумал о том, что если бы мне удалось выяснить, откуда взялось имя Сильвио, то, наверное, смог бы быстрее узнать, кто такой Лидио, или, как я надеялся, получить главную подсказку: продолжали ли король Франции и мадам коннетабль любовную переписку.
Но вскоре у меня совсем пропало настроение: кроме имени Сильвио, я ничего не знал. Это было все равно что искать иголку в стоге сена. С чего я мог начать свои поиски?
Внезапно на мое плечо легла чья-то рука, и я отвлекся от своих размышлений.
– Может, ты прекратишь медитировать с этой книгой в руке, словно святой Игнат? Помоги мне.
Потный, весь в пыли, аббат появился, чтобы подвигнуть меня на новые деяния.
– Я пока еще ничего не обнаружил. Хочу еще раз тщательно обыскать второй этаж. Пошли, поможешь мне.
– Я иду, синьор Атто, иду, – сказал я и снова вскарабкался на стул, чтобы поставить книгу Геродота на место.
Мне пришлось отложить свои размышления на позже.
* * *Мы спустились вниз, на второй этаж, где находилась зеркальная галерея (в ней создавалась иллюзия перспективы), по обе стороны от нее располагались гостиная и две комнатушки, в которых все напоминало о папстве и Франции.
Я сразу же уперся взглядом в висевший на стене прекрасный гобелен – на нем была изображена очаровательная нимфа, одетая в волчью шкуру, она была ранена в бедро стрелой молодого охотника. Прелестный лик нимфы, кожа цвета слоновой кости и мягкие черные как смоль локоны составляли яркий контраст с лившейся из раны кровью и с выражением отчаянного смущения, которое было написано на лице юноши. Рама, украшенная цветами, папирусами и рельефными медальонами, придавала гобелену изысканную элегантность.
Тут я снова вспомнил, как аббат Мелани остановился в восхищении перед этими двумя фламандскими коврами во время нашего последнего посещения «Корабля». Атто объяснил мне, что он лично посоветовал Эльпидио Бенедетти купить эти гобелены когда тот тридцать лет назад был во Франции.
Я пытался вспомнить, что еще аббат рассказывал мне о них, пока мысли в моей голове не начали скакать как сумасшедшие и, словно вакханки во время оргии, устремились к неизвестной волнующей цели. Первоначально было четыре настенных ковра – так сказал мне аббат, – однако два из них Бенедетти по просьбе того же Мелани подарил Марии Манчини, так как изображенные там сцены были взяты из «Верного пастуха» – любовной драмы, которая очень нравилась ей и юному королю (эту подробность мне пришлось буквально вытаскивать из него клещами). Любовная драма…
Пытаясь изобразить сильный приступ кашля, я с невинной улыбкой попросил у аббата Мелани разрешения выйти: дескать от всей этой пыли стало нечем дышать.
Не дожидаясь согласия, я взлетел по лестнице на третий этаж, подобно Меркурию в сапожках с крылышками, и через несколько секунд снова был в той библиотеке, где нашел произведение Геродота «Книги по истории».
Едва взобравшись на стул, я пробежал глазами названия и в дополнение провел пальцами по корешкам книг, словно глазам нужно было подтверждение того, что они читали.
И тут я нашел ее, очень маленькую, почти тетрадку, вполовину меньше остальных, толщиной всего в палец. Обложка книги была сделана из черной кожи с золотыми уголками, а задник украшен флорентийскими лилиями. Я открыл ее.
Полностью доверившись закладке из тончайшего, уже немного поблекшего шелка гранатового цвета, я прочитал наугад несколько строчек на той странице, где она лежала:
Доринда, посмотри на это небо,
Оно поведает, что предначертано тебе.
Я вздрогнул. Доринда – так зовут раненую нимфу, которую я только что видел на гобелене, это же сказал мне аббат Мелани, когда мы рассматривали его в первый раз. И Доринда было то имя, которым подписалась мадам коннетабль в последнем послании, обращенном к Атто, при этом называя его Сильвио.
Я нашел то, что искал. Теперь мне оставалось лишь найти имя Сильвио. Если он, как я и предполагал, был одним из действующих лиц «Верного пастуха», то победа одержана. Поэтому я, дрожа от волнения, пробежал глазами страницы книжки: не упоминается ли где-нибудь имя Сильвио, который, возможно, был посланником Доринды и ее возлюбленного, как Мелани – мадам коннетабль и его величества короля Франции.
И очень скоро я нашел его:
Известен ль Сильвио тебе, мой друг,
Жреца Дианы сын надменный?
Он, жертву принеся богам,
Богатством овладел безмерным.
Значит, Сильвио был не посредником, как я предполагал, а богатым и красивым юношей. За исключением богатства, он не казался мне похожим на аббата…
А то, что я прочитал затем, оправдало мои самые смелые ожидания:
На что ты тратишь молодость свою?
Зачем напрасно расточаешь розы?
Пурпурное сиянье их
Могло быть на губах твоих!
Это был диалог между Сильвио и его старым слугой Линко, который упрекает юношу в том, что тот жестокосердный. Я листал дальше:
ЛИНКО:
О юный разум,
Грезишь ты обманом.
Ты ищешь в дальних странах дичь,
Которую наверняка найдешь и дома.
СИЛЬВИО:
И где ж она тогда живет?
Где мне ее найти?
ЛИНКО:
Но ты и есть дремучий темный лес.
Дичь, что пасется в нем, – твоя жестокость.
Однажды отвернувшись от небес,
Не прекословь, прими ее как данность.
…
Да ты и вправду зверь, и сталь, и лед, и камень.
Нет, за именем Сильвио не может скрываться Атто. Тем более что образ этого богатого пренебрежительно относящегося ко всем юноши слишком напоминал кого-то другого.
Мне нужно было подумать над рассуждениями аббата Мелани: не были ли все эти упреки адресованы его величеству христианнейшему королю Франции? Разве сердце регента после расставания с Марией Манчини не превратилось в ледышку?
Я начал листать назад, к началу. Сначала хотел прочитать argumentum, то есть краткое содержание, чтобы понять, какую роль играла Доринда – нимфа, под именем которой скрывалась мадам коннетабль. Итак, я узнал, что Сильвио был обещан Амарилле как супруг, но он ее не любил. Он никого не любил: ему хотелось лишь охотиться в лесу. Но затем по ошибке он подстрелил влюбленную в него нимфу, ту самую Доринду, перепутав ее с диким зверем, ведь она была одета в волчью шкуру. И Сильвио влюбляется в нее, разбивает свой лук и стрелы, залечивает рану – и счастливый конец, свадьба.
