Элеанор Каттон - Светила
На поверку речь шла не о вероятности, а о доподлинном факте. Алистер Лодербек в самом деле имел Пи-энд-Ай – защиту и возмещение на все свои суда, каждый корабль был застрахован на сумму приблизительно в тысячу фунтов, и Карвер вполне мог на законных основаниях оплатить из этих средств подъем затонувшего судна с Хокитикской отмели, если бы оформил запрос до середины мая – то есть прежде, чем минует год с момента продажи корабля и правовые обязательства Лодербека в том, что касается «Доброго пути», утратят силу. Гаскуан знал обо всем об этом наверняка, поскольку лично навел справки, сперва в конторе «Судоперевозок Балфура», затем в архиве новостей «Таймс», затем в канцелярии начальника порта и, наконец, в Резервном банке. Он обнаружил, что Лодербек состоит в небольшом кооперативном обществе судовладельцев под названием «Группа Гаррити», поименованном в честь самого выдающегося его члена, Джона Хинчера Гаррити, который (как выяснил Гаскуан) был пламенным поборником Века паруса, невзирая на то что век этот неотвратимо клонился к закату, и который, как оказалось, являлся действующим членом парламента от избирательного округа Хиткот на востоке и закадычным другом Лодербека.
Здесь следует пояснить, что Гаскуан наводил эти справки в ходе отдельного расследования, никоим образом не связанного ни с морским страхованием, ни с Джоном Хинчером Гаррити. Со времен ночи 27 января он долгие часы напролет просиживал в конторе начальника порта, тщательно изучая старые регистры и страницы старых сводок корабельных новостей; он работал на пару с Левенталем, просматривая все давние политические бюллетени в «Лидере», «Отагском свидетеле», «Ежедневном Южном Кресте» и «Литтелтон таймс»; он переворошил все архивы в здании суда, имеющие отношение к назначению Джорджа Шепарда, к временному полицейскому управлению и к будущей тюрьме. Он искал кое-что конкретное: хоть какую-нибудь ниточку, связывающую Шепарда с Лодербеком, или Лодербека с Кросби Уэллсом, или Кросби Уэллса с Шепардом или, может статься, способную связать всех троих. Гаскуан был уверен: по крайней мере одна из этих гипотетических привязок имеет отношение к насущной загадке. Однако до сих пор его изыскания никакой пользы не принесли.
Обнаружив, что «Добрый путь» был застрахован от убытков в случае чрезвычайных обстоятельств, Гаскуан к цели опять-таки ни на шаг не приблизился, поскольку страховая история Лодербека никак не соотносилась с делом Кросби Уэллса и никак не касалась Джорджа Шепарда или строительства новой тюрьмы. Но у Гаскуана и впрямь имелся некоторый опыт в области морского страхования, как он сообщил Фрэнсису Карверу, и он ни словом не солгал, говоря, что этот предмет его занимает: в минувшие годы тот служил темой бесконечных разговоров в гостиной в силу профессии бывшего тестя. Принадлежность Лодербека к «Группе Гаррити» Гаскуан мысленно взял на заметку, чтобы подробнее изучить впоследствии.
Обер Гаскуан знал Фрэнсиса Карвера за грубую скотину и не искал его дружбы, однако ж ему казалось, что расположить к себе Карвера очень даже стоит; с этой целью он и вызвал капитана на разговор на прибрежной косе.
А Карвер все еще размышлял о защите и возмещении.
– Надо думать, мне согласие Лодербека потребуется, – предположил он. – Чтобы претендовать на это покрытие. Небось он должен подписать что-нибудь.
– Может, и потребуется, – отозвался Гаскуан, – но тот факт, что «Добрый путь» перешел из рук в руки всего-навсего десять месяцев назад, должен сработать вам на руку. Это наверняка удобная лазейка. – (Так оно и было.) – А тот факт, что вы унаследовали от Лодербека стандартный полис, пожалуй, тоже чего-нибудь да стоит: ведь если к вам перешло все в целом, то и отдельные составляющие тоже, разве нет? – (Безусловно, да.) И Гаскуан эффектно закончил: – Вы плыли в новозеландских водах, и если с вашей стороны, как вы говорите, не было допущено никакой оплошности, скорее всего, вы действительно имеете право воспользоваться этими средствами.
Надо отдать ему должное, Гаскуан превосходно изучил вопрос. Карвер кивнул, явно впечатленный.
– Как бы то ни было, – промолвил Гаскуан, почуяв, что семена любопытства упали на благодатную почву, – вы повыясняйте что и как. Глядишь, крупную сумму сэкономите. – Он повертел сигарету в руке, разглядывая тлеющий конец и давая Карверу возможность незаметно к себе приглядеться.
– А у вас-то какой в том интерес? – наконец осведомился Карвер.
– Ни малейшего, – пожал плечами Гаскуан. – Как я вам говорил, я работаю в магистратском суде.
– Может, у вас какой приятель Пи-энд-Ай занимается.
– Нет, нету у меня таких приятелей, – возразил Гаскуан. – Я же объяснял – эта система работает совсем иначе. – И он бросил окурок на камни под маяком.
– То есть вы просто-напросто рассказываете ближнему про удобные лазейки?
– Получается, так, – отозвался Гаскуан.
– А потом берете да и уходите восвояси?
Гаскуан приподнял шляпу.
– Намек понят, – усмехнулся он. – Доброго вам дня, капитан…?
– Карвер, – откликнулся бывший капитан, пожимая Гаскуану руку, на сей раз очень крепко. – Меня Фрэнком Карвером звать.
– А я – Обер Гаскуан, – напомнил молодой человек, мило улыбаясь. – Если понадоблюсь, вы всегда найдете меня в здании суда. Ну что ж… удачи вам с «Добрым путем».
– Идет, – кивнул Карвер.
– Превосходный это корабль, что и говорить.
Гаскуан зашагал прочь, сам на себя дивясь. Он смотрел строго вперед и не оборачивался, зная, что взгляд темных глаз Карвера неотрывно следует за ним по косе, вдоль края набережной и всю дорогу до южной оконечности Ревелл-стрит: там молодой человек завернул за угол и скрылся из виду.
* * *В это же самое время Су Юншэн брел в Каньер посовещаться со своим соотечественником Цю Луном – брел, глубоко задумавшись, сцепив руки за спиной, устремив невидящий взгляд в землю перед собою. Он едва замечал фигуры на обочине дороги, равно как и груженые подводы, с грохотом проезжающие мимо, равно как и редких всадников, направляющихся в ущелье, – все с непокрытой головой, в одной рубашке, наслаждались бледным летним солнышком, которое, будучи гостем нечастым, изливало благостный, словно бы самим Провидением ниспосланный, свет. Настроение на Каньерской дороге царило радостно-оживленное, из-за деревьев временами доносились обрывки гимна, исполняемого без аккомпанемента или слаженным хором, из какой-нибудь церквушки-времянки в удаленном от моря лагере. А-Су все пропускал мимо ушей. Нежданная встреча днем с Лидией Гринуэй – ныне Лидией Уэллс – глубоко его потрясла; и, пытаясь утишить смятение, он вновь и вновь прокручивал в голове свою собственную историю – пересказывал ту же самую повесть, которую поведал А-Цю тремя неделями ранее.
Когда Фрэнсис Карвер впервые познакомился с семьей Су, ему исполнился двадцать один год, и А-Су, на тот момент двенадцатилетний мальчишка, естественно, глядел на него снизу вверх. Карвер, юноша немногословный и мрачноватый, родился в Гонконге в семье британского торговца и вырос на море. Он бегло говорил на кантонском диалекте, хотя теплых чувств к Китаю не питал: он собирался покинуть эту страну, как только станет владельцем собственного корабля, – об этой своей честолюбивой мечте он твердил снова и снова. Он работал в Гуанчжоуском отделении торговой фирмы «Дент и К°», где отец его занимал высокий пост, и обеспечивал контроль за доставкой китайских товаров на экспортные склады по берегам Жемчужной реки. Один из таких складов принадлежал отцу Су Юншэна, Су Чжуньюэню.
Су Юншэн мало что понимал в финансовых операциях отцовского бизнеса. Он знал, что склад Су служил перевалочным пунктом для покупателей, большинство которых составляли британские торговые компании. Он знал, что фирма «Дент и К°» была самой известной и самой влиятельной из них и что его отец очень гордился этим сотрудничеством. Он знал, что все отцовские клиенты платили за свои товары серебряной рудой, и в глазах Су Юншэна это было дополнительным поводом для гордости; знал он и то, как его отец ненавидит опиум, а императорский уполномоченный Линь Цзесюй[58] внушал ему глубочайшее уважение. А-Су не понимал смысла всех этих подробностей, но он был почтительным сыном и принимал отцовские убеждения безоговорочно, как свидетельства добродетели и мудрости.
В феврале 1839 года склад Су был выбран для императорского досмотра – процедура рутинная, но опасная, ведь по указу чрезвычайного уполномоченного Линя китайским торговцам, скрывавшим у себя опиум, грозила смертная казнь. Су Чжуньюэнь охотно распахнул перед имперскими солдатами двери склада, где они и обнаружили спрятанные среди чая тридцать, не то сорок ящиков с опиумной смолой, каждый весом приблизительно под пятьдесят фунтов. Су Чжуньюэнь напрасно оправдывался – его казнили на месте без суда и следствия.
