Валерия Вербинина - Темное солнце
Наступило долгое молчание.
— Пожалуйста, убей меня, — тихо попросил рыцарь. — Ты только избавишь меня от ненужных мучений. — И добавил с жесткой усмешкой: — Я бы наверняка оказал тебе эту услугу.
Мадленка вспыхнула, вскочила с камня, схватив самострел, и замерла. Потом отшвырнула оружие и снова опустилась на камень.
— Не искушай меня, рыцарь, — хрипло сказала она. — Недавно я своими руками вырыл могилу самому близкому мне человеку, и теперь меня не так легко испугать.
— Хорошо, — спокойно сказал крестоносец, — если ты такой трус, — он голосом презрительно подчеркнул слово «трус», — вытащи стрелу, что застряла у меня в боку, чтобы я мог умереть. Поверь, я буду вечно тебе благодарен за это, юноша.
Мадленка побледнела. Ей живо вспомнилось, как она извлекала стрелы из тела своего брата, — однако в глазах рыцаря застыла такая мольба, перед которой она не могла устоять. И, в конце концов, он был прав: лучше всего было бы ему умереть.
— Хорошо, — сказала Мадленка и подошла к нему. — Я выдерну стрелу, только не надо меня благодарить. И убери руку.
Губы рыцаря шевельнулись. Он прошептал что-то вроде «господь мой…» и умолк. Мадленка, нахмурив брови, села на землю, упершись ногами, и схватилась за древко стрелы. Оно было мокрое от крови, и Мадленка определила, что острие глубоко застряло в теле.
— Что ж, рыцарь, — сказала она, — я сделаю это, но только потому, что ты сам захотел. Так что не обессудь.
— Вытащи стрелу, — сказал крестоносец одними губами.
— Хорошо, — спокойно сказала Мадленка. — Как тебе будет угодно.
И с силой рванула древко.
Кровь ручьем хлынула из раны, рыцарь как-то странно всхлипнул и откинулся назад. Струйка крови побежала из его рта. Он закрыл глаза и стал валиться на бок.
Мадленка поднялась, совершенно ошеломленная. В руках она держала в точности такую же стрелу, как те, что убили ее брата.
Глава шестая,
в которой происходит еще меньше
Это был ключ к отгадке, и он наконец-то оказался у нее в руках. Впрочем, для пущей ясности этому ключу кое-чего недоставало, а точнее того, кто в настоящий момент корчился у ее ног.
Мадленка приняла решение моментально. Она бросилась к остаткам хлеба, выдрала мякиш и стала озираться вокруг, ища какое-нибудь целебное растение. Поблизости не оказалось ничего, кроме самого обыкновенного подорожника, но Мадленке и этого было достаточно. Она в спешке накрошила листьев подорожника, смешала их с мякишем и, перевернув синеглазого на спину, стала быстро залеплять его раны. Увы, таков был уровень современной ей медицины. (Кто читал «Огнем и мечом» Сенкевича, наверняка вспомнит, как раны тамошнего витязя лечили, заталкивая в них хлеб, намятый и вовсе с паутиною.)
— Эй, — говорила она, исполняя свою нелегкую работу, — ты, как тебя там, звезда морей, воин солнца, не смей умирать! Мне еще порасспросить тебя надо.
Кровь перестала течь, однако рыцарь не двигался. Мадленка подождала немного, приложила ухо к груди крестоносца, но сквозь доспехи трудно было разобрать, бьется под ними что-нибудь или нет. Мадленка потрогала рыцаря за щеку — щека была теплая, даже горячая. Она встряхнула его руку, уловила у запястья слабое биение и обрадовалась.
— Я молодец! — объявила она, ибо больше похвалить ее было некому.
Но прошло немало времени, прежде чем рыцарь открыл глаза и посмотрел вокруг себя безучастным взором. Когда же он увидел возле себя ненавистного рыжего отрока, весело скалившего торчащие в разные стороны зубы, на лице рыцаря отразилось такое бешенство, смешанное с отчаянием, что Мадленка испугалась. Он приподнял голову и посмотрел на рану на боку, забитую мякишем, после чего негромко и выразительно стал ругать своего благодетеля и спасителя последними словами, которые одинаковы во все решительно эпохи.
— И ни к чему так отчаиваться, — заявила Мадленка, когда рыцарь умолк и, подавившись кровью, закашлялся. — Смерть твоя у тебя еще впереди, и, может статься, ты до заката не доживешь, так что зря убиваешься, поверь мне.
— Значит, ты решил взять выкуп! — процедил сквозь зубы синеглазый, когда перестал кашлять.
— Выкуп? — растерялась Мадленка. — Какой к дьяволу выкуп?
— Я же сказал, я уничтожил Белый замок, — угрюмо сказал крестоносец.
— И что мне с этого? — вне себя вскричала Мадленка. — Что ты этим хочешь сказать?
— Я истребил всех его жителей, — продолжал рыцарь ровно. — Всех, — подчеркнул он, — даже детей и стариков.
— Да? — сухо сказала Мадленка. — Не хотел бы я иметь тебя своим врагом.
— О, — отозвался рыцарь, — смотри-ка, а ты не так уж глуп. Тем не менее многие мечтают сжечь меня живьем, например воевода Лисневский, ведь жена владельца замка была его сестрой. Так что же — ты решил доставить меня ему?
— Чтоб тебе пусто было!.. — разозлилась Мадленка, уразумев, куда он клонит. — Мне от тебя ничего не нужно! Ни Белый замок, ни воевода Лисневский! Я даже отпущу тебя на все четыре стороны, если ты пожелаешь. Я слышу, тут где-то поблизости бродит лошадь, наверное, одна из ваших. Я ее поймаю, посажу тебя в седло, и скачи в свой Мальборк или хоть к самому дьяволу в лапы.
— А ты бы мог получить за меня много денег, — бесстрастно заметил синеглазый. — Очень много.
— Ну да, и будет мне великая честь, что я раненого сдал его врагам! — огрызнулась Мадленка. — Бессовестные вы, рыцари, право, бессовестные, если можете предположить такое!
Так что тебе от меня нужно? — спросил рыцарь после недолгого молчания.
— Мне нужно знать, — заговорила Мадленка, волнуясь, — кто напал на вас.
— И это все? — презрительно спросил рыцарь, скривив красный от крови рот. Он сплюнул в сторону и продолжал: — Могу я узнать, отрок, зачем тебе это надо?
— Нет, ну с тобой потеряешь всякое терпение! — вспылила Мадленка. — Какая тебе разница, в конце концов? Я пытаюсь спасти тебе жизнь, между прочим!
Однако на синеглазого этот довод не произвел ровным счетом никакого впечатления.
— Я вассал господа, — сказал он хладнокровно, — и более ничей. Я не приемлю благодеяний ни от врагов, ни от друзей.
— Ха! — фыркнула Мадленка. — Плохой же ты друг, однако, если товарища своего готов в беде бросить, когда он ждет, что ты выкуп за него привезешь. Ведь если ты умрешь, умрет и он, разве не так? Ты что, бусурман несчастный, этого хочешь?
Щеки рыцаря немного порозовели. Он закрыл глаза, а когда вновь открыл их, Мадленка подивилась сквозившей в них решимости.
— А знаешь, как ни странно, ты прав, — признался он. — Я ведь совсем забыл о нем.
— Ну вот! — обрадовалась Мадленка. — Толку от тебя не добьешься. Говори, кто давеча напал на вас, и ты больше меня не увидишь, обещаю. Захочешь умереть — можешь расковырять рану, я не стану тебе мешать, и бог тебе судья. Ну?
Синеглазый вздохнул.
— Утром на нас напали поляки, — сказал он без особого выражения.
— Я уже слышала, — нетерпеливо отозвалась Мадленка. — А кто именно, ты не разглядел? Чей это был отряд?
— Еще как разглядел, — отвечал рыцарь, — это были люди князя Августа Яворского.
— Князя Августа? — переспросила Мадленка оторопело. — А кто это?
— Племянник князя Доминика, сын его сводной сестры Гизелы… кажется. Мы защищались, но их было слишком много.
Мадленка ударила себя ладонью по лбу. Князь Август. Племянник князя Доминика. Польский шляхтич — однако же, судя по всему, не счел ниже своей чести ограбить крестоносцев. Нет, не будем торопиться, не будем. Попробуем все начать сначала. Так. Крестоносцы — лжецы, это всем известно. Но этому-то какой смысл лгать? Не мог же он сам в себя всадить стрелу для разнообразия, — а стрела была точь-в-точь такая, как те, ну, те самые, она сама видела.
— Что это за дрянь ты засунул в хлеб? — спросил синеглазый, осторожно трогая свою рану.
— Это? А, это подорожник, — рассеянно ответила Мадленка. — Очень хорошо заживляет раны.
Нет, крестоносец всей правды никогда не скажет, и на слова его полагаться нельзя. Надо идти к князю Августу, надо разыскать кузнеца, который делает такие чудные наконечники. Мадленка взяла в руки стрелу, извлеченную из тела крестоносца, и стала ее разглядывать. Синеглазый смотрел на странного отрока с любопытством, но без прежней ненависти.
— Где князь Август теперь? — спросила сквозь зубы Мадленка.
— У дяди своего Доминика гостит, а где же еще? Интересно, отметила про себя Мадленка. Очень интересно. И то, что у дяди, и то, что рыцарям ордена это отлично известно. Ох, не зря дед говорил, что крестоносцы — лучшие на свете воины и что сражаться на их стороне он почел бы великой честью, кабы сердце не говорило ему обратного.
— А своей вотчины у него что, нет?
— Была, — сказал синеглазый коротко. — Но мы ее отвоевали.
Мадленка скользнула по нему взглядом и подумала, что это более чем возможно. Она подобрала окровавленную стрелу и стала вертеть ее в руках.
