Сердце знает - Игл Кэтлин

Риз по-прежнему считал замечательным, что Картер так блестяще себя проявил. Мать их умерла вскоре после рождения Картера, и священник убедил отца отдать грудного ребенка чужим людям. Церковь устроила Картера в белую семью в Нью-Йорке. А Роуз уехала жить к бабушке. Риз же был достаточно большим, чтобы ходить в школу и самостоятельно принимать решения, и когда отец спросил его, не желает ли он тоже уехать, Риз ответил «нет». Так он остался и присматривал за Роем. По его мнению, именно это и делал, пусть даже ему было всего лишь около шести лет.

Годы спустя, когда Рой вытащил упирающегося Картера из семейства нью-йоркских Маршаллов, Риз не мог уразуметь, какой в этом был смысл, кроме того, конечно, что Картер был вундеркинд, а Риз просто еще одним индейцем-баскетболистом. Рой тогда сказал, что очень важно, чтобы Картер знал, кто он такой, а поскольку его задействовали, чтобы протащить через Конгресс Закон о защите индейских детей, он чувствовал себя обязанным проявить активность и решил воспользоваться этим Законом, чтобы вернуть сына. Картер в индейской школе чувствовал себя ужасно, и, со временем, Рой позволил ему закончить частную школу для белых. Но когда Картер поступил в Гарвардский университет, воспользовавшись льготами «коренного американца», упираться он перестал.

И вот теперь он — управляющий казино. «Для него это хорошо» — подумал Риз. Картер отлично смотрится в клубном пиджаке с эмблемой Bad River Sioux, вышитой на нагрудном кармане. Очевидно, он весьма горд тем, чего добился своей работой, и Риз не сомневался, что в своем деле он преуспевает. Его брат был умен и хитер, как лис.

Однако мысль о том, что Старик хотел «нас» удержать в прошлом, по необъяснимой причине, вызывала у Риза возмущение.

— Когда уезжаешь домой? — спросил Картер.

— Еще не знаю.

— Но не раньше, чем мы сыграем один-на-один, — заметил Картер. — Сара говорит, что если я приведу тебя к нам в воскресенье, она устроит семейный обед. В последнее время, честно говоря, она не очень пускала меня домой, но ты можешь помочь мне вернуть ее расположение, да и дети получат море удовольствия, наблюдая как их папа гоняет кегли с дядей.

— А, так ты теперь хочешь поиграть со мной.

— Черт, ты все еще можешь играть, как любитель, разве нет? Ты же не настолько «крутой».

Риз засмеялся. «Крутой» — это было не из тех выражений, которыми пользовался Картер Маршалл. — Я разнесу маленького братца, как слепого кутенка, в пух и прах. Ты боишься выглядеть жалким в глазах детей?

— Значит, ты приходишь? Вот здорово. — Картер кивнул человеку с радиотелефоном, давая знать, что сейчас туда поднимется. — Ты тоже приходи, Хелен. И Роуз. Давайте устроим…

— Роуз уехала. Я отвез ее в аэропорт. Ты что забыл, ее рейс сегодня утром? — Риз улыбнулся, когда Картер постучал себя ладонью по лбу. Правда была в том, что Роуз и Картер друг друга почти не знали. — Просила еще, чтобы я с тобой попрощался от ее имени. Ты поможешь с добром Старика?

— Ты что, серьезно? Будешь сжигать? — Он похлопал Хелен по руке. — Должно быть, думаешь, что такой парень, как он, давно забросил индейское одеяло, верно? Он думает, что должен сжечь личные вещи, иначе один из наших духов будет навещать его по ночам.

— Он бы этого хотел. Бывают случаи, когда ты что-то делаешь просто из уважения. Но все, что ты хотел бы себе взять, кроме… — Риз посмотрел в сторону Хелен. Не стоило об этом говорить в ее присутствии.

— Он оставил тебе все, — заметил Картер. — Даже не поленился, написал письменное завещание, чем здорово меня удивил. Но факт остается фактом, и именно из уважения я оставляю все в твоих гениальных руках.

Риз пожал плечами. — Не знал, что вы с ним виделись.

— Откуда ты мог знать? Ты ведь бывал здесь достаточно редко? — Картер повернулся, чтобы уйти. Парень с рацией все еще ждал. — Это не станет между нами, Блу. Ты здесь, и это хорошо. Сколько бы ты здесь ни прожил, это замечательно. И вы оба приходите к нам в воскресенье на обед. — Он стал подниматься по ступеням.

— Семейный обед, — облизал губы Риз, — звучит заманчиво, верно? Обед в воскресенье, собирается вся семья, славные большие Блу. А ты Хелен, что скажешь?

Она скрестила руки на груди, безразлично глядя на стопки фишек на столе. — Мне трудно выбраться.

— Отсюда?

— У меня сумасшедший график работы, — сказала она, и он понял, что ей самой совершенно ясно, насколько неубедительно звучит отказ. Он заглянул ей в глаза и ждал. — Не думаю, Риз, что это хорошая мысль.

— Как знаешь. — Он не собирался просить дважды. — Поживу некоторое время у отца. Он свалил на меня кучу дел, оставив на меня дом. Сказал, что Картеру он не нужен. Не знаю, с какой стати он посчитал, что дом нужен мне, но… — он хлопнул кулаком по краю столика и встал, — так что я буду там.

Она кивнула.

— Похоже, выстраивается очередь, — он показал головой на приближающуюся пару, из числа тех ковбоев, о которых упоминал Картер, и, черт побери, Риз не собирается делить ее компанию с ними. — Спасибо за урок. Ты все еще хорошая учительница.

Уйти из казино оказалось сложнее, чем зайти в него. Риза не был дома несколько лет, и это приятно, когда тебя узнают старые друзья, а не просто баскетбольные болельщики, и восстанавливаются старые связи. Его окликнул двоюродный брат, который раньше всегда летом помогал отцу складывать сено и которому сейчас нетерпелось рассказать о своей работе в ресторане казино. Он узнал одного охранника, с которым вместе ходил в школу, а еще там была кассирша, которая, в былые времена, выступала заводилой группы поддержки. — Послушай, здесь Тайтус, — сказала она и достала свой радиотелефон. — Ты уже видел его?

— Тайтуса Ястреба? Он приходил на похороны, но было столько…

Было столько знакомых лиц, и некоторые, несомненно, изменились больше других, но у Тайтуса был все тот же крючковатый носище и жидкая козлиная бороденка, над которой когда-то команда дружно подшучивала. Цепкий, быстрый защитник в прошлом, он и теперь оставался поджарым и сухощавым. Как и прежде, стал в боксерскую стойку, нанес шутливый удар и, наконец, пожал руку. Да, согласился Риз, он с удовольствием выпьет кофе. Они нашли свободный столик в углу возле бара и сели вспоминать былые дни. Тайтус рассказал о себе, прибегнув к терминам современного устного народного творчества Бед-Ривер. Когда-то худенький, чуть выше среднего роста, сейчас он был сильнее, умнее, богаче, класснее, лучше и злее. Ему принадлежал мир.

Мощный, как звук лопающегося пузыря, — сказал Риз со смехом. — У меня компания, предоставляющая лимузины напрокат, дом, небольшая сеть спортивных магазинов, кое-какая земельная собственность, которую нужно застраивать, и кое-какая земля, которую мне не хотелось бы видеть застроенной, плюс кошка, которую неизвестно кто мне подбросил.

— И что, никакой яхты?

Риз пожал плечами, — Есть очень хорошее каноэ. Да, и «Чероки».

— Чероки? А на что он нужен?

Риз заметил «чертенят» в глазах старого друга и ответил ему тем же. — Черт, да рубашки мои гладить.

Они дружно засмеялись в доказательство того, что есть вещи, которые не меняются. Затем Тайтус заметил: — А почему бы тебе не вернуться домой? Могли бы завести прокат лимузинов. Мне не нравится, что Риз Блу Скай крутит баранку за этих восточных толстосумов.

Риз зашелся от смеха. — Не все они толстосумы.

— Однако, те что с озера Мистик к югу от Миннеаполиса и Сен-Пола — наверняка.

— Были они нищими, но время зря не теряли.

— Как ты? Настоящий нищий сиу?

— Лакота, — упрекнул Тайтус. — Мы вновь теперь лакота, парень. Ты что, не видел надпись, когда через мост переезжал на индейскую территорию? Мы вновь вернули наше настоящее имя. Народ лакота с Бед-Ривер.

— Я знаю, кто мы. Старик хорошо вбил мне это в голову. — Он тоже об этом думал, не мог не думать в окружении вещей отца, голос отца звучал в его душе непрестанно. — Он упустил Картера. Поэтому, на мою долю выпала двойная порция истории лакота. Не знаю, как мы могли потерять столько территории, если, по словам отца, мы все время показывали им, где раки зимуют.