Иоанна Хмелевская - Роман века
Муж вдруг стал каким-то неуверенным и беспокойным.
– Слушай… Ты должна написать мне письмо. На машинке. Я продиктую.
Я застыла в дверях. Конечно, разговор о том, что Басенька занимается его корреспонденцией был, пан Паляновский меня предупреждал, пропущена была только одна мелочь. А именно – местонахождение пишущей машинки. Я обыскивала этот дом, нашла сахар, нашла имя, нашла даже недостающие столовые приборы и соль, в супнице, кстати говоря, но пишущая машинка мне на глаза не попадалась. И что мне теперь делать?..
Вдруг на меня снизошло вдохновение.
– Пожалуйста, – холодно сказала я. – Вечером, когда вернусь с прогулки. К тому времени будь любезен приготовить машинку и бумагу.
– Хорошо, когда вернешься – поспешно согласился муж. – Только не возвращайся слишком поздно.
Я исполнила его желание и не стала сильно задерживаться на прогулке. Вид, который я застала по возвращению, подействовал успокаивающе. На низком столе в комнате стояла машинка, рядом лежала бумага, а муж искал что-то в громоздком сооружении одновременно являющимся буфетом, библиотечкой, стеллажом и шкафом. Кроме этого монстра, там было еще немного мебели, подобранной достаточно старательно, кроме всего прочего и старинный секретер с миллионом ящичков и дверок.
Я пошла наверх переодеться и, спускаясь вниз, услышала как в этой комнате что-то громыхнуло. Это меня заинтересовало. Я успела подумать, что муж, не дождавшись меня, в сердцах разбил пишущую машинку, после чего увидела причину грохота.
Самый большой ящик секретера лежал на полу, вокруг него валялись россыпью такие же старые серебряные ложки, ножи и вилки, одни в упаковке, другие россыпью, а посреди этих сокровищ ползал сильно взволнованный хозяин дома, поспешно все собирая и заталкивая обратно. Страшно подумать, как много приборов поместилось в такой маленький ящик.
– Я забыл про эту сломанную рейку, – буркнул он, не глядя на меня.
Я не обратила на него внимания и бросилась к машинке, чтобы проверить ее тип. Глупо было бы искать запятую, кавычки и восклицательный знак по всей клавиатуре, которой, как видно, я пользуюсь почти каждый день. С облегчением я увидела старенькую Оливетти, то есть то, что случайно знала лучше всего.
Муж вылез из-под кресла, с большим трудом вставил ящик на место, после чего, прохаживаясь по комнате, почесывая затылок и поправляя очки, продиктовал мне три письма официального содержания. Меня немного удивило, что во всех он передвигает сроки с марта на апрель и отказывается от приема заказов, я не заметила в мастерской особой спешки, но не обратила на все это внимания, обдумывая хитрый ход, благодаря которому я смогла бы узнать место укрытия этой чертовой машинки. Я напечатала адреса, вложила письма в конверты, вышла на кухню, зажгла свет, после чего на цыпочках вернулась в прихожую и спряталась за лестничной клеткой. В случае чего, я могла убежать в подвал. Сильно скрипящие двери были открыты, и мне было прекрасно видно.
Муж собрал свои письма, поднял машинку и засунул ее глубоко под секретер. Можно было перестать подглядывать, но меня заинтересовали его дальнейшие действия. Он осмотрелся вокруг, как-то очень подозрительно и неуверенно, отложил бумаги на кресло, и внимательно принялся изучать остальные ящики секретера. Он осторожно открывал их, заглядывал внутрь и закрывал. Один, в самом низу, открыть не удалось, по-видимому он был заперт на ключ. Он подергал за ручку, после чего задумался над ящиком.
Я смотрела на него со все большим удивлением. Что это должно было значить? Может от всех этих матримониальных потрясений он свихнулся? Даже если ящик закрыл не он, а эта упрямая Басенька, не сегодня же он это заметил? Он должен знать, что в доме открыто, а что заперто!
Мне пришло в голову, что Басенька могла закрыть его в последний момент, из-за меня, спрятав там что-то, что я могла украсть. Она наверное чокнулась, потому что оставила мне золотые часики, колечко с бриллиантом, мужа, меха, машину, стоимостью в полмиллиона с лишним злотых и закрыла какой-то паршивый маленький ящик. Что она там держит, Кохинор?
Муж вел себя загадочно. Он осмотрел секретер со всех сторон, заглянул под него, поднялся, беспомощно осмотрелся и почесал голову. Сначала он сделал это одной рукой, потом двумя и пахал ногтями прическу с такой силой, будто у него, как минимум, был лишай. Лицо его вдруг оживилось, он быстрым шагом прошел в угол и раскрыл большой выпуклый футляр. Я с самого начала знала, что это старая довоенная зингеровская швейная машинка, я узнала ее, потому что когда-то точно такая же стояла в доме моей бабки. Довоенная швейная машинка в комнате, где рядом с модерновой мебелью находились невероятные древности, конечно могла удивить, но не своего же владельца!
Открыв машинку муж алчно уставился на нее и явно остолбенел. Какого черта? Он не знал, что у него дома есть швейная машинка? Или первый раз оказался в этой комнате?.. Некоторое время он с каким-то осоловелым выражением разглядывал ее, потом вдруг закрыл и вновь принялся оглядываться. Очки его дико блестели, волосы после чесотки растрепались, движения были нервными, он производил очень пугающее впечатление. Псих и только. Боже мой, меня заперли в одном доме с сумасшедшим!..
Псих явно что-то искал. Он открывал двери этой махины во всю стену, хлопал ящиками, что-то передвигал и, наконец, затих вне моего поля зрения. Либо нашел, либо отказался от поисков. Я вышла из-за лестницы и заглянула в комнату. Псих стоял в углу, заложив руки за спину и мерно раскачивался вперед-назад. На лице его рисовалось тупое раздражение. Что же он потерял, бога ради, что эта пигалица от него спрятала?!.
Я заканчивала ужин, когда он появился в дверях. Меня сразу охватили дурные предчувствия.
– Я бы хотел получить иголку с ниткой, – угрюмо и недоброжелательно произнес он.
Ужин застрял у меня в горле. До меня дошло что он искал – иголку с ниткой, идиотское желание! Интересно, где я их ему возьму? Черт знает, куда их Басенька спрятала, наверное, в стиральную машину… Никакие устройства для шитья, кроме машинки, не попадались мне на глаза, не начинать же искать при нем в самых неподходящих местах.
– С какой ниткой? – спросила я, чтобы выиграть время.
– Черной и белой, – ответил он после короткого унылого размышления. – И булавку. Две булавки.
– Так возьми. Разве я тебе запрещаю?
– Я не буду рыться в твоих вещах, – обиделся он. – Если лежит сверху, я возьму сам. Ты все прячешь неизвестно где. Мне нужна иголка с ниткой.
У меня чуть не вырвалось, что это не я, а Басенька. Действительно, она прятала все неизвестно где…
– Завтра, – огрызнулась я. – От шитья по ночам глаза портятся.
– Можно и завтра, только утром.
Почти полночи я потратила на поиски. Как я и предполагала, в ящиках швейной машинки было все, что угодно, только не то, что нужно. В одном лежало множество бутылочных пробок и, о чудо, штопор для них, в другом – мелки, карандаши, ручки и перья для туши. В комнате прислуги я нашла портняжный метр и бельевые прищепки. От швейных принадлежностей не было и следа. У меня не было другого выхода, как назавтра произвести соответствующие покупки в магазине, сумма в пятьдесят тысяч злотых за все эти хлопоты перестала казаться мне слишком большой.
Утром я холодно уведомила мужа, что черные и белые нитки кончились, остались только розовые, а поскольку ниток нет, игла ему ни к чему. Я куплю их чуть позже, и он получит все после полудня. Информацию он воспринял не протестуя, но с очень унылым выражением лица.
Покупая при случае косметику, я подумала не должна ли вместо мыла покупать например шампунь или крем. При таком количестве странностей Басеньки, мое относительно нормальное поведение может показаться подозрительным. Несомненно, Басенька чувствовала себя свободнее, и тем не менее какую-нибудь глупость придется придумать.
Получив нужные иглы и нитки в новенькой упаковке, муж ничуть не удивился. Было похоже, что все в порядке. Облегчение, которое я испытала после очередного потрясения, повлияло на мои умственные способности и я не задумалась, что все проходит слишком легко…
С каменным спокойствием я восприняла присутствие рыжего дебила, сидящего на корточках за окном. Он заглядывал внутрь, смотрел за моими руками, когда я продолжала круги и полумесяцы и ритмично шевелил массивной челюстью – или жевательная резинка, или нервный тик. В конце концов это жевание стало меня раздражать, я бы с удовольствием попросила его убраться, но сомневалась, не принадлежит ли он к инвентарю, и не является ли его присутствие чем-то обычным, нормальным и вообще желанным. Пан Паляновский с Басенькой пропустили столько вещей, что запросто могли забыть и рыжего дебила.
Ближе к вечеру я отдала мужу законченный рисунок. Он с ним не церемонился, свернул в рулон, профессионально проверил, как он стыкуется со всех сторон, перевязал его шнурком и жестом позвал меня за собой:
![Иоанна Хмелевская - Роман века [вариант перевода Фантом Пресс]](/uploads/posts/books/161891/161891.jpg)