Увидеть огромную кошку - Мертц Барбара

– С другой стороны, я...

Рамзес напрягся, как кобра, собирающаяся нанести удар.

– Ты считаешь, что я позволю тебе это сделать?

– Позволишь? – Нефрет смерила его ледяным взглядом. – Попробуй попросить меня, Рамзес. Скажи «пожалуйста».

– Пожалуйста. Пожалуйста, Нефрет, останься дома.

– Отлично.

Он расслабился, глубоко вздохнув, и Нефрет улыбнулась.

– Вот видишь, как это легко? А теперь послушай меня, Рамзес – и ты тоже, Давид. У меня появилось несколько идей относительно мистера Даттона Скаддера, которые, надеюсь, вам понравятся, но я и клятого слова не скажу, пока вы не перестанете относиться ко мне как к безмозглому, беспомощному младенцу.

– Нефрет! – возразил Давид. – Я никогда…

– Ты не такой плохой, как Рамзес, – признала Нефрет. – Но оба поступаете именно так. Послушайте... – Она наклонилась вперёд, её лицо смягчилось. – Я понимаю, что вы заботитесь обо мне и не хотите, чтобы со мной случилось что-либо скверное. Но как вы думаете, какие чёртовы чувства я испытываю к вам обоим? Вы всерьёз считаете, что мне нравится сидеть, сложив ручки, и притворяться немощной, когда вы подвергаете себя опасности? Тётя Амелия в жизни не потерпела бы подобной чепухи от профессора. И я тоже не намерена терпеть.

– Звучит как ультиматум, – промолвил Рамзес. – Что произойдёт, если мы откажемся уступить?

– Я сделаю твою жизнь очень, очень неприятной, – выпалила Нефрет.

Рамзес опустил голову на скрещённые руки.

– Как ты посмел надо мной смеяться? – разъярилась Нефрет. – Разрази тебя гром, Рамзес…

– Приношу извинения.– Он поднял голову. Его лицо покраснело. – Я ничего не мог с собой поделать, ты говорила так свирепо и выглядела так... Ладно, Нефрет. Твои аргументы неопровержимы, а угрозы слишком устрашающи, чтобы ими можно было пренебречь. Я не могу обещать, что проявлю такую же стойкость, как отец по отношению к матушке; на его стороне многолетняя практика. Но сделаю всё, что в моих силах.

– Пожмём руки в знак соглашения. – Она протянула юношам обе руки.

– Все за одного и один за всех, – улыбнулся Давид.

– Отлично, – кивнул Рамзес. – Что насчёт Даттона Скаддера?

ГЛАВА 13

БЫВАЮТ СЛУЧАИ, КОГДА

ОТКРОВЕННОЕ ВЫРАЖЕНИЕ МНЕНИЯ

МОЖЕТ НЕ ПРОСТО ОСКОРБИТЬ,

НО ДАЖЕ ПРИВЕСТИ

К НЕЖЕЛАТЕЛЬНЫМ РЕЗУЛЬТАТАМ.

На следующее утро карета Сайруса доставила миссис Джонс к нашим дверям. Гостья была одета в практичный твидовый костюм и прочные прогулочные туфли вместо кружевного платья цвета экрю [223], которое красовалось на ней накануне вечером. Я не стала делать из этого никаких выводов. Сайрус мог встретить её на паромной пристани. На рассвете.

Я, как обычно, оделась первой, и к моменту появления миссис Джонс сидела на веранде, поскольку люблю смотреть, как солнце встаёт над восточными скалами. Похоже, гостья была не в духе. Я спросила её, не передумала ли она. Миссис Джонс без колебаний ответила, что нет, но больше не промолвила ни слова и уселась рядом со мной, глядя на реку и потягивая чай, который принёс Ахмет.

По мере того, как свет усиливался, пейзаж, казалось, оживал и становился свежим и новым. Красное восходящее солнце блестело на воде. Видневшиеся на другом берегу реки далёкие скалы, возвышавшиеся в пустыне, из серых превратились в фиолетовые, а затем в бледно-розовые. Широкие поля шляпы миссис Джонс отбрасывали тень на верхнюю половину лица, что подчёркивало твёрдость плотно сжатых губ и выступающего подбородка. Через некоторое время она сказала тихо, как будто сама себе:

– Это никогда не надоест.

– Зависит от точки зрения, – ответила я.

– Практичны, миссис Эмерсон, как и всегда. – Она повернулась ко мне лицом. Намёк на меланхолию, который я заметила – или мне показалось – сменился кошачьей улыбкой.

– Я не застрахована от поэтических фантазий, миссис Джонс, но для них существуют время и место. Судя по звукам, доносящимся из дома, полагаю, что завтрак уже на столе. Прошу вас.

Я слышала, что в комнате находились Нефрет и Эмерсон. Когда мы вошли внутрь, он помогал ей устроиться в кресле, а миссис Джонс приветствовал вежливо, хоть и банально:

– Ни свет ни заря. Что ж, очень похвально.

Мы доели овсянку до того, как появились мальчики — как всегда, тандемом. Я подозрительно посмотрела на Рамзеса. На мой взгляд, исчезновение усов улучшило его внешний вид, так как сделало сходство с отцом более очевидным, а Эмерсон – самый красивый из мужчин. Впрочем, от этого выражение лица не стало более понятным, но признаки бессонницы не укрылись от любящих глаз матери.

– Ты уходил вчера вечером? – спросила я.

– Я обещал тебе, что не буду, матушка.

– Это не ответ на вопрос.

– Я не выходил из дома прошлой ночью. – Он бросил пачку бумаг на стол и сел. – Я работал. Помнится, ты спрашивала о папирусе-соннике? Вот мой перевод, если хочешь его прочитать.

Я взяла бумаги, и миссис Джонс с любопытством спросила:

– Папирус-сонник? Я и не знала о таком.

– Довольно непонятный текст, – пояснил Рамзес, учтиво передавая ей мармелад. – В прошлом году дядя Уолтер получил его фотографии из Британского музея и любезно одолжил их мне. [224]

Я ломала голову над почерком Рамзеса, который имел огорчительное сходство с иератичностью исходного текста. На левой стороне страниц повторялись слова «Если человек видит себя во сне». За этой вводной фразой в каждом случае следовало краткое описание, например: «убивающим быка», «пишущим на палитре», «пьющим кровь» и «хватающим рабыню». Интерпретация состояла из слов «хорошо» или «плохо», за которыми следовало краткое объяснение.

– Некоторые из них достаточно просты, – произнесла я. – Поймать рабыню – это хорошо. «Это означает, что он получит удовлетворение». Вполне разумно предположить, что так и будет. Но почему «есть экскременты» должно быть хорошо... О, «это означает есть то, чем владеешь в своём доме».

– Очаровательно, – улыбнулась миссис Джонс. – С вашего позволения, миссис Эмерсон, я хотела бы сделать копию. Если я смогу толковать сны в соответствии с древнеегипетскими догмами, это добавит определённости моей работе.

– Вам придётся быть избирательной, – сухо отрезала я. – Есть одно о раскрытии... Боже мой! Зачем кому-то мечтать делать это со свиньёй?

– Это хорошо или плохо? – невинно поинтересовалась Нефрет.

– Плохо. Это означает лишение собственности.

Я зачитала некоторые другие толкования, не считая пошлых, к удовольствию – если не к назиданию – присутствующих. Нефрет казалась особенно заинтригованной, и, когда я прочитала рассказ о том, как видеть себя под покрывалом, она воскликнула:

– Как странно! Прошлой ночью мне снилось, что я играю роль принцессы Ташерит, одетая в муслин и марлю. Что это значит, тётя Амелия?

– Очевидно, – ответил Эмерсон, внимавший мне с терпимой улыбкой человека, стоящего выше праздных фантазий, – ты продолжаешь переживать из-за того, что лишена этой роли.

По моему мнению – и мнению профессора Фрейда [225], работы которого я прочитала с интересом – это значило, что она пыталась что-то скрыть. Поскольку я не хотела её смущать, то зачитала египетское толкование: