Дарья Калинина - Бонус для монсеньора
– Да, но как именно?
– Они похитили сначала старичков, а потом Светлану с детьми, так?
– Но они уже всех отпустили, – напомнил ей Апогей.
– Не важно! – отрезала Кира. – В свое время они это сделали, ведь так? Вдумайтесь только, похитили стариков и детей!
– Это отвратительно.
– Верно. Так почему бы нам, в свою очередь, не похитить пациента из больницы и не допросить его со всей строгостью? Уверена, если он что-то знает, то будет рад поделиться с нами, лишь бы мы вернули его обратно в теплые объятия лечащих врачей, под родимую капельницу и все такое прочее.
Кира замолчала. И, удивленная воцарившейся тишиной, обвела глазами присутствующих. Друзья смотрели на нее с каким-то смешанным выражением восторга и священного ужаса. Даже привыкшая к выкрутасам подруги Леся таращилась на Киру, широко раскрыв глаза.
– А что такого? – недоуменно произнесла Кира. – Мы же не пытать его собираемся. Аккуратно так выкрадем, поговорим, а потом вернем на место.
– Если аккуратно, то, пожалуй, можно, – наконец пришел в себя Апогей.
– Минуточку! – возмутился Иван Алексеевич. – О чем вы говорите? Даже не вдаваясь в этические соображения… Но это же уголовное преступление! Я отказываюсь в этом участвовать!
– Я тоже считаю, что красть людей – это нехорошо, – встала на его сторону и Леся. – Мало ли что преступники похищали детей и стариков. На то они и преступники. А мы не можем уподобляться им.
Кира приосанилась. И уперев руки в боки, пристально посмотрела на этих двоих. Под ее пронизывающим взглядом Леся начала краснеть, томиться и страдать. Доведя степень своего презрения до предела, Кира сказала:
– Хорошо! Я справлюсь сама! Только потом не обижайтесь!
Видя, что подруга всерьез разозлилась, Леся почувствовала раскаяние. Ну, в самом деле, что такого ужасного предлагает Кира? Подумаешь, выкрасть Очкастого. Он же преступник! Он тоже участвовал в похищениях старичков и детей. Так пусть теперь на собственной шкуре почувствует, каково это, когда твоя судьба находится в чужих руках и ты не знаешь, что с тобой случится в следующую минуту и сможешь ли ты вновь вдохнуть воздух свободы. Да и не факт вовсе, что ты вообще останешься жив.
ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ
К своей в высшей степени опасной миссии подруги и их друзья приступили этим же вечером. На подготовку ушла вторая половина дня. Апогею пришлось включить на полную мощность свое мужское обаяние. Нацепить на нос очки, которые придавали ему чрезвычайно сексуальный вид, тщательно побриться, нарядиться в лучший костюм и запастись шикарным букетом цветов.
В таком виде он был отряжен во вражеский стан, а именно – в больницу. В отделение, где лежал Очкастый. И проведя там ровно один час, Апогей сумел завоевать если не сердце, то, во всяком случае, горячее расположение одной очень миленькой и, к счастью, глупенькой медсестрички. Настолько глупенькой, что она поверила в байку о предполагаемом дружеском розыгрыше Очкастого, который ему придумали его лучшие друзья.
Подкрепленная мужским обаянием Апогея и приятно шуршащими бумажками весьма приличного достоинства, эта история показалась медсестричке даже забавной.
– О, это будет совершенно невинно! – блестя глазами за стеклами очков, заверил ее Апогей. – Он проснется и не поймет, где находится. Правда, весело? Ха-ха-ха!
Поверив ему, а еще больше тем денежкам, которые она получила и которые существенно превосходили ее месячную зарплату, медсестричка охотно подсказала Апогею, как ему успешней разыграть своего друга.
– Я сама поставлю ему капельницу со снотворным, – сказала она.
– Как изобретательно и отважно с твоей стороны! – восхитился Апогей.
– Оно ему все равно прописано, – успокоила его медсестра. – Правда, лекарство не сильное, но голову все же дурманит. Ваш друг даже не поймет, куда вы его ведете. А охранника на выходе я тоже отвлеку. Они там все молоденькие мальчишки. Только и смотрят, как бы к нам лица кавказской национальности не проникли. Такую бдительность проявляют, что даже порой до казусов доходит.
Девушка оказалась еще и страшной болтушкой. Апогею это совсем не нравилось. Но он был вынужден слушать и еще мечтательно улыбаться для поддержания облика романтичного влюбленного. Мысленно же он представлял на месте этой болтушки Киру. Но у него не очень-то получалось, потому что высокий и писклявый голос сестрички нещадно царапал нервы.
– Армянская семья к нам приехала, дедушку клали. Всем кланом явились, – трещала девица. – Два сына, кузины, трое внуков, племянники. Наш охранник, ясное дело, перепугался. Решил, что террористы больницу захватывать явились. Чуть до спецназа не дошло. Конечно, армяне обиделись. Пациенту плохо стало. У него и так давление под потолок подскакивало. А тут прямо из приемной его с инсультом в реанимацию увезли. Еле откачали дедулю. Но едва очухался, сразу в другую больницу запросился.
– Ужасная история!
– И если бы еще одна! – с жаром уцепились за слушателя девушка. – На прошлой неделе так же некрасиво с грузинами получилось. Женщина рожать приехала. И не одна, а муж с друзьями привезли. Роды у нее по дороге начались. До родильного дома довезти ее уже не успевали. К нам завернули. И что ты думаешь? Наша охрана тоже бдительность проявляла, проявляла, пока женщина прямо в приемном покое им не родила.
Тут уж Апогей не выдержал. Пора и честь знать.
– Значит, до вечера, – многозначительно целуя ручку медсестре, произнес он. – Увидимся.
– Буду ждать, – подмигнула ему в ответ болтушка.
Операция была назначена на семь часов вечера. С пяти до шести из отделения уходили врачи. А в восемь больница закрывалась на ночь. Но с пяти до половины восьмого больных навещали их друзья и родственники. И так как Апогей был уже представлен одним из них и даже получил из рук медсестры специальный пропуск, то его в отделение пустили беспрепятственно.
Очкастый дремал на своей кровати. Палата у него была люкс. С телевизором и холодильником. Но для похитителей главным обстоятельством являлось гордое одиночество пациента. Медсестричка осталась в коридоре стоять «на стреме». А Апогей вместе с продолжающим трусить и сомневаться Иваном Алексеевичем, предрекающим всем им весьма мрачное будущее с небом в клетку и трусами в полоску, быстро стащили с Очкастого больничную пижаму и втиснули его в брюки и футболку.
– Мы совершаем преступление! – шепотом ужасался праведный Иван Алексеевич. – Как мы можем! Это ведь больной живой человек!
– Заткнись, – дружески посоветовал ему Апогей. – Или ты хочешь все провалить?
– Предавать – не в моих привычках! – возмутился Иван Алексеевич.
И вдвоем они вытащили слабо сопротивляющегося мужчину из кровати.
– Стоять! – приказал ему Апогей.
Очкастый послушно вытянулся. Но слабые ноги сразу же подкосились. И пришлось друзьям поддерживать его с двух сторон.
– Вы готовы? – шепотом осведомилась у них медсестра, засунув голову в палату. – Пора идти, пока никто не видит!
Медсестричка не соврала. В коридоре никого не было. Друзья благополучно доставили Очкастого до лифта. И запихнули в кабинку. Там с помощью щипков, пинков и прочих подручных средств его удалось поставить вертикально. И некоторое время удерживать в таком положении.
– Но он же не может идти! – в ужасе прошептал Иван Алексеевич, глядя на заплетающиеся ноги Очкастого. – Как мы протащим его мимо охраны? Они все поймут!
Медсестричка только презрительно хмыкнула в ответ. Она вышла из лифта первой. И виляя попой, сразу же направилась к охраннику.
– Когда мы отойдем, вы быстро прошмыгнете, – бросила она через плечо. – У вас будет полминуты.
Дальше все прошло, словно по писаному. Выйдя из лифта, друзья прислонили дремлющего Очкастого к стенке. И сделали вид, что приводят в порядок его одежду, зорко поглядывая за перемещением своей сообщницы и охранника. Эти двое поболтали, а потом охранник поднялся и, глянув по сторонам, пошел следом за медсестрой в подсобное помещение.
В тот же миг Апогей и Иван Алексеевич, подхватив Очкастого под руки, метнулись к выходу. По пути их слегка занесло. И сбившись с траектории, они сшибли кадку с каким-то декоративным растением. К счастью, кадка была пластмассовая, а само растение с пышной листвой и упругими ветками. Так что при падении большого шума не последовало.
– Потом вернусь и обязательно оплачу им ущерб! – застеснялся совестливый Иван Алексеевич.
Запихнуть Очкастого в машину труда не составило. Хотя на свежем воздухе он немного очухался. И попытался выяснить, куда они едут.
– К девочкам поедем! – сказал ему чистую правду Апогей.
Но Очкастый его не понял. И с довольным видом заулыбался.
– К девочкам – это хорошо! – одобрил он.
И затих на заднем сиденье, таращась перед собой идиотски умиротворенным взглядом. Потом глаза его закрылись. И раздался негромкий храп.
