Марсель Аллен - Месть Фантомаса
— Клянусь, я не делал этого… Это не я ограбил княгиню. Я даже не знаю, кто это сделал.
Возможно, Жюль говорил правду. Он использовал, увы, наихудшее средство, чтобы защищаться…
Те, кто судили его этим странным судом, кристально честные в отношениях между собой дружки, считали наказуемым прежде всего предательство. И они не могли пожалеть товарища, у которого не хватало смелости, чтобы признаться в содеянном.
Если бы Жюль был умнее, свысока отнесся к обвинению Бороды и резко ответил на угрозу, возможно, он и произвел бы впечатление на судей, но он кричал «сжальтесь» безжалостным людям… И он боялся… Об этом можно было догадаться по бившим его конвульсиям, по ужасающей бледности, по появившимся на лбу каплям холодного пота.
Перед бандитами был уже не человек, а жалкая развалина.
И чем более жалкой она была, тем меньше интереса она для них представляла. А Жюль все время повторял:
— Клянусь, что это не я… нет, не я.
Бандиты, возмущенные, опьяненные яростью, поднялись в едином порыве.
— Хорошо! Ладно же! — злобно заорал Нибе, разом забыв о юридических формальностях, за которые он ратовал несколько минут тому назад. — Раз он хочет лгать, и у него не хватает смелости сознаться в том, что он сделал, надо снова воткнуть ему кляп… Эрнестин, вставь-ка затычку!..
И в то время, как толстуха снова обматывала голову несчастного Жюля шарфом, Нибе повернулся к товарищам.
— Ну что? — воскликнул он. — Нечего понапрасну терять время… Все мы здесь знаем эту историю, не так ли? Чего заслуживает кореш, который мог это сделать? Отвечай сначала ты, мамаша Косоглазка, потому что ты старше всех…
Мамаша Косоглазка вытянула трясущуюся руку в торжественном жесте клятвы.
— Я высказываюсь без колебаний, — сказала старуха, сверкнув глазами. — Я за то, чтобы кончать тех, кто струсил и предал!.. Я приговариваю его к смерти!..
Слова старухи были встречены аплодисментами.
Не было ни одного бандита, который не думал бы так, как она.
Нибе заговорил снова:
— Вот и хорошо, поскольку все согласны, ускорим это. Смерть! Каждый из нас пострадал, а значит, каждый должен отомстить… Правильно, ребята? К смерти его… молотком!
В задымленном зловещем помещении для выращивания шампиньонов началось что-то ужасное.
Мамаша Косоглазка взяла в одном из углов тяжелый кузнечный молот…
Она подняла его трясущимися руками и, став напротив Жюля, уже скорее мертвого, чем живого, произнесла:
— Ты принес ущерб банде Цифр, — подохни же, осел!
Молот описал четверть круга в воздухе и опустился прямо на лицо пленника.
Одновременно с хлынувшим потоком крови из-под кляпа вырвался глухой, ужасный крик.
Затем жуткая сцена стала развиваться несколько быстрее: по старшинству бандиты передавали друг другу молот и яростно били ненавистное тело Жюля, ставшее трупом…
Омерзительный, тошнотворный запах пролитой крови распространился теперь по помещению для выращивания шампиньонов, вызывая у всех собравшихся отвратительное чувство опьянения.
Еще долго раздавались отзвуки ударов молота по раздробленному мясу и костям… Долго… Долго… Уже и после того, как последним хрипом, последней судорогой Жюль перестал воплощать преступление, которое нельзя было простить.
В конце концов усталость парализовала членов банды.
Эмиле, один из самых ярых исполнителей, отбросил в угол окровавленный молот и воскликнул:
— Он получил по заслугам!
Вдруг он заметил, что Нибе, скрестив руки и опираясь о стену, смотрит на происходящее, не принимая в нем участия.
— А ты что? А? Может быть, ты сдрейфил, дружок? Не хочешь ли ударить разок? Нет?
Нибе рассмеялся.
— Не говори глупостей, Эмиле! — ответил он. — Я стоял в стороне, потому что у меня на это были особые причины… С Жюлем мы еще не закончили. Теперь, когда мы его убили, нужно от него избавиться, не правда ли? Так вот, все вы, мои ягнятки, все вы забрызганы кровью. Черт возьми! Вам понадобится не меньше часа, чтобы привести себя Б порядок. Я же, напротив, совершенно чист… и у меня есть прекрасный план, как избавиться от этого покойника… Давай, Эмиле, поторапливайся! Я пойду подготовлюсь! А тебе я даю десять минут, чтобы нормально выглядеть и быть за рулем твоего драндулета. Мы с тобой вдвоем будем могильщиками, и я клянусь тебе, что мы зададим трудную задачу этим любопытным из префектуры…
Глава XXIII. Обезображенный висельник
На бульваре дю Пале Жером Фандор посмотрел на часы.
«Половина первого. Время репортерского материала. Ладно, будем мужественны и зайдем в „Капиталь“.
Все сослуживцы редакции были сильно взволнованы.
Как только Фандор вошел в главное помещение, его тут же окликнул редактор:
— Фандор, наконец-то вы здесь! Слава богу! Где вы были со вчерашнего вечера? Я звонил вам дважды, но вас невозможно застать! Дорогой мой, вам не следовало бы пропадать без предупреждения…
Фандор покачал головой и иронично произнес:
— Пожалуй, вы думаете, что я ездил за город отдыхать! Для чего я вам был нужен? Что у вас новенького?
— Один из самых загадочных скандалов…
— Опять…
— Да, Фандор, вы знаете сахарозаводчика Томери?
— Томери! Конечно, знаю!
— Так вот, я сейчас вас удивлю. Этот человек пропал. Никто не знает, где он!
Фандор, казалось, совершенно не взволновался.
— Вы меня не удивили. От таких типов можно всего ожидать!
Теперь редактор удивился флегматичности Фандора.
— Но, старик, я объявляю вам об исчезновении, которое наделало в Париже невероятный шум… А вы, похоже, и не понимаете этого! Известно ли вам, что у Томери одно из самых больших на сегодняшний день состояний?
— Конечно, известно. Он дорого стоит.
— Так вот, его бегство разорит массу народа.
— А кого-то, возможно, обогатит.
— Действительно, возможно. Но это нас не волнует. Что нам нужно, так это детальная информация о его исчезновении. Сегодня у вас свободный день, не так ли? Займитесь этим. Я предпочел бы лучше задержать выпуск газеты на полчаса, чем не дать несколько хороших уточнений по этому чрезвычайному делу.
Фандор утвердительно кивал головой, но не выказывал никакого намерения идти заниматься репортажем. И редактор удивленно спросил:
— Но, черт возьми, Фандор, почему же вы здесь стоите? Честное слово, я вас больше не узнаю. Вы уже не гоняетесь за информацией?
— Информация… А вы считаете, что у меня ее недостаточно? Мой дорогой друг, сохраняйте спокойствие. «Капиталь» будет иметь сегодня вечером все детали об исчезновении Томери, какие вы пожелаете.
И не объясняя ничего больше, молодой человек развернулся и направился к одному из своих товарищей, прозванному «финансистом газеты».
Это был добродушный малый с видом бюрократа, занимавший в редакции целый кабинет, стены которого были тщательно обиты, так как Марвиль — это его имя — часто принимал у себя важных персон.
Жером Фандор принялся расспрашивать его насчет исчезновения Томери.
— Скажи-ка, дорогой мой, что происходит в финансах после того, как пропал Томери?
— Как это, что происходит?
— Ну, к кому сейчас переходят денежки?
— Денежки?
— Ну да. Мне представляется, что при исчезновении такой личности биржа испытывает ужасные последствия. Не будете ли вы любезны объяснить мне эти процессы?
Очень польщенный просьбой молодого репортера, Марвиль разошелся:
— Малыш, ты просишь меня прочесть лекцию по политической экономии, а это невозможно сделать вот так… на ходу. Знаешь, все то, что я хотел бы тебе объяснить, уместилось бы в толстенном томе. В томе толщиной со словарь Ларусс…
Жером Фандор дал возможность вылиться потоку слов и, когда источник иссяк, снова задал вопрос:
— Я вот что хочу знать. Кто теряет деньги при исчезновении Томери?
«Финансист» воздел руки к небу:
— Да все! Все, малыш! Когда пропадает такой человек, падает курс акций! Томери был отважным человеком, и его предприятие имело вес только до тех пор, пока он сам возглавлял его… А сейчас рынок находится в состоянии ужасного краха.
— Да, ну хорошо, а кому это выгодно?
— Как это, кому выгодно?
— Да, я считаю, что исчезновение Томери должно быть кому-то выгодно. Знаете ли вы кого-нибудь, кто мог бы быть заинтересован в том, чтобы этот человек пропал?
«Финансист» размышлял:
— Слушай, малыш, я прекрасно знаю, что творится в моем бумажнике, но, в конце концов, я не могу быть в курсе всех существующих спекуляций! Зарабатывают на исчезновении Томери, конечно же, лишь спекулянты. Например, некто господин Тартанпион покупал акции Томери по 90 франков. Сегодня после исчезновения Томери они стоят лишь 70. Вот он теряет свои деньги… Но, возможно, какой-нибудь финансист, спекулирующий на предполагаемом понижении курса акций, мог продать клиентам, спекулирующим, наоборот, на повышении курса, эти акции по 90 франков. Если бы Томери был жив-здоров, его акции стоили бы 90 франков, может быть, больше. В этом случае его сделка была бы убыточной, поскольку продал бы эти акции он по меньшей стоимости, и разница бы не попала к нему в карман…
