Марсель Аллен - Месть Фантомаса
— Кто же, черт побери, это может быть?
Господин Авар поднес стул и, взяв нож, который он всегда носил с собой, обрезал с помощью Фандора веревку, положил труп на пол и сделал первое заключение.
— Лицо искромсано, раздавлено… Боже мой! Руки облиты серной кислотой… Кому-то не хотелось, чтобы мы сняли отпечатки этих пальцев… Это… Это Жак Доллон!
Но журналист покачал головой:
— Жак Доллон? Да что вы. Если бы это был Жак Доллон, он бы не пришел к себе, чтобы повеситься. И потом, зачем ему вешаться?
— Он не повесился, — ответил Авар, — это снова мизансцена. Вы прекрасно видите, что его повесили. Если нет, то как бы он мог быть так обезображен? Могу поклясться, что этого человека сначала убили молотом, а затем повесили… Я не судебно-медицинский эксперт, но мне кажется, что, если бы смерть наступила в результате удушения, на шее были бы следы… Видите, Фандор, веревка оставила лишь небольшую отметину. На шее совсем нет следов кровоподтеков. Нет, этот мертвец был повешен, когда уже был трупом.
— Мне кажется, это не так уж важно.
— Вы ошибаетесь. Это очень важно. В этом случае мы можем быть уверены, что Доллон был окружен сообщниками, желавшими избавиться от него…
Жером Фандор покачал головой:
— Это не Доллон. Это не может быть Доллон…
— Ну, а руки, которые тщательно сожгли серной кислотой?
— Я бы повторил то, что вы только что произнесли, господин Авар, это — мизансцена.
— Но кто же, по-вашему, может быть повешен у Жака Доллона? Вы все время говорите о своей логике, так вот, как мне кажется, наступил момент рассуждать хладнокровно. Мы находимся у Жака Доллона и, похоже, его же здесь и обнаруживаем. Мы быстро поняли, что мы не в состоянии его опознать, опознать этот труп, у которого даже лица нет. Но, возможно, Элизабет Доллон смогла бы найти на теле какие-либо особые приметы — ожог или шрам, например, которые позволили бы идентифицировать тело ее брата?
— Мадемуазель Доллон ничего не опознает, — сказал Фандор. — Лицо неузнаваемо, руки полностью сожжены… Где же ей искать особые приметы?
И, склонившись над загадочным трупом, журналист внезапно воскликнул:
— Господин Авар! Я знаю, кто это!
— Кто же?
— Жюль! Слуга! Просто-напросто Жюль!.. Неугодный соучастник событий, происшедших в последние дни, которому преследуемые нами бандиты помогли бежать, чтобы вы не смогли допросить его, а потом убили, не зная, что с ним делать.
— Ваше объяснение правдоподобно, Фандор, но ничто не доказывает, что это правда.
— Раз так… — И Жером Фандор, перевернув труп, показал на затылке убитого четкий след фурункула. — Я уверен, — сказал он, — что видел на шее Жюля этот же след. В тот раз, когда мы были у судьи, он сидел передо мной, и я этот след хорошо запомнил… Этот мертвец — Жюль, точно Жюль!
— Если это Жюль, надо признаться, что это нам не очень-то помогает.
Жером Фандор собирался не согласиться, когда в дверь мастерской постучали.
Кто, черт возьми, мог заявиться в этот зловещий дом? Шеф Сыскной полиции и журналист с тревогой посмотрели друг на друга.
— Это может быть лишь полицейский, — прошептал господин Авар. — Я только что сказал, что собираюсь отправиться сюда с вами и чтобы меня искали здесь, если будет необходимость.
Это, действительно, был полицейский на велосипеде.
— Шеф, — тихо произнес он, уважительно приветствуя начальника, — мне нужно вам кое-что сообщить от Мишеля…
— Что же?
— Шеф, арест прошел успешно…
— Какой арест?
— Банды Цифр…
— Отлично. А кого именно взяли?
— Мамашу Косоглазку, Бороду, Мимиля, он же Эмиле, и Бочара… И еще несколько второстепенных лиц, имена которых нам неизвестны.
— Дырявой Башки, конечно же, среди них не было? — сказал Фандор.
— Нет, Дырявая Башка сбежал.
И, поворачиваясь к господину Авару, полицейский спросил:
— У вас не будет никаких указаний, шеф?
— Нет, друг мой… Кстати, скажите-ка, не было ли каких-либо происшествий во время операции… Все прошло нормально?
— Превосходно, шеф, самым простейшим образом. Они все собрались в лавку мамаши Косоглазки, и мы их взяли одного за другим без малейшего сопротивления.
— Хорошо… хорошо…
Господин Авар отдал кое-какие указания полицейскому, который, прыгнув в седло своего велосипеда, направился в сторону префектуры…
— Как, черт возьми, вы догадались, — спросил господин Авар у Жерома Фандора, — что Дырявая Башка все еще на свободе?
Жером Фандор по-доброму улыбнулся.
— Ну и ну, — ответил он, — господин Авар, вы считаете меня глупее, чем я есть на самом деле… Это, конечно же, сведения Дырявой Башки позволили вам арестовать банду Цифр.
— Сведения Дырявой Башки? Вы сошли с ума, Фандор! Что вам дает основания предполагать, что Дырявая Башка работает на полицию?
Журналист посмотрел прямо в глаза господину Авару и холодно произнес:
— А Жюв не объявлял мне о своей отставке!..
Слабо скрывая волнение, господин Авар пробормотал:
— Да что вы такое говорите? Бедный Жюв…
— Господин Авар!.. Господин Авар!.. Возвращайтесь и спокойно допрашивайте членов банды Цифр, не думая о том, каким образом я получаю информацию… Но можете не сомневаться в одном — существуют мертвецы, о существовании которых я знаю так же, как и вы…
Глава XXIV. В тюрьме
— Ну-ка, поторапливайтесь!..
Охранник открыл дверь камеры, в которой находилась Элизабет Доллон, и пропустил в нее старую женщину отталкивающей внешности.
— Устраивайтесь, — строго приказал он. — Вы останетесь в этой камере до завтра. Потом посмотрим, куда Вас поместить. Все будет зависеть от указаний следователя.
Бедная Элизабет Доллон со страхом смотрела на странную новую соседку, посланную ей судьбой…
С не меньшим любопытством новая заключенная осматривала девушку…
После нескольких минут в молчании новая заключенная спросила:
— Тебя как звать?
— Меня зовут Элизабет.
— А фамилия?
— Элизабет Доллон…
Услышав фамилию девушки, старуха, сидевшая на клочке соломы, приподнялась:
— Правда! Ты Элизабет Доллон? Ну и ну! Вот забавно-то. А тебя давно повязали?
— Вы спрашиваете, давно ли меня…
— Давно ли тебя повязали, ну… забрали, в общем!
Многозначительным кивком Элизабет показала, что давно. Ей казалось, что она находилась в тюрьме Сен-Лазар бесконечно долго…
— А меня, — продолжала соседка, — взяли вчера вечером. Если тебя интересует, как меня зовут, то я мамаша Косоглазка. Они утверждают, что я вхожу в банду Цифр и укрываю краденое. Конечно же, это ложь.
У Элизабет Доллон совершенно не было желания вдаваться в эти проблемы, и к тому же ей было немного страшно от такой компании.
Тем временем, старая обитательница тюрем, мамаша Косоглазка, начала устраиваться.
— Похоже, завтра меня переведут. А жалко! — сказала она. — В общем-то, ты не злюка, судя по всему, но и овечкой тебе нечего быть… Я бы очень хотела остаться с тобой… Ну, ладно… Ты когда выходишь? Долго тебе еще быть в Сен-Лаго?
— Как хорошо быть адвокатом, — думал Жером Фандор, входя в тюрьму Сен-Лазар. — Вот уже час, как я одолжил для себя эту должность. Я чувствую себя совершенно другим, гораздо более красноречивым… Действительно, я красноречив, поскольку мне удалось убедить моего друга Дюбара позволить мне называться адвокатом мадемуазель Доллон по назначению, затем ходатайствовать о посещении ее в тюрьме и получить разрешение. Все удостоверения личности, которыми набит мой бумажник, неоспоримо делают из меня метра Дюбара!
Впрочем, репортер по праву нахваливал себя. Придуманная им уловка была во всех отношениях превосходна и должна была помочь ему наипростейшим образом увидеться с Элизабет Доллон не в комнате для свиданий, а в специальной камере без свидетелей, даже без присутствия охранника.
«Так-так, — подумал он, переступая порог грязного здания, — не забыть бы, что с этого момента я метр Дюбар, пришедший к своему клиенту для обсуждения дела…»
Именно в этом качестве он вошел в канцелярию, выполнил все необходимые формальности и был отведен хмурым охранником в помещение, напоминавшее небольшую приемную со столом и несколькими табуретами.
— Присаживайтесь, пожалуйста, метр, — сказал тюремщик. — Я сейчас приведу вашего клиента.
Жером Фандор положил папку, которую держал под рукой, чтобы быть похожим на адвоката, но остался стоять, дрожа при мысли о том, что вот сейчас он увидит, как появится его дорогая Элизабет между двух охранников, словно обыкновенная заключенная.
«Еще секунда, и она войдет сюда», — подумал Фандор.
Однако нельзя было, чтобы она узнала его в присутствии посторонних. Одним своим восклицанием она могла бы выдать журналиста и осложнить дело.
Фандор сделал вид, что поглощен чтением газеты, которая закрыла его лицо.
Дверь открылась.
