Лариса Ильина - Беги, Люба, беги!
— Шушана Беркоевна? Здравствуйте...
— Все доступы к файлам, — четко произнесла Циш, — содержащим особые папки, фиксируются на пульте центрального управления, а также в дублирующих системах.
Я ничего не успела ответить — она поднялась и направилась к выходу. А я так и осталась сидеть, держа в руке недоеденное пирожное.
В четверг вечером в ординаторской собралась тьма народа. Атмосфера царила нервно-радостная: Березкина безостановочно хихикала, Комод с раздражающим упорством мечтал о рюмке коньяка. Остальные проявляли большее разнообразие, поэтому в помещении стоял гул, как в потревоженном улье. Один только Жвакин философски дремал в кресле, вытянув во всю длину долговязые ноги. Повод был: пересадка сердца.
— Отличная работа, коллеги! — сверкая глазками-бусинками, потирал руки Исмаилян. — Операция прошла успешно... Поздравляю!
Вероятно, единственным человеком, в чьей бочке меда сегодня никак не хотела таять ложка дегтя, была я. От всей души разделяя радость коллег, я не могла отделаться от мысли о том, чья заслуга в сегодняшнем торжестве являлась самой весомой, — о доноре. Был ли это в самом деле тот смущенный коротышка в пестрой рубашке, что приходил ко мне на прием безо всякой на то нужды? Как донор он подходил идеально, но... В тот день, когда Исмаилян представил данные свалившегося с лестницы подвыпившего гражданина, Илья Демидович Бобиков, как мне стало известно, был жив. Единственным человеком, способным разрешить мои сомнения, являлся Акоп Ашотович. Но попросить его назвать фамилию донора я не могла.
Непривычное оживление в отделении продолжалось до девяти часов вечера. После такого удачного дня коллегам трудно было расстаться, несмотря на усталость. У меня же было ночное дежурство, поэтому я ничего не имела против. Наконец все разошлись, преисполнившись умиротворяющим чувством до конца выполненного долга, что случается у настоящего врача не так уж часто.
Обойдя палаты, я вернулась в ординаторскую. И тут на пороге появился Тигрин.
— Доброй ночи, Любовь Петровна! — мурлыкнул начальник охраны.
— Доброй, — хмыкнула я, бросая выразительный взгляд на циферблат. На стене часы показывали двадцать три ноль-ноль. — Вторая смена?.
— Дела... хлопоты... — смиренно кивнул Тигрин, присаживаясь к столу, где врачи имели обыкновение по утрам пить чай. — Даже во рту пересохло...
— «Все-то ты в трудах, великий государь... аки пчела...» — расхожей цитатой посочувствовала я. — Могу предложить воды из-под крана...
— Люба, — загрустил Тигрин, — ты по ночам всегда такая вредная?
— Всегда, — ядовито сказала я. — А ты всегда ночью по ординаторским чаи гоняешь?
— Конечно, нет! — благородно вознегодовал он. — Ночью я всегда дома сплю. Но сегодня вот подзадержался и решил на огонек заглянуть.
— На огонек надо со своим самоваром заглядывать! У меня здесь ни чая, ни сахара. Даже чашки своей нет. Так что банкет отменяется.
Отказ Тигрина только воодушевил:
— Ерунда! Пойдем ко мне, у меня в шкафу хорошее вино имеется!
— Ну, нет! — воскликнула я. — У меня дежурство, какое вино... — Тут Тигрин попытался объяснить какое, но я, опасаясь, что он все-таки изловчится подбить меня на какую-нибудь глупость, сердито оборвала: — И не старайся! Лучше пойду спрошу у сестры заварки.
Пока я отсутствовала, Максим вскипятил воду в электрическом чайнике и выудил откуда-то пару чашек. Сидя за чаем, мы мирно болтали почти до двенадцати. Удобно расположившись в кресле, Тигрин явно никуда не торопился, веселя меня анекдотами и байками, большую часть из которых он, по-моему, тут же и придумывал.
— Что ж, — выслушав очередную историю, сказала я, — пора проведать подопечных. И сегодня нужно будет к Лидке на полчасика заглянуть... Столько дел, совсем нет на нее времени!
— Как она?
— Поправляется потихоньку. Представляю, как бедняжка измучилась, столько времени не двигаться, да еще и молчать! Ну, ничего, вот швы заживут.
Максим неожиданно спутал мои светлые мечты, со вздохом пробормотав:
— Честно говоря, я испытываю некоторую вину за ее несчастья...
— Почему? — удивилась я.
— Когда вы улетали, в аэропорту... — медленно заговорил Тигрин, а я хихикнула, вспомнив выражение его лица, когда к нему бросилась Вельниченко. — Лида подошла, дала свой телефон и попросила сообщать, если ты позвонишь. А недели через две позвонила сюда и попросила о встрече. Я подумал, что она что-то узнала о тебе, и мы договорились встретиться у павильона в парке. Но в тот день был сильный ливень, закоротило наружную сигнализацию в третьем корпусе... Ну, не суть важно. В итоге я опоздал на десять минут. У павильона никого не было. Немного подождал, а потом решил, что твоя подруга просто передумала, и вернулся, дел было невпроворот. Через пару дней позвонил ей, а ее мама сказала...
Пару минут я переваривала странную новость. Меж тем Тигрин говорил уже о другом, о чем — я прослушала. Мне хотелось спросить, почему же он не рассказал об этом раньше, но я побоялась, что подобный вопрос будет носить определенный оттенок ревности. Рассказывая, он словно извинялся, но Лидка свободная женщина, и сам Тигрин холост. Мне нет никакого дела до их встреч.
— Что ж, не буду тебя отвлекать! — Максим поднялся. — Доброй ночи!
— Что? — очнулась я. — Ах, да! Ты уходишь?
Оглянувшись у двери, он кивнул и махнул мне ручкой. Ну, вот! Опять мне мыть после него посуду!
Утром после дежурства я заглянула к Лидке. Новости были приятные: ее левая рука была свободна. Хотя она и напоминала больше сосиску, чем руку, но прогресс — налицо. Да и мычала и шипела сегодня Лидка гораздо веселей.
— Видишь, пальцы еще не слушаются, — смеясь, пояснила Мария Андреевна, наблюдая ее упорные попытки возобновить хватательные навыки. — Но это пустяки, завтра уже будет вовсю чесать себе нос. Ну, поболтайте пока... Да, вот что: аллергических реакций у нее не выявлено. Возможно, проблемы возникали из-за излишнего нервного напряжения. А я даже кислородный аппарат на всякий случай приготовила... Но, думаю, все позади, она быстро идет на поправку.
— Пш-шат... — сообщила подруга, когда мы остались вдвоем, и захлопала глазами.
— Вот видишь, все в порядке! — одобрительно кивая, присела я рядом. — Я же говорила, что здесь безопасно, напрасно ты так волновалась.
— Пш-ш-шат... — повторила Лидка.
Я задумалась.
— Если ты насчет руки беспокоишься, то зря.
Но подруга упорствовала, пришлось включать фантазию. После некоторых раздумий я продемонстрировала ей «утку». Вельниченко раздраженно простонала и закрыла глаза. Я развела руками. Идентифицировать таинственный «пшат» не получалось. Тогда я начала задавать вопросы, пытаясь определить, что именно Лидке понадобилось, но бессонная ночь, видимо, давала о себе знать, и в гадании мы тоже не продвинулись. Наконец устали мы обе.
— Ладно, дорогая, — сказала я, поднимаясь, — ты тут пока потренируйся, в следующий раз снова попробуем. Увидимся в понедельник, ладно?
Позвонив Христенко, я, к величайшему моему огорчению его не застала. Делать было нечего, и я вышла на Макулинскую. Улица была пустынна, как Сахара в полдень, я повертела головой и пошла к остановке. Мимо с грохотом пронесся огромный тягач, обдав меня густым облаком пыли. Я чихнула пару раз и остановилась, протирая глаза. В этот момент из облака таинственно нарисовался знакомый силуэт «СААБа».
— Привет, Любовь Петровна, пылевые ванны принимаешь? — Тигрин чуть приспустил стекло. — Что-то ты поздно, дежурство-то когда кончилось.
— У Лидки была. А ты туда или оттуда?
— Неважно, — хмыкнул Максим. — Я не откажу себе в удовольствии подвезти до дома красивую женщину. Или ты своего водителя поджидаешь?
— A я не откажу себе в удовольствии доставить тебе удовольствие. Тем более что водитель куда-то запропал...
По дороге домой я задремала, Максиму даже пришлось меня будить.
— Приехали! Слушай, Люба, а где сейчас твой муж?
— А что? — сразу проснулась я и насторожилась.
— Мне технику бы снять, ведь она тебе уже не нужна. Всех дел две минуты.
— Ладно, — кивнула я, вылезая, — пошли. Олег на работе...
Мы вместе поднялись в квартиру.
— Ой! — растерялась я, заметив, как Максим в раздумье разглядывает новый аппарат. — Твоя техническая штуковина была внутри телефона? То-то мы с Лидкой ее не нашли... Понимаешь, я ведь старый разбила, и Олег наверняка его выкинул.
Глаза Тигрина помрачнели. Я начала испытывать муки совести. Он выглядел таким несчастным, словно лишился последней памяти о любимой бабушке. Наверное, эта штука стоила кучу денег.
— Я возмещу, — квакнула я.
Максим отрицательно, но горестно мотнул головой, и я окончательно расстроилась.
— Ты завтракал? — спросила я робко, не зная, как загладить неловкость. — Могу предложить яичницу...
