Ирина Потанина - Блондинки моего мужа
— Это она! — многозначительно сообщила я. Теперь нужно было срочно сделать какой-то грандиозный вывод из всего этого. Я чувствовала, информации уже достаточно, чтоб немедленно разобраться во всей истории. Но мысли отказывались подчиняться мне.
— Кто? — терпеливо поинтересовался Лихогон. Лиза при этом посмотрела на Петра с откровенной обидой. Кажется, ей совершенно не нравился подобный интерес жениха к посторонним блондинкам, — Спрашиваю исключительно из служебных соображений, — тут же пояснил Лизавете детектив.
— Ну ладно, — покладисто согласилась Лизавета.
Пока свежесозданная пара переключилась сама на себя, я решила немедленно действовать. Ничего не объясняя, я вцепилась в свой сотовый. Георгий должен узнать правду. Может, он сообразит, что к чему.
— Телефон! — удивленно сообщила Лиза, прислушиваясь, — Странно, почему у Петеньки в кабинете звонит, а у меня — нет.
— Это сотовый, — пояснил Лихогон, и тут же насупился, — Причем, не мой!
Несколько раз толкнувшись лбом о мощную грудь Лихогона, я попыталась ворваться в его кабинет первой.
— Это Георгий! — не узнать мелодию звонка сотового телефона мужа, я не могла.
— Что, черт возьми, он там делает?! — в один голос завопили мы с Лихогоном. Я, наконец, сообразила пропустить детектива вперед.
Мимо распахнутой двери кабинета, аккуратно разгоняя окружающую тьму, горделиво проплыл белый Форд. На первый взгляд, в кабинете ничего не изменилось. Тот же контраст между безупречным порядком дальней части и раскуроченностью переднего плана. Небрежно отброшенное ковровое покрытие, распахнутый люк в полу… Но… В самом люке теперь тоже красовалось отверстие. Лихогон бросился перед ним на колени. С таким видом, будто дырка эта была в его собственном теле, Петр Степанови аккуратно заглянул внутрь.
— Кажется, он украл только завещание Пёсова, — Лихогон нехорошо сощурился, уставившись на меня.
— И не думайте даже! — возмущенно запретила я, — Об этих планах Георгия ничего не знала, отвлекающим маневром работать не собиралась.
— Но поработала же! — Лихогон снова вернулся к негативному “ты”, — За то время, что я перед тобой тут оправдывался, можно было десять раз и в кабинет проникнуть и рычаг для открывания сейфа найти… С нахождением тайника все понятно — я сам виноват, не закрыл люк. Но вот каким образом этот бесчестный вор проник в мой кабинет?!
— У него были ключи, — вспомнила я, — Точнее, копии ключей. Вы как-то отдали Лизе связку при мне, — потом я опомнилась, — Как вы смеете в таком тоне отзываться о моем муже?! Естественно, он выкрал это завещание. Не нужно было морочить нам голову своим Горой. Не надо было следить за нами и похищать Георгия! Как еще Жорик мог позаботиться о безопасности своей семьи, кроме как пытаясь разобраться в мотивах ваших коварных поступков? Он, я уверена, и не собирался ничего забирать с собой. Посмотрел бы, и положил на место, если бы мы не принялись ломиться в кабинет.
— Откуда он вообще знал, что слежка связана с завещанием?
— Вы не единственный детектив в этом городе, — гордо вскинула подбородок я, — И кроме вас есть люди, способные дедуктивным методом разгадать любые загадки. Видимо, Жорику просто необходимо было убедиться в правильности своей теории. Он глянет в завещание, прочтет имя наследника и тогда поверит, что ваши преследования никак не связаны с войной против него лично, — меля первое, что придет в голову, я принялась оправдывать Георгия, лихорадочно размышляя при этом, что делать.
Ведь, Жорик-то, наверное, и не глянул в завещание. Схватил этот оригинал в конверте и бросился бежать. Покажет он сейчас Машке этот конверт, та поймет, что может быть рассекречена (в завещании ведь стоит не её имя), и сбежит потихоньку, поминай, как звали… Только вот непонятно, если имя в документе не её, отчего же она так рьяно настаивала на том, чтобы мы ей это завещание принесли.
— Не увидит он там имени! — горячо выругавшись, прокричал Лихогон, — Я же объяснял. Роберт Альбертович понятия не имеет, как зовут наследника. Знает только возраст и пол. Он прекратил всякое общение с матерью этого самого наследника, задолго до появления ребенка на свет. Девушка из гордости не пожелала признаться Роберту, что беременна. “Расстались, так расстались,” —заявила она, когда Роберт, узнав от общих знакомых о рождении ребенка, примчался в роддом, — “И оставь, пожалуйста, нас с сыном в покое. Твой невыносимый характер вреден для психики ребенка”. Роберт Альбертович ужасно обиделся, и на много лет вычеркнул происшедшее из памяти. Потом раскаялся, принялся искать, но было уже поздно. Известно только, что мать наследника вскоре вышла замуж за другого, сменила фамилию и адрес, и исчезла… в этом, как его?… в водовороте жизни. Роберт доверял мне и знал, что я ни за что не стану нарушать волю умирающего и вообще не буду использовать какие-либо бумаги не во благо клиенту. Нужно было составить завещание по-другому, но перед смертью Пёсов стал несколько менее осмотрителен в делах… И более категоричен в решениях. Мои советы достигли его ушей, но не затронули мыслей. А частные нотариусы, как известно, соглашались принимать от богатых клиентов еще и не такие странности. Вот, посмотрите сами, — Лихогон протянул мне экземпляр своего договора с Пёсовым, в котором покойник поручал детективу поиски своего чада и передачу этому самому найденышу завещания. Причем лично в руки, — А лично в руки, — продолжал Лихогон, — Потому, что завещание гласит: “Предъявитель сего является наследником, коему я оставляю:…”. Далее следует перечень завещанного. В совокупности все это составляет примерно половину имущества Пёсова. Ниже перечисляется всё остальное, с указанием, что оно передается в пользование племяннику Роберта Альбертовича. То есть часть состояния завещана на предъявителя. Вот почему важно, чтобы это завещание не попало ни в чьи злые руки. А то придется подавать в суд, возиться с разбирательством…
Моментально все встало на свои места. Секретарша-Мария, подслушав или узнав по долгу службы о такой формулировке завещания, решила озолотиться. Воевать с Лихогоном самостоятельно она не решалась, поэтому решила использовать для этих целей Георгия, мудро рассудив, что известная на весь город конкуренция детективов, подстегнет Собаневского к активным действиям. Итак, Маша своего добилась. Завещание уже едет к ней в руки. Очередная порция наивных хлопаний ресницами отвлечет Георгия от подозрительного отношения к формулировке завещания. Что-нибудь вроде: “Ах, ну конечно! Папенька ведь так до самой смерти и не узнал, под какой фамилией я теперь живу… Забыл спросить, бедняжка. Он же не мог подумать, что Братец не подпустит меня к бумагам покойного, и что конверт с надписью “Передать в руки моей дочери”, так и не попадет ко мне. Не знал он также, что нотариус, хранящий второй экземпляр завещания и обязанный проследить за правильным ведением этого дела, окажется подкупленным…”. При этом Маша так трогательно повздыхает на тему ухудшившихся от болезни умственных способностей отца, с такой искренностью выкажет возмущение подлостью и беспринципностью Лихогона, что очарованный Георгий не заметит подвоха.
Пальцы не слушались, а номер Георгия, когда я, наконец, нажала нужную кнопку на телефоне, оказался отключенным.
“В злости, отключил разоблачителя, и забыл включить, когда опасность разоблачения миновала. Ужас! Неужели ему не интересно, зачем я звонила! Вот тебе и заботливый муж. Может, мне помощь была нужна, а он тут телефон отключает…”
— В погоню! — вместо продолжения разговора зашевелилась я, — Я знаю, куда он поехал!
— Прикажете таранить ваш Форд? — презрительно поморщился Лихогон, — То есть можно, конечно, отобрать завещание силой. Но я все же рассчитываю на порядочность бывшего одноклассника. Думаю, следует подождать, пока он окажется где-то в телефонизированном месте, и попросту все объяснить ему, потребовав извинений и возврата украденной вещи. Насколько я знаю Собаневского, первого мы не дождемся ни за что, а вот на второе можно рассчитывать.
— Все не так просто! — времени на объяснения совсем не было. Я нелепо подпрыгивала, вертясь вокруг Лихогона, и пытаясь определиться, можно ли его ненавязчиво подтолкнуть к выходу, или он решит давать сдачи, — Он едет туда, где покажет завещание другому человеку. А тот другой, его отберет и ни за что уже не отдаст!
— Отберет? — скривившись, Лихогон пробовал выпяченными губами это непривычное слово, — Отберет у Собаневского? Что это за тяжелоатлет?
— Это Мария! — беспомощно пытаясь столкнуть Лихогона с места, запричитала я, — Секретарша Пёсова, которая выдала себя нам за обиженного наследника!
— В погоню! — моментально оценил ситуацию Петр Степанович и бросился к машине.
Если бы встревоженная Лизавета не подхватила меня, я бы, наверное, грохнулась на пол, от столь неожиданного смещения опоры.
