Елена Логунова - Суперклей для разбитого сердца
– Третья бригада возвращается на станцию, – веско ответил Трубкин.
– Больного-то хоть подобрали, лодыри? – ехидно поинтересовалась злобная тетка.
– Взяли, взяли! – тоже раздражаясь, ответил водитель. – И не больного, а больных: одиннадцать человек!
– Трубкин, ты напился за рулем?! – взвилась невидимая баба. – Ну, третья бригада! Ну, красавчики!
– У тебя все? – устало спросил диспетчершу Трубкин. – Тогда пока, целую крепко!
Он оборвал возмущенное сопение собеседницы на пронзительно высокой ноте, тихо чертыхнулся, помолчал немного, потом неуверенно ухмыльнулся и сказал Васильичу:
– По-хорошему, на этом наше с тобой дежурство нужно заканчивать: мы же за один-единственный рейс доставим в лазарет оптовую партию пациентов!
– Если так и дальше пойдет, проси себе под «Скорую» автобус «Икарус», – поддакнул Васильич.
Он демонически захохотал, а Трубкин оглянулся назад и, притопив педаль газа, фальшиво запел в подражание Шаляпину:
– Ой, полным-полна моя коро-обочка!
По самую крышу набитая увечным народом – как санитарный поезд времен Великой Отечественной, – «Скорая» полетела по ночному шоссе под задорный напев.
Итак, придуманный мною миф о загородном катании на лошадях воплотился в моей же собственной жизни! Не скажу, что это меня хоть сколько-нибудь радовало. Трясясь на спине резвой бандитской коняги, я мечтала поскорее вернуться к привычному амплуа пассажира более или менее комфортабельного колесного транспорта. Даже роль простого пешехода представлялась мне весьма завидной.
Лошадь оказалась весьма неудобным средством передвижения. Она была слишком высокой, с чрезмерно широкой спиной, и я никак не могла придумать, куда же мне девать ноги. Впервые в жизни я посетовала на нестандартную длину своих нижних конечностей! Зато место приложения рук я нашла сразу – туго обвила ими лошадиную шею. Не знаю, что подумала обо мне как о наезднице сама лошадь, но фыркала она откровенно неодобрительно и вела себя скверно: тряслась, как эпилептик, мотала головой и взбрыкивала задом. Вспомнив, что Ванька наказывал мне в случае чего пинать конягу в бока, я ударила ее пятками, но этот прием воспитательного воздействия возымел совсем не тот результат, на который я рассчитывала. Животина прыгнула вперед и помчалась, как лесной олень!
– Ма-а-ма-а! – испуганно запищала я, на манер большого горчичника распластываясь на тряской поверхности лошадиной спины от холки до крупа. – Сни-ми-те ме-е-еня!
– Сняли бы, да фотоаппарата нет! – с сожалением развел руками Зяма, высунувшийся в окошко конвоирующего меня автомобиля.
Я тихо зарычала. Если бы я знала, как управлять лошадью, то направила бы ее таранить «семерку» с двумя остолопами!
– Хорошо идешь, Инка! – восторженно проорал Ванька, не подозревающий о моих кровожадных мыслях. – Почти пятьдесят километров в час по моему спидометру!
– Стой, сволочь! Стой, гадина парнокопытная! – яростно зашипела я в шерстистое лошадиное ухо.
Вредоносная скотина, естественно, меня не послушалась и еще прибавила ходу.
– Уже пятьдесят два километра! – радостно сообщил мне Горин. – Пятьдесят три!
Фиолетовая «семерка» крепко приклеилась ко мне слева – благо, лошадь и машина помещались на одной полосе шоссе. Справа от меня мелькали придорожные тополя, кусты, редкие строения и дорожные знаки. Я почувствовала тошноту и зажмурилась.
– Эй, Инка! Сбрось ход! – обеспокоенно закричал Горин. – Ты разве не видишь – мы только что знак проехали, тут ограничение скорости до сорока километров!
– С чего бы это? – не открывая глаз, громко спросила я.
– С того, что дальше уже город и впереди пост ГАИ!
– Слава богу! – Я искренне обрадовалась и, не будь мои руки заняты лошадиной шеей, даже перекрестилась бы.
Я наивно полагала, что инспектор дорожного движения может повелевать всеми транспортными средствами, включая лошадей, так что мою конягу-нарушительницу категорическим образом остановят, а меня саму с нее снимут. Оказавшись на твердой земле, я бы даже с радостью заплатила штраф за превышение скорости!
Однако бандитское воспитание моей лошади сказалось в преступном наплевательстве на представителей закона. Коняга с пренебрежительным фырканьем промчалась мимо вытянутой в нашу сторону полосатой палки гаишника и вскоре зацокала копытами по булыжной мостовой предместья. Горинская «семерка» от нас отстала: Ванька и Зяма остановились, чтобы пообщаться с возмущенным инспектором дорожного движения. Одна-одинешенька – вражеская лошадь за компанию не считалась – я пересекла городскую черту и вскоре уже скакала по кривым узким улочкам на окраине.
Хоть в чем-то мы не ошиблись: коняга явно знала, куда бежит. Она шустро промчала по кривому коридору из грязных заборов и, резко затормозив у помятых и обшарпанных железных ворот, громко заржала.
– Хочешь сказать, мы прибыли? – спросила я.
Животина снова заржала, подошла к воротам вплотную и толкнула их лбом. Я поняла это как положительный ответ на мой вопрос и поспешила сползти на землю. Ноги меня не держали, и я обессиленно опустилась на кочковатую землю под забором. Утоптанная до цементной плотности поверхность была такой приятно твердой и совсем не тряслась!
Едва я успела так подумать, как подо мной что-то отчетливо завибрировало. Я ойкнула и вскочила: испугалась, что присела на шмеля, который в отместку укусит меня за задницу, и она опухнет так, что посрамит пышные формы хомкинской надувной женщины. Оказалось, ничего страшного: трясся и пищал мобильник в заднем кармане моих штанов.
– Да? – произнесла я расслабленным голосом, в котором усталость сочеталась с облегчением.
– Индюха, ты где? – спросил мобильник голосом Зямы.
Я повернула голову и прочитала адрес на табличке:
– Улица Приречная, три.
Зяма повторил сказанное для Ваньки и вновь обратился ко мне:
– А квартира какая?
– Дурак, что ли? – мгновенно окрысилась я. – Какая квартира, меня лошадь к себе домой привезла!
– Так ты уже в стойле? – поинтересовался Зяма.
– Нет еще, ворота закрыты, а шуметь я опасаюсь, – призналась я. – Впрочем, лошадь уже шумела, но пока со двора никто не вышел. Возможно, никого нет дома.
– Это хорошо, – рассудил Зяма. – Значит, никто нам не помешает хорошенько обыскать дом.
– А вы далеко? – спросила я, с тоской оглядывая сплошную линию неухоженных глухих заборов.
Уже стемнело, и бродить под воротами бандитского логова в обществе недружественно настроенной лошади мне было неуютно.
– Мы будем через пять минут, – пообещал Зяма.
Он ошибся всего на минуту. Фиолетовая «семерка» потеснила нас с лошадью у облезлых железных ворот ровно через шесть минут.
– А вот и мы! – сообщил Зяма, выбравшись из машины.
Братец потирал руки и облизывался, как незваный гость при виде богатого фуршетного стола. Чувствовалось, что ему не терпится обыскать бандитское жилище и найти там свою драгоценную «Хельгу».
– Ворота ломать будем или как? – выпятив грудь и поиграв воображаемыми бицепсами, спросил он.
Ваня Горин коротко ответил:
– Или как! – и без всякой рисовки, великолепным прыжком без разбега перемахнул через высокий забор.
В тот же миг мирную тишину взорвал яростный собачий лай. Очевидно, псина, приставленная охранять домовладение изнутри, реагировала только на прямое вторжение.
– Сейчас Ванек вылетит обратно! – с детским злорадством предсказал завистливый Зяма, которого задела за живое эта демонстрация силы и ловкости.
Братец оказался прав наполовину: через забор действительно перелетело громко верещащее живое существо, однако это был не Горин, а выброшенная им собака. Сторожевой пес, оказавшийся при ближайшем рассмотрении потомком обрусевшего французского бульдога, приземлился на четыре лапы и сразу же заткнулся. Вероятно, охрана территории снаружи в его функции не входила. Песик лениво зевнул, вполне дружелюбно вильнул хвостиком и чинно присел неподалеку от лошади.
Со скрипом и скрежетом разъехались створки ворот.
– Добро пожаловать! – сказал исполняющий роль привратника Горин.
Первой пожаловала лошадь, за ней проскользнула собака. Оказавшись во дворе, она сразу же начала лаять, так что Ваньке вновь пришлось опасно ухватить ее поперек живота и отправить в недолгий полет через забор. Мы с Зямой как раз успели войти и быстренько прикрыли за собой ворота, преграждая доступ на территорию ретивому песику.
Лошадь, не обращая на нас никакого внимания, уверенно протопала в темный угол двора и начала там смачно хрустеть и шумно хлюпать.
– Есть хочу! – некстати сообщил Зяма, громко сглотнув слюну.
– Нашел время думать о еде! – рассердилась я. – Затяни потуже ремешок, и пошли искать шкаф!
