Дарья Донцова - Гарпия с пропеллером
– Дарья Ивановна?
– Слушаю вас.
– Беспокоит Ильичев.
Я удивилась. Андрон Георгиевич – один из управляющих банка, в котором мы держим часть денег.
– Что-то случилось?
Андрон Георгиевич замялся:
– Можете сейчас подъехать ко мне в офис?
– Да, но…
– Извините, по телефону не могу.
В полном недоумении я развернула «Пежо». Что за неприятные новости приготовил мне Ильичев? Его банк больше не кредитоспособен? Хочет объявить о банкротстве? Конечно, это неприятно, но не смертельно. Львиная часть наших средств размещена в Швейцарии. Кто-то подобрал код и снял через банкомат некую сумму с моего счета? Ладно, беспокоиться зря не стану. Ясно одно, речь идет о радужных бумажках, которых у нас много, впрочем, и когда их было мало, из-за денег мы не расстраивались.
В относительно спокойном расположении духа я добралась до банка, улыбнулась охранникам и поднялась на третий этаж, где расположен роскошный кабинет Ильичева.
Андрон Георгиевич, нервно улыбаясь, предложил:
– Чай? Как всегда – с лимоном?
– Лучше будет, если вы сразу приступите к делу. Впрочем, кажется, я догадываюсь, что случилось. Вы банкрот?
Ильичев поперхнулся и замахал руками:
– Господь с вами! Дело в другом.
– В чем же?
Он замялся:
– Дарья Ивановна, мы с вами знакомы не первый год, и смею вас заверить, второго такого клиента у нас нет: неконфликтного, некапризного…
– Можете не продолжать, сама знаю, что я замечательная во всех отношениях особа.
– Бога ради, простите, если совершаю бестактность, – продолжал выписывать кренделя Ильичев, – в общем…
Он щелкнул рычажком. Один из телевизоров, стоящих у стены, ожил, его экран замерцал голубым светом, потом возникло изображение комнаты.
– Узнаете? – спросил Ильичев.
Я кивнула:
– Конечно, это ваша VIP-гостиная, я всегда там ожидаю большую сумму.
– Да не про помещение речь, – внезапно потерял свою приторную вежливость управляющий, – на кресло поглядите, то, которое в углу!
Я всмотрелась в экран и постаралась сохранить спокойствие.
– Машка! Там сидит моя дочь!
– Вот, – утирая пот со лба безукоризненно белым платком, сказал Ильичев, – поэтому я и позвонил.
Я слушала его рассказ, чувствуя, как меня охватывает тревога.
Часа полтора назад в банк явилась Маруська и попросила ни больше ни меньше как… двести тысяч долларов. Девочку здесь отлично знали, ее карточка в полном порядке, но служащий, увидев запрос, насторожился. До сих пор Маруська снимала не более пятисот «американских рублей». С вежливой улыбкой клерк сказал:
– Прошу вас подняться в VIP-гостиную и подождать, пока подготовят эту сумму.
Манюня не удивилась, мы не раз с ней вместе лакомились пирожными, которые тут подают особо дорогим в прямом и переносном смысле клиентам. Поэтому она спокойно прошла в помещение и сейчас, если верить изображению на экране, лопает корзиночку со взбитыми сливками.
Управляющий же, узнав о гигантской сумме, счел необходимым поставить меня в известность.
– Извините, если я совершил бестактность, – оправдывался он, – но, сами понимаете…
Я быстренько сгребла в кучу остатки ума и сообразительности. Так, пусть уж лучше Ильичев считает меня дурой, чем Манюню воровкой.
Изогнув бровь, я уставилась на управляющего.
– Хотите сказать, что наш счет иссяк?
– Нет, – растерянно ответил Андрон Георгиевич.
– Тогда почему не даете деньги?
Ильичев окончательно растерялся:
– Но… такая сумма… ребенок…
– Маша – взрослая девушка, остальные члены семьи заняты, вот ее и отправили в банк.
– Взять двести тысяч?!
– Подумаешь, – я старательно изображала «новую русскую», – эка невидаль! Просто удивительно, что вы оторвали меня от важных дел из-за такой чепухи!
Андрон Георгиевич сменил цвет лица с красного на зеленый. Я решила закрепить успех и заявила:
– Конечно, замечательно, что вы проявляете бдительность, но, ей-богу, не стоило заставлять меня нестись через всю Москву.
– Значит, выдать деньги?
– Естественно, – дернула я плечом, – как же иначе? Они нам нужны!
Оставив шумно дышащего Ильичева в кабинете, я спустилась в основной зал и дождалась, когда из маленькой двери, расположенной у лифта, вышла Манюня. В руках она держала небольшой черный чемоданчик. Банк выдает такие в качестве подарка клиентам, которые снимают нехилые суммы. За Маруськой шли два охранника и сам Ильичев.
Увидев меня, Машка притормозила. Я недовольно протянула:
– Ну ты и долго! Сколько ждать можно!
– Извините, – забормотал Андрон Георгиевич, – пока пересчитали…
– Вы делаете это вручную? – схамила я. – Хотите, купим в качестве спонсорской помощи пару машинок для пересчета банкнот?
Ильичев закашлялся, но, естественно, ничего не сказал. Охранники довели нас до «Пежо». Я завела мотор, заехала за угол, припарковалась и спросила:
– Ну?
Большие голубые глаза Маши медленно наполнились слезами.
– Ты сама сказала, что я могу снимать сколько угодно денег, они общие!
– Конечно, дружочек, просто я хочу знать, зачем тебе такая сумма? Кто-то из твоих приятелей попал в беду? Наркотики? Или долги? Ты отдашь деньги, никто из нас тебя не упрекнет, но, согласись, мы же всегда рассказываем друг другу о тратах. Или ты больше не считаешь меня близким человеком?
Маня разревелась. Я подождала, пока бурный поток иссякнет. Наконец она, всхлипнув последний раз, вытерла лицо рукавом. Розовый пуловер мигом стал черно-зелено-красным.
– Вот и верь после этого производителям элитной косметики, – покачала я головой, – ведь мы вместе покупали тушь, тени и помаду у «Диор». Помнится, нам пообещали, что их водой не смыть.
Маруська посмотрела на испорченный джемпер.
– Зато, когда размажутся, ни за что с лица не стереть, – грустно сказала она, потом, пошмыгав еще пару минут носом, прошептала: – Мусечка, я не хотела тебя волновать.
– Все в порядке, рассказывай!
Слова посыпались из Маруськи, словно гречневая крупа из разорванного пакета.
Глава 30
Пару дней назад, выходя из школы, Манюня наткнулась на попрошайку: бледного, дурно одетого мужчину без ног, сидящего в инвалидной коляске. Маня – жалостливый человек, никакие разговоры о том, что нищенство – это хорошо поставленный бизнес, на нее не действуют. Она подает милостыню всем: цыганкам, таджикам, пронырливым старушкам и «ветеранам» всех войн.
Вот и в тот раз протянула деньги несчастному инвалиду. Он взял купюру и хрипло сказал:
– Храни тебя господь! Эх, и у меня могла быть такая девочка, да нет!
– Где же ваша дочка? – проявила любопытство Маня.
Инвалид закашлялся и рассказал душераздирающую историю. Имелась у него в свое время жена Рената и крохотная дочурка Машенька.
– Любил их, ох, любил, – повествовал калека, – хотел обеспечить, одеть, накормить, вот и нанялся водить большегрузные машины по стране. Да попал в аварию, лишился ног.
Пока несчастный лежал в больнице, Рената ушла, прихватив дочь, более того, хитрая баба ухитрилась, подделав все документы, сначала развестись с калекой, потом продать их общую кооперативную квартиру, вновь выйти замуж и укатить в Америку.
– Вот я и остался на улице, голый да босый, – качал головой дядька, – спасибо, пустили люди в комнату, теперь езжу, побираюсь! Искал, искал свою доченьку, да не нашел, одна карточка осталась!
Порывшись в тряпье, которое прикрывало остатки ног, мужик вытащил снимок. Машка, и так уже находившаяся на грани обморока, чуть не умерла. Это была ее детская фотография.
– Ты хорошо знаешь этот снимок, – шептала девочка, размазывая по лицу остатки косметики, – я стою в розовом костюмчике, а на ногах тапочки в виде собачек.
– И ты решила помочь отцу?
Маня кивнула.
– Отчего такая большая сумма?
– В Америке за двести тысяч делают электронные протезы, – с отчаянием сообщила Маруся, – дядя Гера сказал, что будет ходить как с родными ногами.
– Его зовут Гера?
– Игорь просил обращаться к нему: «папа». Но я не могу пока, вот и придумала Геру, вроде не так официально.
– Почему мне не сказала?
– Дядя Гера очень просил: «Не говори никому, Машенька, не хочу в вашу семью вползать, мне бы только ноги новые…»
Я обняла девочку, чувствуя, как в душе разгорается злоба против негодяя.
– Маняша, включи воображение. Когда Рената вместе с Геной уехали в Америку, тебе не исполнилось еще и полугода.
– И что?
– А то! Дети в таком возрасте не умеют стоять. Фотография в розовом костюмчике сделана уже после отъезда Ренаты, тапочки тебе раздобыл Аркашка, купил возле магазина «Детский мир», у спекулянта. Эта фотография никак не могла попасть в руки твоего отца, мы с ним не знакомы. Ты стала жертвой афериста!
Маня раскрыла рот.
– Значит, дядя Гера – не мой папа?
– Нет, конечно, он мошенник, который специально поджидал тебя у школы!
