Дарья Донцова - Сволочь ненаглядная
Я отодвинула в сторону отвратительные, цвета сливы цветы и предложила женщине с ребенком:
– Тут свободно.
– Нет, нет, – нервно ответила мамаша и потащила дочурку в другую сторону.
– Мама, – заныла девочка, – хочу сесть.
– Цыц, – прикрикнула мать, – не видишь, что ли, тетка больная, вся морда в пятнах. СПИД небось, или сифилис!
У меня морда в пятнах?! Да быть такого не может. С детства я отличалась великолепной, правда, чуть бледноватой кожей, даже подростковый возраст благополучно миновала без прыщей.
Руки вытащили пудреницу, глаза уставились в зеркальце. В ту же секунду из горла вырвался стон. На меня смотрела женщина, чью физиономию усеяли синие, больше всего похожие на трупные пятна. Издали я походила на сгнивший баклажан, вблизи – на больного краснухой, вернее, синюхой.
В полном ужасе я потрогала щеки пальцами и только тут заметила, что мои ладони покрыты разводами, словно невзначай я пролила на них чернила. Взгляд упал на букет. Так, понятно. Бумага и цветочки линяют, а я шла по универмагу, периодически засовывая нос в омерзительные гвоздики, наслаждалась, так сказать, ароматом!
Засунув веник в урну, я понеслась в туалет и попыталась умыться. Не тут-то было. В отличие от краски для волос, которая смывается у меня моментально, эта въелась в кожу намертво. Может, вернуться к директору трикотажной лавки, спросить, где он приобрел букетик, и разжиться там оберточной бумагой? Буду натирать ей волосы – и никаких проблем.
Жидкое мыло, находящееся в туалете, не помогло. Пришлось бежать в парфюмерный отдел и приобретать скраб. Кое-как, ободрав щеки почти до крови, я избавилась от чудовищной раскраски и поползла к выходу.
Нет, сегодня опять крайне неудачный день, и Платова не окажется дома.
Леся Галина не зря хвасталась зрительной памятью. На бумажке было написано: «Метро «Речной вокзал», выход из первого вагона от центра, потом налево, мимо универмага до почты, вновь налево, длинный пятиэтажный блочный дом, последний подъезд, перед ним огромное дерево, вросшее в скамейку. Квартира на первом этаже, налево, возле почтовых ящиков».
Все оказалось абсолютно точно, и универмаг, и почта, и дерево стояли на своих местах. Но на кнопку звонка я нажимала, ни на что не надеясь. Слишком хорошо все складывается. Небось Льва Константиновича нет дома.
Однако дверь распахнулась сразу. На пороге стоял блондин с одутловатым лицом, одетый в засаленный махровый халат с разодранными рукавами.
– Вам кого? – весьма любезно поинтересовался парень.
– Льва Константиновича Платова, – улыбнулась я, демонстрируя отсутствие злых намерений.
– К сожалению, – вздохнул хозяин, – это невозможно.
Ну вот, так и знала.
– А когда он вернется? Можно подождать?
– Никогда, – помотал головой блондин. – К несчастью, Лев Константинович скончался.
– От тромбоэмболии! – подскочила я на пороге.
Мужчина уставился на меня во все глаза.
– От инсульта, а вы, собственно говоря, кто такая?
– Представитель закона, – загадочно сообщила я и поинтересовалась: – Жена у него есть? То бишь вдова?
– Нет, – вновь помотал головой мужчина, – мама скончалась три года назад. – И быстро добавил: – От рака.
– Значит, вы его сын?
– Да, Яков Львович Платов.
– Настя Звягинцева ваша двоюродная сестра?
Яков замялся.
– Не совсем.
Но я уже протискивалась в крохотный коридорчик, оттесняя хозяина в глубь квартиры.
– Интересное дело! Лев Константинович был дядей Насти, значит, вы – брат.
– Да кто вы?
Не дожидаясь приглашения, я стащила куртку, швырнула ее на крохотный комодик и представилась:
– Нотариус. Настя оставила завещание родственникам, вот ищу наследников.
Яков вздохнул:
– Проходите на кухню.
Выставив на стол нехитрый «гостевой» набор – банку «Нескафе», сыр и пачку крекеров, – Платов полюбопытствовал:
– И велика сумма?
Я пожала плечами.
– Тайна завещания не подлежит разглашению! Скажу лишь, что распорядителем назначен некий Егор, родной брат Насти, он и станет вручать деньги.
Очевидно, Яков никогда не имел дела с юристами, потому что спокойно выслушал мои бредовые речи и резонно поинтересовался:
– Ну, а я при чем?
– Звягинцева указала в документах неверный адрес Егора, вы случайно не в курсе, где он проживает?
Яков молча налил в кружки кипяток и пробормотал:
– Моя мама очень не любила Серафиму Константиновну, и мы редко общались.
– Кого? – не поняла я.
– Ну папину сестру, бабушку Насти, – пояснил Яков и вздохнул. – У нас слишком запутанная семейная история.
– Излагайте, – велела я и для пущей официальности вытащила блокнотик, куда обычно записываю список продуктов.
– Мой отец и Серафима Константиновна – родные брат и сестра, – завел Яков. – Только отец на десять лет младше, так что Лев Константинович не дядя, а двоюродный дед Насти, хоть она и звала его дядей.
Естественно, Серафима Константиновна раньше вышла замуж, но скоро овдовела, оставшись с сыном на руках. Больше семейного счастья она не искала, тихо воспитывала мальчика, названного Валентином, жила скромно, если не сказать бедно. Но сына выучила, отдав его в Литературный институт. Потом он благополучно завел свою семью, родилась дочь…
Лев Константинович женился поздно, сына родил и того позже, вот и вышло, что Яков, который приходится Насте дядей, ненамного старше ее.
Супруга Платова не дружила с Серафимой Константиновной, никаких совместных праздников они не устраивали, звонили друг другу раз в год, 31 декабря, и все. Поэтому Яков был практически не знаком с Настей. Дальше начинается какая-то темная история. Сын Серафимы Константиновны вместе с женой погиб в горах, катаясь на лыжах. А Настю почему-то отдали в приют. Яков узнал об этом случайно. Лев Константинович служил в министерстве просвещения и ведал как раз детскими домами.
Однажды холодным декабрьским вечером Серафима Константиновна заявилась к Платовым домой. Не обращая внимания на злобную гримасу невестки, она утащила брата в кабинет. Сначала там стояла тишина, потом из-за плотно прикрытой двери понеслись громкие крики. Наконец красная Сима вылетела в коридор и, не сказав «до свидания», убежала. Вспотевший Лев Константинович вышел на кухню.
– Чего она хотела? – спросила зло жена.
Платов нервно грохнул чайником о плиту.
– Просила отыскать в детдоме Настю, говорит, теперь ей ее отдадут!
– Разве Настя живет не дома? – удивился Яков.
Отец запнулся и быстро объяснил:
– В лесной школе, у нее обнаружился костный туберкулез, и пришлось ее положить в специализированную клинику.
Но потому, как напряглась у Льва Константиновича шея, сын понял – папа беззастенчиво врет.
Через неделю Яков пришел домой поздно и, чтобы не будить рано засыпавших родителей, снял в прихожей ботинки и на цыпочках двинулся в туалет. Санузел у Платовых прилегает к кухне. На самом деле это страшно неудобно. Во всяком случае, Яков всегда стеснялся пойти пописать, если кто-нибудь пил чай. И, естественно, тот, кто был в клозете, великолепно слышал голоса людей, находящихся в кухне.
Вот и в тот день не успел мальчишка устроиться поудобнее в туалете, как до его ушей донеслось нервное сопрано матери.
– Левушка, не лезь в это дело, неизвестно ведь, что к чему.
– Пойми, Соня, – ответил отец, – Сима моя сестра, Настя внучатая племянница, а Валентин с Майей…
– Майя – скотина, – резко возразила мать, – и Валентин твой – скот. Справедливости им захотелось, всю семью подставили. Вспомни, вспомни! Чего молчишь? Да если бы не они, ты бы уже давно замминистра стал. А так сидишь помощником начальника отдела. А я? Чего говорить, всех подрезали! Даже в Болгарию съездить не можем. И потом, где ты будешь ее искать? Небось уже давно Настя в другой семье живет! Их же лишили родительских прав!
– Нет, – тихо ответил отец, – она в Москве, у Соболевой Галины, в Зеленограде. И фамилия Платова, и отчество Валентиновна. Живет в приюте, а могут и впрямь бабке отдать! Жалко девочку! Кстати, знаешь, Майя уже после суда родила мальчишку и назвала Егором… Вот о том ничего не известно, хотя Соболева обещала разузнать, куда…
– Если ты, – заорала всегда вежливая, даже корректная мать, – если ты посмеешь влезть в это, имей в виду, я уйду, разведусь, хватит! Нам судьбу поломали, так еще и Яше достанется! О сыне подумай!
– Тихо, – оборвал отец, – разбудишь парня.
– Его дома нет, – ответила мать, – на день рождения ушел.
Воцарилась тишина. Потом Лев Константинович пробормотал:
– У меня, кроме сестры, других родственников нет.
– У тебя и жены другой нет, и сына, – парировала Софья Михайловна. – Впрочем, и этих потеряешь, коли начнешь Симке помогать.
Неожиданно отец заплакал. Мать перепугалась и забормотала:
– Ладно, ладно, Левушка. Это я так, по злобе, просто обидно, что из-за Майки с Валькой наша судьба под откос пошла. Чего уж там, если есть возможность – помоги Симе. Настя действительно ни в чем не виновата, настрадался ребенок, с года по чужим людям мается. А что, эта ненормальная и впрямь еще мальчишку родила?
