Дарья Донцова - Уха из золотой рыбки
– Ну как? – заботливо поинтересовалась Анюта.
Я хотела было ответить: «Пока не знаю», но в ту же секунду палка выпала из виска, головокружение прекратилось, а окружающая духота исчезла.
– Что это? – ошарашенно спросила я.
– Стало легче?
– Как рукой сняло!
– Вот видите!
– Скажите название лекарства.
– Зачем вам?
– Господи, я куплю канистру и поставлю дома! Вы не поверите, где я только не лечила мигрень, выпила грузовик таблеток, ходила к экстрасенсам, колдунам, гипнотизерам, даже занималась у психотерапевта, но результата никакого.
– У этого средства нет названия, – улыбнулась Анюта.
– Но как же оно продается в аптеках?
– Им не торгуют, этого лекарства нет. Для себя сделали. Вернее, пропись существует, но она еще не апробирована, и мы не имеем права никого им потчевать. Сами пьем, потому что здорово помогает. К нам весь институт за ним бегает. Самое смешное, что стоило бы оно сущие копейки.
– Почему же такое замечательное средство не производят в массовом порядке? – удивилась я.
– Это произойдет когда-нибудь, – пояснила Анюта, – но мало кто знает, какой это длительный процесс – создание нового в фармакологии. Думаете, ученый просто смешивает ингредиенты, и все? Годы тратятся на изучение побочных действий. К сожалению, история фармакологии полна неприятных воспоминаний о лекарствах, которые попали на рынок неизученными. В середине 60х в Америке выбросили таблетки, женщины, принимавшие их, начали рожать уродов, детей без рук и ног, это только один пример. Но вы же не о лекарствах, наверное, хотели поговорить?
Я осторожно повертела головой. Надо же, совсем не болит! Просто чудо!
– Дайте мне с собой микстуру!
– Не имею права!
– Ну хоть чуть-чуть.
– И не просите, меня уволят. Если опять голову схватит, приезжайте, налью дозу, а на вынос ни за что.
Я тяжело вздохнула. Ехать из Ложкина в Москву с мигренью! Еще то удовольствие.
– Вы хорошо знали Настю Кусакину? – перевела я разговор на другую тему.
– Достаточно, – сухо кивнула Анюта, – очень неприятная девица.
– Чем она вам не нравилась?
– Всем.
– А именно?
– Во-первых, очень ленива, – принялась перечислять Анюта, – вечно опаздывала на службу. Во-вторых, крайне необязательна, забывала вовремя покормить грызунов. Вообще говоря, работа ее волновала меньше всего. Один раз я поручила ей остановить центрифугу, и что вы думаете? Она забыла! Убежала в столовую, просидела там… В результате мы не завершили дорогостоящий опыт. Абсолютно несерьезная девица, безответственная, безалаберная, только шмотки на уме.
– Почему же ее тут держали?
Анюта вздохнула:
– Ну зарплата лаборантки чистые слезы, мы, правда, приплачиваем из своего кармана, но все равно хорошей суммы не получается. Поэтому на этом месте частенько оказываются случайные люди, отнюдь не высококлассные специалисты. Всю научную работу в лаборатории выполняют сотрудники, лаборантка – что-то среднее между уборщицей и служительницей вивария. Следите за ходом моих мыслей? Вам понятно?
– Абсолютно.
– Но даже на фоне этих, не слишком-то образованных людей Настя выделялась какой-то пещерной безграмотностью, – вздохнула Анюта, – она искренно считала, что Моцарт – это всего лишь конфеты. Впрочем, меня ее полное нежелание читать не раздражало, хуже было то, что на нее нельзя было положиться, девушка манкировала своими обязанностями.
– Почему ее не уволили?
– Лев Николаевич у нас жалостливый без меры, – покачала головой Анюта, – настоящий педагог по натуре. Я ему рассказываю о безответственной девчонке, загубившей работу целого коллектива, а он улыбается и заявляет: «Ладно тебе, Анюта. Девочка молода, совсем ребенок, нам следует ее обучить, выгнать всегда успеем…»
– Может, она ему нравилась?
Анюта вспыхнула огнем:
– Кто? Настя? Льву Николаевичу?
– Ну да!
– Ерунда! Лев Николаевич взрослый, солидный мужчина, а она была свиристелка.
– Говорят, профессор большой любитель женского пола…
Анюта осеклась, потом сердито возразила:
– Знаю, кто распространяет эти сплетни, Марина Сергеевна! Она ненавидит Льва Николаевича и постоянно говорит о нем гадости.
– Почему?
– Да очень просто! Она со своим начальником десять лет над какой-то ерундой корпит, а наша лаборатория каждый год что-нибудь выпускает. У Марины Сергеевны от зависти скулы сводит, вот и треплет имя Льва Николаевича.
– Она говорила, что и у вас с ним был в свое время роман, – подлила я масла в огонь.
Анюта побагровела:
– Вот дрянь. Да я дружила с Майей Михайловной, покойной женой Льва Николаевича.
– А еще он якобы возит домой некую Ларису…
– Яковенко?
– Точно.
Анюта возмутилась:
– Они живут в соседних домах, через дорогу. Лев Николаевич – человек безмерно добрый, крайне интеллигентный. Ему что, трудно подбросить Ларису? А Марина Сергеевна просто больная, от нее два мужа убежало, и вот теперь она за всеми следит, сплетничает, шушукается! Просто отвратительно!
Она хотела продолжить дальше гневную тираду, но тут дверь приоткрылась, и в комнату всунулась всклокоченная голова.
– Нюта, – сказала она густым басом, – глянь-ка, черт-те что получается.
– Извините, – улыбнулась Анюта и ушла.
Я села у стола и увидела перед собой штатив с пробирками, в которых мирно краснела неизвестная жидкость. Я огляделась по сторонам, приметила на мойке множество пустых пузырьков, встала, взяла один и налила туда немного лекарства. Конечно, не следует заниматься воровством, но я очень хорошо знаю свою мигрень. Эта подлая болячка сейчас притаилась, ворочается где-то в отдалении, но стоит мне приехать домой и лечь в кровать, как в висок вновь воткнется тупая палка, вот тогда и выпью красную жидкость.
Когда Анюта вернулась в комнату, я с самым невинным видом сидела совсем у другого стола, флакончик с лекарством был спрятан на дне сумки.
– У вас есть еще ко мне вопросы? – поинтересовалась Анюта.
– Конечно, – кивнула я.
– Тогда спрашивайте, – вздохнула она.
Следующий час я и так и этак пыталась узнать хоть что-нибудь о Насте, но Анюта только разводила руками, она ничего не знала о девушке и могла рассказать лишь о ее полном нежелании работать. Наконец разговор зашел в тупик. Поняв, что ничего так и не узнаю, я вздохнула:
– Подскажите, как связаться со Львом Николаевичем.
– Он вернется только через две недели.
– Уехал отдыхать?
Анюта сурово поставила меня на место:
– Лев Николаевич никогда не отдыхает, сейчас он находится на конгрессе фармакологов, который проходит в Египте, будет делать доклад, вернется через четырнадцать дней.
Я постаралась не рассмеяться. Надо же, поехал на конгресс, а не отдыхать! Я слишком долго преподавала на кафедре и хорошо знаю, зачем ученым конгрессы. В первой половине дня правда все честно сидят в зале и слушают, зевая, доклады. Как правило, ничего нового вы не узнаете. Если кто и сделал интересное научное открытие, то он не станет дожидаться форума, который собирается раз в пять лет, а опубликует исследования в научном журнале. Потом следует обед, а затем культурная программа. Впрочем, не случайно съезд, на который отбыл Лев Николаевич, проводится в Египте. Там сейчас тепло, и профессор со спокойной совестью плещется в волнах. Конгресс – это лишний отдых, и все воспринимают поездку именно так. Причем учтите, что, как правило, все расходы на себя берет либо принимающая сторона, либо ваше родное учреждение. Вы просто приезжаете и беззаботно селитесь в гостинице. Не знаю, как сейчас, но в прежние времена было именно так.
Но сколько ни ехидничай, дело от этого не сдвинется с места. Со Львом Николаевичем, безусловно, следует поговорить, но, увы, разговор откладывается на целых четырнадцать дней.
Расстроенная, я приехала домой и обнаружила в гостиной только одну Ленку, валявшуюся на диване.
– Где все? – поинтересовалась я, плюхаясь в кресло.
Девочка зевнула, потянулась и ответила:
– Зайка с Кешкой спать ушли, Машка тоже, близнецов еще в восемь увели, они тут носились по комнатам, столик опрокинули. Знаете, чего Анька сделала?
Я улыбнулась:
– Нет.
Анька и Ванька день ото дня делаются все забавней. Ваня у нас тихий, просто незаметный, больше всего он любит сидеть в уголке и листать журналы, где помещены фотографии автомобилей. Причем может это делать часами. Зато Анька тайфун, и бедная Серафима Ивановна постоянно вытаскивает девочку из разных мест. То безобразница горстями ест кашу из собачьей миски, то лезет на стол в гостиной, то выливает в унитаз бутылку пены для ванной и в полном восторге визжит, когда гора из белых пузырьков начинает подпирать потолок. Ванька же, пока сестрица шкодничает, мирно изучает машины, осторожно водя пальчиком по страницам. Он очень независимый и по каждому поводу имеет собственное мнение. Не далее как вчера, когда он вышел в столовую, я попросила:
