Анна Ольховская - Бог с синими глазами
– Мне не в Россию, – улыбнулась я, – мой муж скорее всего здесь, в Египте. – С замиранием сердца я набрала самый лучший в мире номер. Сердцу надоело замирать, и оно возмущенно бухнуло в грудную клетку – давай-ка подруга, дыши, живи! Ну и что, что механический голос выдал тебе какую-то фразу на арабском? Позвонишь позже, когда приедешь в Каир. Там-то связь получше будет, столица все-таки!
– Не расстраивайтесь, – словно прочитал мои мысли Фархад, забирая телефон, – доберемся до дома, тогда попробуете еще раз. А сейчас, если для вас это не слишком болезненно, расскажите: почему вы не хотите возвращаться домой?
– Давай ты, – толкнула меня локтем Таньский. – У тебя лучше получится.
– Ну давай, – не стала упираться я.
ГЛАВА 34
– Значит, люди Мустафы Салима сегодня утром навестили лагерь Рашида? – задумчиво проговорил отец Гюль, глядя в окно. – Любопытно. Я сам лично не знаком с господином Салимом, но весьма наслышан о нем. И о его сыне тоже. Репутация у парня, прямо скажем, не очень хорошая. Но если Мустафа лично заинтересовался вашей, мадам, – с интересом посмотрел он на Таньского, – судьбой, значит, вам действительно удалось найти тропинку к сердцу Хали. Хотя, если честно, мне всегда казалось, что сердца-то у него и нет. Великолепные мозги, деловая хватка, чутье бизнесмена есть, а сердца – увы. Рад ошибиться. А вы, Ана, предполагаете, что ваш муж здесь, в Египте?
– Я не предполагаю, я уверена в этом, – счастливо улыбнулась я. – Даже его мобильник выдает фразы на арабском, и Мустафу о помощи просил он, Рашид упомянул об этом. Лешка, наверное, прервал гастроли и сразу вылетел сюда, как только узнал.
– Гастроли? – обернулся теперь ко мне Фархад. – А он у вас кто, простите?
– А он у Аны известный русский певец, Алексей Майоров, – торжественно объявила Гюль. – Не знаю, папа, как ты, но я слышала это имя. А вот песен, увы, не знаю. Я вообще раньше русской музыкой не интересовалась, но теперь обязательно буду слушать. Чтобы язык быстрее выучить.
– А зачем тебе русский язык? – удивился отец прихоти дочери.
– Ну как же, папа! – рассмеялась Гюль. – У меня ведь теперь появились две очень хорошие подруги, и я собираюсь к ним в гости, в Россию. Примете? – толкнула она нас с Таньским в бока.
– О чем речь! – улыбнулась Таньский, но улыбка как-то очень быстро сбежала с ее лица, словно появлялась там из-под палки. Или из-под веника.
– А вы, Тана, – внимательно посмотрел на нее Фархад, – что-то не выглядите очень радостной. Все страшное ведь уже позади, вас искали люди Салима, значит, вы сможете обратиться к нему и вместе заниматься освобождением Хали. Разве не так?
– Наверное, так, – попыталась было опять вытащить на свет божий улыбку Таньский, но на этот раз та уперлась – и ни в какую. – Вот только из головы у меня не идут вчерашние слова Рашида о том, что теперь я в полном его распоряжении. Значит, похитителям я стала не нужна. Но почему, почему? Неужели с Хали что-то случилось? – Она закусила губу и отвернулась к окну. Ох, по себе знаю – неблагодарное это дело – кусание губ. Они злопамятные, потом обязательно отомстят, став непослушными.
– Не расстраивайтесь, Тана, – успокаивающе проговорил Фархад. – Скоро все узнаете. Видите, мы уже подъезжаем к Каиру, минут через двадцать будем дома. Отдохнете, приведете себя в порядок, а потом я вам помогу связаться с нужными вам людьми.
– Не знаю, – смущенно протянула я, переглянувшись с Таньским, – неудобно как-то к вам домой ехать. Может, вы нас в какую-нибудь гостиницу поселите, а мы потом деньги вам вернем обязательно.
– Надеюсь, насчет денег вы пошутили, – сухо проговорил Фархад. – В противном случае я сочту это оскорблением.
– Извините, пожалуйста, я ничего плохого не имела в виду, – ох, этот мне восточный менталитет! Хоть и христиане, но понять их сложно. Ишь, насупился. И что я такого сказала?
– Папа, не сердись, мы же очень устали! А Ана особенно, ведь она всю ночь за рулем была. Нам надо отдохнуть. И в гостиницу они собрались, потому что боятся нас стеснить. Правда? – лукаво посмотрела на нас Гюль.
Так, придется, чувствую, все же направиться к ней домой. Хотя, если честно, меньше всего сейчас хотелось быть среди посторонних людей, следить за своими поступками и словами, чтобы не обидеть ненароком родственников Гюль. Но без их помощи нам действительно не обойтись.
А наш «Крайслер» уже плыл по шумным улицам Каира. Я задумчиво смотрела в окно, совершенно не обращая внимания на пестрые витрины и толпы людей. Как вдруг…
– Стойте! – машинально заорала я, не думая о последствиях своего ора.
Вздрогнувший от неожиданности водитель так же машинально утопил педаль тормоза. Наша с ним коллективная попытка примазаться к сообществу машин привела к тому, что это самое сообщество громко и от души обматерило нас со всех сторон воплями гудков и визгами тормозов.
– Что случилось? – испуганно повернулся ко мне Фархад.
Но, увидев позади себя увеличенную копию обезьянки из знаменитой троицы «Ничего не вижу, ничего не слышу, ничего никому не скажу», с вытаращенными от ужаса глазами и плотно запечатанным ладонями ртом, покачал головой и что-то скомандовал вспотевшему водителю. Тот кивнул, вытер дрожащей рукой пот со лба, а потом осторожно припарковался у тротуара.
– А теперь, дорогая Ана, объясните нам, пожалуйста, что именно вызвало у вас такую бурную реакцию? – добродушно проговорил отец Гюль, устраиваясь на сиденье поудобнее и с интересом глядя на меня.
Интересы Таньского и Гюль переплелись с его, и этот слепящий луч бил мне прямо в глаза. Я зажмурилась и, набрав полную грудь воздуха, начала каяться:
– Я понимаю, мы чуть не попали в аварию из-за меня, но я увидела что-то совершенно невозможное здесь и побоялась, что мне опять мерещится из-за перенапряжения. Потому и закричала. Зато теперь я точно знаю, что это был не мираж.
– Да что это? – нетерпеливо переспросила Таньский.
– А посмотрите вон туда, – указала я на билборд, стоявший неподалеку.
– Ну и что тут особенного? – непонимающе переглянулись Гюль и Таньский. – Какая-то рыжая красотка.
– Это не просто рыжая красотка! – торжествующе сообщила я. – Это не кто иной, как моя бывшая сокурсница, а ныне владелица Дома Дизайна в Москве Илона Утофф, она же Якутович.
– Серьезно? – обрадовалась Таньский. – Та самая, с которой ты не так давно встречалась?
– Точно! Гюль, – тронула я за плечо девушку, – переведи, пожалуйста, что там написано.
– Так, – деловито начала та. – Там написано, что с 25 июля по 25 августа в Каире проходит Месяц Дизайна, а ваша Илона Утофф и ее Дом – главные действующие лица этого мероприятия.
– А где все это проходит?
– В какой-то галерее, здесь указан адрес.
– Самый уважаемый в мире господин Фархад! – умоляюще сложив ладони, обратилась я к отцу Гюль. – Пожалуйста, я вас очень прошу, отвезите нас по этому адресу!
– Сейчас? – удивленно поднял брови «самый уважаемый в мире господин».
– Да, именно сейчас! – Я пошарила по закоулкам, по сусекам и наскребла еще с колобок мольбы, который и запустила прямо в направлении Фархада. – Поймите, ведь Илона находится здесь уже больше недели, она освоилась, знает все и всех, ей будет гораздо проще найти Алексея и связаться с нашим посольством, чтобы восстановить наши документы. Да и в высший свет, в местный бомонд она, думаю, уже влилась, поэтому и с Мустафой Салимом сможет помочь встретиться. Ну пожалуйста, ну господин Фархад, ну миленький! – еще один, резервный, комочек мольбы.
– Ну, предположим, с Салимом и я вас сведу, это не проблема, – улыбнулся «миленький». – А что касается вашей знакомой – я бы на вашем месте не торопился.
– Почему? – Совсем ослабела ты, матушка, в странствиях своих, что за слезы!
– Это еще что такое! – Похоже, отец Гюль был солидарен с моим «Я». Сговорились, демоны! – Ана, немедленно прекрати! Ты что, маленькая девочка? Иначе, как каприз, твое поведение рассматривать нельзя.
– А чего его рассматривать, не жук ведь раздавленный, – по-русски проворчала я, шмыгая носом. Действительно, стыдоба. Я постаралась, честно, изо всех сил постаралась втянуть слезы обратно (подчеркиваю, слезы!) и снова перешла на английский: – Извините.
– Успокоилась? Ну вот и хорошо. – Фархад протянул мне белейший носовой платок. – А теперь послушай меня. Скажи, кроме того, что эта Илона Утофф является твоей бывшей сокурсницей, вас еще что-либо связывает? Вы близкие подруги?
– Нет, но…
– Я прекрасно понимаю ваши с Таной чувства, но это всего лишь эмоции. А реальность – штука суровая. И теперь попытайся аргументированно доказать мне, зачем чрезвычайно занятой Илоне Утофф бросать свои дела и заниматься вашими? Поверь, ее пребывание здесь расписано по минутам, я немного знаком с проведением подобных мероприятий и знаю, насколько жесткий график у главных действующих лиц. И вламываться, простите за грубость, с требованием помощи к малознакомым людям как минимум неприлично.
