Сердце знает - Игл Кэтлин

Хелен улыбнулась: — Я слышала некоторые из них.

— Он гордился тобой, мой мальчик. Говорил, что нечего за тебя волноваться, потому что ты — настоящий воин.

— Надеюсь, в этом ему можно верить. Но этот Совет — это мой последний долг перед ним. — Риз твердо взглянул в лицо дяде. — И я хочу сделать все, как надо.

— Что бы ты ни сделал, ты все равно наш Большой Человек из Бед-Ривер.

— Ну, дядюшка, умеешь ты мягко стелить!

— Так вы, значит, остаетесь? — спросил Сило.

— Нет, — в один голос произнесли Риз и Хелен. — Мы просто заехали на…

— Танцы, — закончила она.

— На ужин, — кивнул он на нее. Они обменялись нежными взглядами и рассмеялись.

Сило ткнул племянника локтем в бок и, наклонившись, прошептал заговорщицки: — Есть лишняя палатка.

Семейный обед на церемонии заклинания духов — пау-уау — предполагал, что первыми едят старики, за ними — малые дети, а потом уже все остальные, по очереди. Угощали всегда традиционным супом из сычуга, а еще было сушеное или вареное мясо — бизонье, если повезет — с дикой репой, поджаренная кукуруза, сэндвичи и вояпи, густой фруктовый суп с кукурузными лепешками.

Риз и Хелен помогали тетушке Лил, обслужили стариков и стали ждать своей очереди. Ожидание было неотъемлемой частью традиции. Ждать было так же естественно, как обмениваться шутками, делиться новостями и едой.

В своем новом качестве Риз стал пользоваться особым вниманием. К нему подходили, жали руку люди, которых он не знал. Слова, которые они произносили, — «Дело отца», «Идти по стопам отца» — и вдохновляли, и тревожили, и он отвечал, что сделает все, что может, и рад будет выслушать их совет. «Не предавай нас», — сказал один старик. И Риз пообещал, что не предаст.

Осталось только понять, что все это означает.

— Мне так хорошо, что на часы не хочется смотреть, — сказала Хелен, когда они возвращались после родео, где болели за Тайтуса Хоука. Он принял участие в скачках на мустангах, но не удержался и шлепнулся в пыль.

— Ты разве не сдала часы при входе? Здесь запрещено иметь часы. Здесь живут по индейскому времени, — он снова обнял ее и притянул к себе. — Поразительно, но у меня такое чувство, что так и надо.

— Как будто и не уезжал отсюда?

— Как будто и не уезжал. Но если бы я не уехал, я бы не понял, что так и надо. — В сумерках после родео Риз повел Хелен по тропинке вдоль ритуальной площадки. Мимо, глухо топая босыми ногами по притоптанной земле, промчались трое мальчишек. Риз и Хелен сошли с тропинки, пропуская их, и те, протопав по деревянному мостику через ручей, скрылись в темноте на другом берегу. Хелен хотела было идти дальше, но Риз ее удержал.

— Давай останемся. У дяди Сило есть свободная палатка. — Мимо пробежал еще один мальчуган. Риз нагнулся к ней и прошептал. — Я хочу любить тебя под бой барабанов.

Она прильнула к нему. — Я тоже люблю барабаны. Когда они звучат с сердцем в унисон — они просто сводят с ума.

— Как это?

— Не знаю. Ускоряют пульс, замедляют, как метроном. Просто творят чудеса.

— Чудо — это ты. Останься со мной сегодня — и я расскажу тебе, какая ты чудесная, — он взял ее ладонь и прижал к своему сердцу. — И покажу тебе, какой я сам чудесный, и ты увидишь, какие чудеса будут творить с нами барабаны!

— Мне надо возвращаться, — вздохнула она.

— Куда? В пустую квартиру? У меня тоже такая есть. Теплая, тихая и — пустая. Может быть, даже более пустая, чем твоя. — Хелен разрывалась на части, потому что думала о сыне. Ризу доводилось замечать, как она смотрит на других детей, и он понимал, что с ней происходит. Хелен думала, что должна вернуться домой и быть хорошей матерью.

Но в чувстве Риза к ней не было ничего непристойного.

— Останься со мной, — молил он, прижимая ее руку к своей груди, рискуя выдать свою тайну. — Эти барабаны и впрямь действуют на меня. У меня учащается пульс.

Она вздрогнула.

Отчего? — хотелось ему знать. От того, что ощутила что-то сверхъестественное, вроде ванаги бабушки Мэри? Или у нее сердце замерло так же, как у него? — Тебе холодно? — спросил Риз.

— Прохладные ночи Южной Дакоты, — проговорила она, цитируя кого-то, и он вновь ощутил, как дрожь пробежала по ее телу.

— Я хочу показать тебе одно место, Хелен. Если еще смогу его найти. Я покажу тебе ночь, какую ты еще не видала.

Он поцеловал ее в висок и прошептал: — Ночь в племени лакота.

10

Он повез ее через ворота, потом еще через одни на общественное пастбище. Он рассчитывал попасть на накатанную дорогу, проходящую через пастбище, на котором членам племени разрешалось пасти кобылу или мерина, если им негде было больше держать лошадь. Если бы они там стали разводить быков или бизонов, у них были бы большие неприятности.

Но забор не был надстроен, и ворота были такими, какими он их помнил — столбы с проволокой. Раньше он ездил сюда только верхом, и всякий раз, когда их «линкольн» чиркал днищем о глиняную колею, он говорил себе, что не зря Господь создал лошадей, а Форд — пикапы. Для того, чтобы произвести впечатление на красивую женщину в красивом платье, он выбрал правильную машину, но неправильный путь. Ему следовало повести ее на спектакль в Ордвэй в Миннеаполисе, а не на вершину холма посреди прерии в Южной Дакоте.

Но в Ордвэе не было софитов, которые могли бы сравниться с полной августовской луной. Он уже бывал на вершине этого холма во время «пау-уау», и, насколько он помнил, это было лучшее место на планете. Когда-нибудь я приведу сюда девушку — пообещал он себе. Той ночью ему было почему-то жалко себя, — наверное, потому, что он был одиноким подростком, — и он пообещал себе найти такую девушку, которой будет безразлично, есть ли у парня своя машина.

— Ты пошла бы со мной, если бы у меня не было машины?

Хелен повернулась, смеясь и поправляя юбку.

— Я просто думала, нам понадобится пикап для этой экскурсии.

— Или лошадь, — сказал он.

— О, да, лошадь.

— Одна лошадь на двоих, — сказал он, поворачивая руль и устремляя «линкольн» в сторону ничейных земель. — Что, если бы у нас больше ничего не было?

Она уставилась на траву впереди. Фары высветили туман, собирающийся в зарослях. — Одна лошадь? Звучит неплохо.

— Одна старая серая кляча, что, если бы у меня больше ничего не было?

— Может, нам пришлось бы идти пешком, если она очень старая, но если там есть хорошая трава, мы повели бы ее с собой.

Ухмыляясь в темноте, он припарковал машину у подножия холма. Дальше его колымага не покатила бы. — Как насчет твоего платья?

Она снова одернула юбку. — Одно старое голубое платье, а, что, если бы мне больше нечего было надеть? Ты бы все равно повез меня в свое особое место?

— На своей спине, моя красавица. — Он вышел из машины, взял одеяла, лежавшие на заднем сидении, подошел к дверце и помог Хелен выйти. — Я не шучу. Я могу понести тебя отсюда.

— Я тебе верю, — сказала она и потянулась губами к его щеке, чтобы поблагодарить за такое предложение. — Но я могу идти. — Она зажала юбку между ногами, чтобы ветер не развевал ее. — Веди.

Он смотрел на нее в лунном свете, на ее волосы, рассыпавшиеся по плечам, ловил ее взгляд, говорящий, что она пойдет за ним куда угодно, — он смотрел на нее, и сердце его увеличивалось вдвое. Это не могло повредить ему, по крайней мере, сегодня. Он был с Хелен, а Хелен была волшебницей.

Барабанный ритм задавал темп их движениям, они карабкались вверх, оставив машину, туман и стрекотание кузнечиков внизу. Когда они добрались до плоской вершины холма, она немного устала, и он еще раз предложил понести ее, потому что был уверен, сегодня он сможет отнести ее на вершину мира. — Мы что, еще не пришли? — выдохнула она, и он рассмеялся, взял ее за руку и повел с собой. Она схватилась за него, как только увидела ритуальную площадку внизу. — О, да, пришли, — прошептала она. — О, Риз.