Игорь Чубаха - Тайна Черного моря
— Нет, Ваня, — отмахнулся генерал и машинально взял стопку. — Это все уже в прошлом. Я к тебе по другому делу.
— Понятно, — ухмыльнулся Князев и сгреб стаканчик в ладонь. Пальцы у него были длинные, узловатые, сильные, с аккуратно остриженными ногтями, перевитые ниточками вен. — Просто так, без дела, по-дружески ты не заезжаешь. Ну, что там у тебя? Сейчас разберемся. Давай-ка. За успехи в заработанной плате.
Они опять выпили и опять скушали по ломтику лимона. После чего Семен приказал себе твердо: больше ни-ни. И так в голове непривычная легкость образовалась.
— Для начала — сувенир.
Генерал полез в пакет и извлек оттуда пустую жестянку из-под пива, от обычных банок отличающуюся не только рисунком, но особой формой колечка, что запечатывало доступ к содержимому.
— Вот, экспериментальная модель, еще в производстве нет. Спешиал фор ю. Знаешь, что это такое? Американцы, как тебе известно, давно уже гундосят о том, что, дескать, обычные жестянки негигиеничны. Дескать, мало ли какая зараза сидит на ней, а тебе ее к губам прижимать приходится.. Ну и придумали, наконец: видишь, ушко такой формы, что почти целиком закрывает верх банки. Отодралего — и соси пиво на здоровье.
— О! — поднял брови Князев. Похлопал себя по карманам тренировочных, выудил потрепанный очечник, достал из него очки, нацепил на нос и наклонился к раритету.
Генерал не без гордости подумал: у меня-то со зрением все тьфу-тьфу-тьфу... Пока.
— Таких еще не видел, слыхал только. Эх, мне бы старые возможности... Спасибо, Сеня.
Князев бережно повертел подарок в руке, то отводя далеко, то приближая к самому носу. И вдруг воскликнул:
— Кстати! Ты ж еще не видел! У меня несколько новых экземпляров появилось, и кое-какие из них — прелюбопытнейшие, доложу я тебе. А ну-ка, подъем, на вечернюю поверку становись!
Князев пружинисто поднялся из-за стола.
И хотя товарищ Семен бессовестно разомлел под закатным дачным солнышком и две принятые на грудь родили внутри товарища Семена непомерное благодушие, но все ж таки нашлись силы оторвать зад от сиденья и проследовать вслед за распалившимся Иваном в святая святых. Под тараканий скрип половиц.
А что поделать — коллекционер он коллекционер и есть.
Даже если мегатонник...
Несколько театрально старик Князев отдернул полиэтиленовую полупрозрачную шторку. Как в гостиничной душевой, право слово.
«Хольстен», «Хайникен», «Припс», «Фельдшлоссен», снова «Хольстен», но уже темное, снова «Хайникен», но уже с арабской вязью... банка на баночке, возьмешь одну, и композиция рухнет — коллекция Князева предстала во всем своем великолепии перед глазами Семена, уже, впрочем, давным-давно посвященного в тайную страсть друга.
А страсть коллекционировать емкости из-под пива родилась много лет назад. Кажется, в пятьдесят четвертом, за два года до очередной арабо-израильской войны.
О готовящемся покушении знали все, но никто не ждал, что на крыше дворца может оказаться снайпер. А снайпер там был. И снайпер превосходный — с восьмисот метров из плевенькой МВшки, против солнца, сквозь тучу пыли, поднятую подъезжающим помпезным кортежем из шести черных «мер-сов», он засадил пулю аккурат в сердце Азлану. [23]
К счастью, Азлан остался жив — он проник во дворец тайно, без всякой помпы, в окружении лишь трех охранников.
Остался жив и Иван Князев, который был загримирован под Азлана и торжественно двигался на заднем сиденье «мерса»-кабриолета к «собственной» резиденции. Жизнь ему спасла вот эта самая двенадцатиунцевая банка из-под «Континентал Кан», что сейчас занимает почетное место на самой вершине коллекции — сплющенная, поцарапанная, с ровной дырочкой на боку.
В богатом, но тяжелом халате, при чалме и наклеенной длиннющей бороде Князев изнывал от жары, потел, чесался, шепотом проклинал дурацкий маскарад, плохо работающий кондиционер «мерса» и перестраховщиков из Восточного отдела... и поднимал настроение лишь глотком прохладного пивка. Хлебнет украдкой из баночки — и снова спрячет в складки одежды (пива госдеятелям Малазии не полагалось), поближе к сердцу, ловя на себе завистливые взгляды охранников из кортежа... И никто не ждал, что на крыше дворца может оказаться снайпер.
Пуля в медной оболочке на исходе восьмисотого метра своего смертоносного полета уже потеряла начальную скорость, но убойной силы вполне хватило бы, чтобы зацепить сердце жертвы. Хватило бы — если б на ее пути не оказалась на две трети пустая жестянка из-под «Континентал Кан», спрятанная в складках тяжелого халата. Небольшая гематома «на два часа» от левого соска лжепомощника госсекретаря — вот и весь результат этого покушения.
Генерал с трудом оторвал взор от покореженной банки. Спустя пять лет то же пиво чуть не погубило Ивана Князева. Попался он глупо. Впрочем, не по своей вине — командование и предположить не могло, что оппортунисты осмелятся на открытую акцию.
Бомбы, которыми чуть ли не под самую крышу был начинен Муданчжанский пивзавод в Китае, Иван в последний момент, конечно, обезвредил, но — ценой собственной свободы. Связанного, избитого, оглушенного Князева оппортунисты бросили в работающий наполнитель, откуда по бутылкам разливалось темное «Чжиньгпхоу Хуахе»: пленный, конечно, помрет в муках, захлебнувшись пивом, но ведь далеко не сразу!
Потом, уже в Москве, Князев, который восемь часов дожидался верных правительству отрядов, с головой погруженный в бурлящее пиво и глотая мизерные порции воздуха через открывающуюся на две с половиной секунды заслонку между баком наполнителя и наполняемыми бутылками, доверительно признался генералу Семену:
— Это было так же весело, как фиги крутить сломанными пальцами... — Потом вдруг хитро ухмыльнулся: — Но еще сложнее было удержаться и не насосаться этим пивом до полного изумления!
Вот с тех пор Иван и стал безнадежно суеверным — как, впрочем, любой агент, ходящий по лезвию бритвы. Иван свято уверовал, что между ним и пивом есть некая мистическая связь. И занялся коллекционированием пивных аксессуаров. Сублимация, не иначе...
Семен тряхнул головой. Прочь дряхлые воспоминания. Надо раскачивать Ваньку на пиве, а потом неожиданно выстрелить.
Он посмотрел чуть ниже продырявленной жестянки «Континентал Кан». И для затравки ткнул пальцем в розовую, восьмидесятых годов, с намалеванным бравым глуповатым , морячком Джонни банку «Харпа»:
— О, эту узнаю. Ради этой банки ты пустил ко дну яхту некогда знаменитого газетного магната.
Князев от удовольствия гортанно рассмеялся, вспоминая былое:
— А какой шум-то тогда поднялся! Никто не мог врубиться — как, за что, почему. Версии, версии, версии... — Он аккуратно водрузил подаренную Семеном банку на вершину жестяного домика. Отошел на шаг, полюбовался. — Да, баночка та стоила мне определенных усилий. Но ты не туда смотри, ты сюда смотри. Про раскопки в Шумере читал?
Генерал, на всякий случай изображая почтение, перевел взгляд и проникся не понарошку, всерьез.
На навесной полочке, под стеклом, на фоне фиолетового бархата стояла древняя тримфора [24]. Лакированные обнаженные (то ли ассирийские, то ли месопотамские — Семен не разбирался) атлеты, высоко неся свои завитые бороды-лопаты, соревновались в беге по диаметру сосуда.
— Пива выпили, а сортир один на всех.
— Ни фига, — возразил Князев. — Это они бегут благодарить свою богиню, Нинкаси, что пиво впрок пошло.
Потом прищурился на старинную посудину и восторженно прошептал:
— Она запечатана. К сожалению, распечатывать особого смысла нет. Не вино ведь, пиво. Давно прокисло.
— Надеюсь, когда ты за ней охотился, никто не пострадал, — по-доброму улыбнулся в усы генерал.
— Опять той старой историей пенять мне начинаешь? Помолодевший Князев, доверив Семену созерцать коллекцию, вернулся на веранду и принялся собирать приборы на металлический поднос. По ситуации и по настроению старым друзьям следовало немедленно выпить.
— Да, начинаю! — подхватил генерал, повысив голос так, чтоб его было слышно на веранде. — Надо ж додуматься — из-за сраной пивной пробки чуть операцию не провалил!
В ответ донеслось:
— Но ведь не провалил же! Ведь президент тогда живьем не ушел. А крышечка-то, по которой нас засек металлоискатель в аэропорту, была не простая. Там такая шикарная опечатка! За эту крышечку мне в Вологде предлагали три в идеальном состоянии этикетки от «жигулевского» дореволюционного.
«Бирофилист треклятый», — промелькнуло у Семена. Но нельзя злиться. Нельзя.
Генерал взглянул на пять пустых, похожих друг на друга, как две капли пива, бутылок из-под швейцарского «Фалькенброя». Похожих-то похожих, но, как он знал, вся соль была в изнанке этикеток.
— А чего это у тебя пять одинаковых «Фалькенброев» стоит, а? — громко поинтересовался Семен.
