Дарья Донцова - Букет прекрасных дам
Глава 23
Часы показывали ровно два. Но, учитывая выходной день, шанс застать дома Веню Глаголева был велик. Наверное, мне просто везло, дверь распахнул заспанный мужик в мятом спортивном костюме и, зевая, поинтересовался:
— Ну, случилось что-то? Только не говорите, что у вас из-за меня свет замкнуло.
Я улыбнулся.
Погода сегодня стоит просто отвратительная. Серое небо толстой периной навалилось на город. Из туч сыплется нечто, более похожее на ледяную рисовую кашу, чем на хлопья снега. Под ногами чавкает месиво из грязи с солью, и, несмотря на мороз, пронизывающая сырость пробирает сквозь одежду. Самое время давить подушку на диване, хотя лично я предпочитаю спокойное времяпрепровождение с книгой.
— Ну, — повторил Глаголев, — чего там опять стряслось?
— Простите, вы Вениамин?
— Точно.
— А я Иван Подушкин, секретарь Элеоноры Андреевны Родионовой, помните такую?
— Конечно, — ответил мужик и попытался пригладить торчащие вихры.
— Можно войти?
— Валяй, вползай.
— Вы ведь знали Олю, дочку Норы? — поинтересовался я, оказавшись на кухне.
— Еще бы, — отозвался Веня, — в один класс ходили, а я в нее влюблен был, все портфель таскал.
— И Риту видели, дочь Ольги?
— Да в чем дело, наконец? — возмутился Глаголев. — Чего глупости спрашиваете? Ну как я мог ее не видеть, если в соседней квартире проживал? Всех их прекрасно знал, и Ольку, и Элеонору Андреевну, и Ритку. Кто вы-то? Зачем интересуетесь?
— Риту убили, — спокойно сказал я.
— Ну не фига себе, — просвистел Веня. — Кто?
Я пожал плечами:
— Это-то Нора и хочет выяснить. Милиция палец о палец не ударяет, поэтому Элеонора и решила сама докопаться до сути.
— Козлы они, — вымолвил Веня, — ни на что не способные, менты поганые, шкуры продажные. Вон у меня машину сперли, и чего? Никто даже и виду не делал, что ищет. На взятку намекали, да я не дал. «Жигуль» старый, копеечный, нехай пропадает. А что Элеоноре Андреевне от меня нужно? Я ее очень уважал, такая деловая дама!
— Не стану долго нагружать вас лишней информацией, скажу только, что следы ведут в прошлое, в тот день, когда вы с Ольгой попали в автокатастрофу, помните это происшествие?
— Такое забудешь, — крякнул Веня, — рад бы, да не получится.
— Можете рассказать подробности? Или трудно будет, все-таки восемнадцать лет прошло…
— У меня тот день перед глазами, как кино, частенько прокручивается, — грустно сказал Веня, — в деталях помню, очень ясно. Все ругаю себя иногда. Не надо было мне ее слушать, следовало отказать. Дорога как стекло выглядела. Все ругаю себя, ругаю, а потом вдруг успокаиваюсь. Судьба, значит, она бы и без меня отправилась. Вот слушай, как дело обстояло.
Венечка Глаголев безответно любил Олю с младших классов. Но девочка считала соседа хорошим другом и не обращала ровным счетом никакого внимания на его ухаживания. Носит портфель за ней, и хорошо. Решает контрольные, домашние по математике, еще лучше.
Потом Веня понял, что рассчитывать ему не на что, и завел себе другую девочку, затем третью. Но Олечка все равно осталась лучшим другом. Кстати, и она считала парня близким человеком, поэтому и обратилась к нему с просьбой. Рано утром Оленька пришла к Вене и сказала:
— Будь другом, помоги.
— Чего надо? — спросил он.
— Свози меня в дачный поселок Воропаево.
— Далеко мотать?
— Примерно шестьдесят километров.
— Ну не фига себе, — присвистнул Веня. — За каким чертом тебе в такую даль переть?
— Там гадалка живет, беременным судьбу предсказывает.
— Во, придумала глупость, — заржал парень, — совсем с ума сошла! Ты глянь, какая дорога! Нет, не поеду.
— Пожалуйста, Венечка, мне очень надо.
— И не проси. Ладно бы дело какое, а то глупость одна.
— Хорошо, — тихо сказала Оля, — извини за беспокойство.
В ее голосе прозвучала такая тоска, такая безысходность, что парень испугался и окликнул Олю:
— Эй, погоди, делать-то что станешь?
— На электричку сяду, — спокойно пояснила она, — полтора часа всего, потом минут двадцать на автобусе, пешком совсем чуть, километра два, не больше.
— С ума сошла! — обозлился Веня. — Мозги потеряла!
— Мне очень надо, — тихо пробормотала Оля.
Веня окинул бывшую любимую взглядом. Из-под старенького платья выпирал огромный тугой живот, волосы, свисавшие вдоль щек, подчеркивали нездоровую, желтоватую бледность лица. Женщина, стоявшая в квартире Вени, мало походила на обожаемую им хохотушку Олечку, первую заводилу всех школьных проказ, но это была она.
— Погоди, — буркнул Веня, — оденусь только.
— Спасибо, — повеселела Оля, — ой, какое спасибо.
До Воропаева доехали без особых проблем. Правда, Веня весь взмок. Права он получил совсем недавно, с машиной управлялся кое-как, а дорога напоминала каток.
Возле указателя «Воропаево» Оля попросила:
— Видишь сельпо? Встань там, на площади, одной велено приходить.
Глаголев запарковался возле приземистого облупленного здания. Ольга ушла. Ее шофер сначала заглянул в сельпо и обнаружил там на полках рыбные консервы «Частик в томате», болгарские сигареты «Опал» и куски вонючего черного хозяйственного мыла. Шел 1982 год, о продуктах и товарном изобилии население СССР даже и не мечтало. Веня хотел было купить пачку сигарет, но продавщица воспротивилась:
— Много вас тут мимо ездит! Это только для членов сельской промкооперации, бери «Дымок».
Но Веня не захотел покупать табачное крошево, засунутое в газетную бумагу, поэтому несолоно хлебавши вернулся в машину, включил радио и мирно заснул под бодрое пение хора имени Пятницкого.
Разбудил его холод. Веня открыл глаза и увидел, что дверь в машину открыта, а в салон садится серая, словно неживая Ольга.
— Что случилось? — испугался парень.
— Потом, — напряженно сказала девушка, — давай, гони отсюда, только умоляю, скорей.
Глаголев послушно понесся вперед, но километров через пять притормозил и спросил:
— Чего такая перевернутая? Нагадали тебе глупостей? Говорил же, не надо ездить, а ты…
Но тут Ольга разрыдалась и выложила все про любовника и уколы. Ну а потом она попыталась покончить с собой, выпрыгнув на дорогу. Веня ухватил ее за пальто…
Авария произошла на въезде в Красномосковск. Обезумевший Глаголев с ужасом увидел, что залитая кровью Оля потеряла сознание. Выскочив из машины, он бросился к первому дому, стоящему метрах в ста от места трагедии. К его огромной радости, это оказалась сельская больница. Веня отдал Ольгу в руки врача, а сам рухнул в коридоре на стул. Он просидел там почти шесть часов, пока не узнал страшную новость: Оля умерла.
— Она не назвала имя любовника? — спросил я.
— Нет, — ответил Веня, — наоборот, повторила, что никому не скажет, в особенности матери.
— Может, адрес упомянула?
Веня вновь покачал головой:
— Нет, велела у магазина ждать, я и не лез. Думал, и впрямь к какой-то бабке подалась.
Я приуныл.
— Совсем ничего? Может, хоть словечко обронила? Ну, к примеру, дом с зелеными ставнями, во дворе колодец, — цеплялся я за последнюю надежду.
— Нет, — протянул Веня, — хотя, погодите, петух!
— Какой петух? — изумился я.
— Ольга, когда все рассказала и перестала плакать, — пояснил Веня, — вдруг сказала: — «Петух там такой страшный, прямо жуть берет. Я калиткой хлопнула, а он завертелся со скрипом».
— Птица? — удивился Веня. — Вертелась со скрипом?
— Железная, — тихо ответила Ольга, — флюгер. Только отчего-то не на крыше приделан, а на калитке.
Это была последняя фраза, которую Веня услышал от спутницы. Потом началась истерика, и произошла авария.
Как Веня ни старался, ничего интересного он больше вспомнить не смог, и я ушел.
В пять часов я должен был заехать к Люси, чтобы вести девушку в «консерваторию». До встречи еще имелось время, но я не успевал домой, поэтому тихо поехал по улицам, выискивая место, где можно перекусить. Не большой я любитель сети общественного питания, но есть хотелось безумно. Глаз упал на большую вывеску «Макдоналдс». Ну уж ни за что, возмутился мозг, только не в заведение пронырливого американца, забивающего желудки наивных людей отвратительными булками с излишне жирными котлетами, но нога сама нажала на тормоз.
Есть в переполненном зале я не стал, взял пакет в машину и принялся поглощать «картофель по-русски» в гордом одиночестве. Вы не поверите, но печеные клубни с белым соусом на вкус оказались совсем даже ничего. Не так плохо было и куриное филе — обжаренные в сухарях кусочки. К ним тоже полагался соус, на этот раз острый. Быстро съев обед, я увидел, что служащая забыла положить салфетки, и, абсолютно не задумываясь, облизал пальцы. В ту же секунду мне стало смешно, видала бы сейчас Николетта своего благовоспитанного сыночка. Ест руками, без вилки и ножа, да еще слизывает жир. Ей-богу, старательно изображая из себя детектива, я приобрел и соответствующие замашки. Самое интересное, что меня это теперь не коробит. Раньше я, даже наедине с собой, был «застегнут на все пуговицы», но теперь, образно выражаясь, снял пиджак и влез в халат, этакий удобный, мягкий, уютный, застиранный.
