Наталья Александрова - Алиби для бультерьера
Он ни секунды не сомневался, что в микроавтобусе сидят крепкие ребята, которым поручена слежка за его особой. Единственное, в чем он не был уверен, — это в том, на кого эти ребята работают: на Ивана или на Кондратия.
Впрочем, для него это было не так уж важно: оба авторитета могли хотеть только его смерти.
Выход из его квартиры был один, да если бы этих выходов было хоть десять — можно было не сомневаться, что каждый из них охраняется.
— Что делать, что делать? — бормотал Василий, перебегая из комнаты в комнату.
Время от времени он снова выглядывал в окна, чтобы убедиться, что микроавтобус стоит на прежнем месте.
И в тот момент, когда его нервы были уже на пределе, раздался звонок в дверь.
Хотя Василий и ждал его, звонок прозвучал как гром среди ясного неба. Так приговоренный к высшей мере наказания, хотя и знает, что миг казни близок, все равно бывает потрясен, когда открывается дверь камеры и его выводят на казнь…
Василий бесшумно подкрался к двери, прижался к ней ухом и прислушался.
Из-за двери доносились негромкие, раздраженные голоса.
— Окунь, откройте! — проговорил наконец один из пришедших. — Вам телеграмма!
— Телеграмма? — переспросил Василий с фальшивым оживлением. — А вы ее подсуньте под дверь!
— Откройте, — зло повторил тот же голос, — вы должны тут расписаться…
— Я не могу открыть, я не одет…
— Да чего ты с ним разговариваешь! — рявкнул второй голос. — Вышибай дверь к чертовой матери! Пусти меня, я сейчас…
«Черта с два вы ее вышибете! — злорадно подумал Окунь. — Дверь стальная, сейфовая!»
— Спокойно, Серый! — возразил первый голос. — Что ты как малолетка… Зачем нам лишний шум…
Окунь перевел дыхание.
Но радовался он недолго: за дверью раздался недвусмысленный звук. Звук скрежещущей в замке отмычки.
— Командир, в подъезд вошли трое! — докладывал по мобильному телефону худой скуластый парень, сидевший в кабине микроавтобуса. — Одного я узнал, это Сарыч из охраны Кондратия. Точно, он. Какие будут указания?
— Значит, все-таки он спелся с Кондратием! — проскрипел в трубке угрюмый голос Ивана Дребнохода. — Вот гнида! Одно непонятно: зачем Кондратию нужно такое решение по парку? Ох, не люблю я непонятных вещей!
— Что делать, босс? — повторил скуластый.
— Вот что, Санек! — решительно проговорил Иван. — Быстро выдвигайтесь к нему в квартиру. Я вам подошлю подкрепление, но ваша задача, чтобы до подхода основной группы никто из квартиры не ушел. Понятно? Никто! И самое главное — Окунь мне нужен живым! Ты понял — живым!
— Понял, шеф! Не первый год замужем! — бодро отозвался Санек и отключил сотовый телефон. Затем он вытащил из бардачка пистолет и повернулся.
В глубине микроавтобуса находились еще двое: широкоплечий крепыш в желтой кожаной куртке листал русско-английский разговорник и бубнил со страшным акцентом короткие фразы. Мужчина постарше, с выступающим кадыком и трехдневной щетиной на ввалившихся щеках, дремал, откинувшись на спинку сиденья. Из его приоткрытого рта посверкивали несколько золотых зубов.
— Эй, Фикса, просыпайся! — проговорил Санек, снимая свой пистолет с предохранителя. — Чиф, кончай зубрить! Все равно все не вызубришь! И на фига тебе этот английский? Кому ты там, за бугром, нужен? Ша, работать идем!
— Всегда готов! — Чиф отбросил разговорник, потянулся, проверил закрепленную под мышкой кобуру.
— А кто тут спит? — гнусавым, тягучим голосом отозвался Фикса, приоткрыв один глаз. — Это, может, ты на посту спишь, а я, в натуре, отдыхаю! — Он надел серую помятую кепку, тряхнул головой и пропел с уголовной хрипотцой: — В Турции народу много, турок много — русских нет…
— Обожди петь! — остановил его Санек. — Вот выполним задание, тогда пой сколько хочешь!
— До этого еще дожить надо, — оборвал его Фикса с кривой, нехорошей ухмылкой.
— Ты, это, не каркай! — Санек невольно понизил голос. — Ладно, парни, пошли!
Все трое выбрались из автобуса, перешли дорогу, вошли в подъезд Окуня.
— А к кому вы, мальчики? — осведомилась консьержка.
— К кому надо, тетя! — Фикса весело ощерился на нее своими золотыми зубами.
— А, ну ладно, ну ладно! — испуганно забормотала та. Затем она понизила голос и сообщила: — Тут уже трое ваших проходили!
— Ну значит, нас уже ждут! — весело отозвался Санек.
Все трое втиснулись в лифт. Санек потянул палец к кнопке пятого этажа, но Фикса цыкнул на него зубом, отвел руку в сторону и нажал на четвертый. Санек с умным видом кивнул.
Замок послушно чмокнул, и дверь начала медленно открываться.
«Вот и верь после этого рекламе! — тоскливо подумал Окунь. — Говорили, этот швейцарский замок ни один вор не откроет! Нет, точно говорят — замки только от честных людей!»
Он хотел сбежать в дальний конец квартиры, спрятаться, но передумал. Все равно найдут. Да на самом деле у него полностью пропала охота убегать, скрываться, бороться за свою жизнь. Пропала охота делать хоть что-то. Все это бесполезно.
Он закрыл глаза, прижался спиной к холодной стене и покорно ждал смерти.
Дверь с негромким скрипом открылась, послышались шаги нескольких людей. Окунь не выдержал и открыл глаза.
Перед ним стояли трое: плечистый тип лет тридцати с длинными, совершенно белыми волосами и круглыми, как у совы, глазами, смуглый парень с пижонскими черными усиками и приземистый толстяк с выбритой наголо головой.
— Вы говорили — телеграмма… — проблеял Окунь слабым растерянным голосом. — Вы говорили — расписаться надо…
— Надо, — подтвердил беловолосый. — Ты у нас везде, где надо, распишешься. И не один раз.
— Кровью, — насмешливо добавил бритый толстяк.
— Ну что ты, Серый, как ребенок! — лениво оборвал его беловолосый, который явно был в этой тройке главным. — Зачем ты человека пугаешь? Человек нам пока еще нужен!
«Я им нужен, — подумал Окунь со слабой надеждой. — Может быть, меня не убьют…»
— Пока еще нужен, — повторил беловолосый, подчеркнув слова «пока еще», и шагнул к Василию.
Василий еще плотнее вжался спиной в стенку. Он в ужасе глядел в круглые совиные глаза.
Беловолосый легко, без замаха ударил его в солнечное сплетение. Василий широко раскрыл рот. Он не мог дышать, не мог кричать, его тело пронзила острая мгновенная боль.
— Это чтобы ты сразу понял, на каком свете находишься! — спокойно пояснил беловолосый и вдруг тем же тоном, не поворачивая головы, скомандовал: — Ахмет, к нам, кажется, гости. Выйди, встреть их у лифта, а то невежливо как-то получается…
Смуглый парень кивнул, выскочил из квартиры.
Кабина лифта поднималась с негромким гулом. Ахмет занял позицию чуть в стороне, сбоку от дверей лифта, достал короткий десантный автомат, приготовился к стрельбе.
Как только гудение электромотора затихло и двери лифта начали медленно разъезжаться, он нажал на спусковой крючок и прошелся по кабине несколькими короткими очередями. Автомат стрелял на удивление тихо.
Отстрелявшись, Ахмет шагнул вперед и заглянул в кабину.
Она была пуста. Только собственное отражение Ахмета криво и удивленно ухмылялось из простреленного зеркала.
— Ай, шайтан! — прошипел Ахмет, разворачиваясь и вскидывая свое оружие.
— Ага, шайтан! — отозвался невесть откуда взявшийся мужик в кепке, сверкая золотыми зубами. Его правая рука сделала молниеносный жест, и легкий нож вонзился под гладко выбритый подбородок Ахмета. Смуглый парень дернулся, выронил автомат и грохнулся затылком на облицованный керамической плиткой пол.
Фикса оглянулся и сделал знак своим спутникам. Санек и Чиф, пригибаясь, взбежали на площадку.
— «Турок много покалечил…» — тихонько пропел Фикса, подкрадываясь к полуоткрытой двери квартиры.
— Говорят тебе — обожди петь! — шикнул Санек, покосившись на мертвого Ахмета. — Вот выполним…
Оба замолчали. Фикса поправил кепку, цыкнул зубом и взялся за дверную ручку.
— Ахмет, ну что там? — послышался из-за двери озабоченный голос. — Как комиссия по встрече?
Фикса резко дернул на себя дверь, бросился на пол и перекатился через порог. Однако не успел он подняться на ноги, как из коридора трижды полыхнуло огнем. Фикса дернулся, сжал зубы и выругался.
Санек отскочил в сторону и замер рядом с дверью, Чиф прижался к стене.
Фикса лежал на пороге, скрипя зубами от боли и бессилия. Из аккуратной круглой раны на его шее толчками выплескивалась густая темная кровь.
— Шевельнуться не могу, — прошипел он злым, бессильным шепотом. — Отбегал свое Фикса… Говорил же я — до конца операции еще дожить надо, а это не у всех получается… — Он прикрыл глаза и вдруг громко запел: — «Турки думали-гадали, догадаться не могли, не могли… и собрались всем шалманом, к шаху с жалобой пошли…»
