Наталья Александрова - Капкан для принцессы
— Сейчас перестанет, — невозмутимо проговорил Вольф.
Он отломил кончик у второй ампулы и тем же шприцем, что Лене, сделал Лоле инъекцию, несмотря на ее попытки вырвать руку или укусить своих мучителей.
Маркиз хотел сказать девушке что-нибудь ободряющее, но язык тоже его не слушался. Единственное, что он еще мог — переводить взгляд в разные концы комнаты, чтобы наблюдать за происходящими в ней событиями. Лола тоже бессильно обвисла под действием инъекции, и ее бросили на пол рядом с Маркизом.
— Полежите рядом, голубки, — насмешливо проговорил Вольф, — напоследок насладитесь обществом друг друга!
Маркиз по глазам Лолы видел, как ей хочется достойно ответить немцу, но язык уже не слушался ее, и только в глазах девушки сверкала жгучая ненависть.
Вольф отправил двоих своих подручных на посты снаружи дома, чтобы подстраховаться на случай появления незваных гостей, а третьего, наиболее доверенного человека, оставил в комнате. Затем он достал из своего чемоданчика еще один шприц и несколько ампул и подошел к кровати, на которой лежала связанная Моника.
— Ну-с, фройлен, — он набрал в шприц прозрачную жидкость из первой ампулы и склонился над девушкой, — сейчас мы немножечко покопаемся в ваших мозгах, если вы не возражаете. Впрочем, если вы возражаете, — он усмехнулся и поднес шприц к предплечью Моники, — мы все равно в них покопаемся.
Моника забилась на кровати, пытаясь откатиться в сторону и не дать Вольфу сделать укол.
Вольф подозвал своего помощника, и тот сильными руками прижал девушку к кровати. Герр Вольф ввел иглу под кожу, и Моника дернулась, как от удара. Лицо ее побледнело, и она перестала биться в судорогах, безвольно распластавшись на кровати и уставившись в потолок.
Вольф осторожно выдернул шприц, отломил кончик второй ампулы — с розоватым содержимым, напоминающим по цвету вино. Он сделал Монике вторую инъекцию, и лицо девушки немного порозовело. Затем он ввел ей третий препарат, тускло поблескивающий на свету, как жидкое серебро После этого Вольф убрал свои инструменты в чемоданчик и достал из него портативный магнитофон и небольшой прибор, с виду напоминающий электробритву.
Включив этот прибор в сеть, Вольф направил его раструб в сторону Моники.
Прибор зазвучал тонким, утомительным звуком, напоминающим многократно усиленное комариное гудение. Этот звук даже в других концах комнаты действовал на нервы, мучил и раздражал слух.
Маркиз и Лола, не имея возможности шевельнуться, особенно страдали, и видно было, что даже сам Вольф с трудом переносит отвратительное монотонное гудение.
Когда этот звук стал почти невыносим, Вольф поворотом рукоятки прибора убавил его громкость и одновременно монотонным, повелительным голосом заговорил:
— Раз, два, три. Ты слышишь мой голос и подчиняешься ему. Мой голос выведет тебя на свет, выведет тебя из подземелья, из мрака. Ты слышишь мой голос и выполняешь все его приказы. Теперь будь особенно внимательна. Хаммурапи.
При звуке этого древнего имени лицо Моники удивительным образом изменилось. С него как будто смыли всякое выражение, которое обязательно присутствует на любом человеческом лице, — даже на спящем. Даже на мертвом. Лицо Моники не омертвело — оно стало лицом автомата, лицом робота. И она заговорила.
Вольф поспешно включил заранее приготовленный диктофон и поднес его к самым губам Моники, чтобы не упустить ни одного слова, ни одного звука.
А Моника бесстрастным, механическим голосом произносила ряды цифр, бесконечные ряды цифр.
Казалось, все замерло в этом мире, все застыло, только тихо шуршала пленка в магнитофоне, да холодный, бесстрастный голос, совершенно непохожий на голос Моники Тизенхаузен, произносил цифры, цифры, цифры, бесконечные цифры.
Время остановилось. Маркиз вслушивался в бесконечный монотонный монолог Моники, но в этом непрерывном потоке цифр не было видимого смысла — наверняка это был какой-то шифр, который еще нужно было раскодировать.
Чувства Маркиза обострились; он не мог шевельнуть ни рукой, ни ногой, но зато слышал и видел гораздо лучше, чем обычно.
Он слышал скрип рассохшихся половиц старого дома, слышал шорох деревьев в саду, слышал осторожные шаги охранников за окном. Минуты текли за минутами под монотонный механический голос, и внезапно Маркиз почувствовал, что может чуть-чуть пошевелить пальцами правой руки. Видимо, действие препарата, который ввел ему Вольф, заканчивалось.
Еще через несколько минут вернулась чувствительность и в левую руку.
Леня скосил глаза на Лолу и увидел, что она тоже слегка пошевелила пальцами. Встретившись с ней глазами, он постарался взглядом предупредить ее, чтобы она не выдала себя неосторожным движением, не показала Вольфу, что действие инъекции подходит к концу.
Герр Вольф не обращал внимания на своих пленников, он следил за Моникой и боялся пропустить момент, когда в магнитофоне закончится кассета и ее нужно будет заменить.
В это время своим обострившимся слухом, а точнее, даже не слухом, а шестым чувством Маркиз почувствовал, что на улице возле дома что-то происходит.
Как-то подозрительно скрипнуло дерево, треснула ветка под чьей-то ногой.., и шестое чувство подсказало Маркизу, что один из охранявших дом снаружи подручных Вольфа убит.
Маркиз вспомнил гибкого смуглого человека, который подкладывал взрывное устройство в машину доктора Длуголенского, вспомнил совершенно не похожий на него труп на полу комнаты и подумал, что Виктор вернулся и события приобретают новое направление.
Снова наступила тишина, нарушаемая только монотонным голосом Моники.
Теперь Маркиз особенно внимательно вслушивался в эту тишину, ожидая дальнейшего развития событий. Одновременно он прислушивался к собственному телу, к тому, как медленно, постепенно, понемногу к нему возвращается чувствительность. Вот он уже может шевельнуть правой ногой.., вот и левой…
И в это время под окном раздался едва слышный звук — то ли тихий скрип, то ли вздох, и Маркиз понял, что второго часового тоже сняли.
Кассета в диктофоне закончилась, и герр Вольф молниеносно заменил ее, вставив на место закончившейся чистую, а использованную кассету положил рядом со своим чемоданчиком на край стола.
Моника произнесла еще несколько цифр и замолчала. Тишина стала совершенно полной, ощутимой, как густая вязкая жидкость.
— Ну вот и все, — проговорил герр Вольф, поднимаясь, и повторил кодовое слово:
— Хаммурапи.
С лица Моники сошла безжизненная маска автомата, она расслабленно откинулась на подушку и закрыла глаза.
И в то же мгновение с легким скрипом приоткрылась дверь комнаты. Спецназовец, подручный Вольфа, выхватил из-за пазухи револьвер и одним прыжком подлетел к двери, но в то же самое время со звоном вылетело окно, из него полыхнуло огнем, и голову спецназовца снесло пулей крупного калибра. В разбитое окно влетел гибкий, как хищный зверь, худой, смуглый, высокий мужчина, и в ту же секунду в грудь Вольфу уперся ствол короткого десантного карабина.
— Моника, — проговорил смуглый человек, повернувшись к девушке, безжизненно лежавшей на кровати, — ты в порядке? Что этот гад с тобой сделал?
Моника лежала неподвижно, и ни один мускул на ее лице не шелохнулся.
Клацнув затвором карабина, Виктор обратился к Вольфу:
— Что с ней? Ты ее уже выпотрошил?
— Нет. — Вольф отрицательно помотал головой, понимая, что пока есть предмет для торга, Виктор оставит его в живых.
— Нет? — недоверчиво переспросил Виктор, уставившись на диктофон. — Что-то я тебе не верю! А ну говори правду, а то я сделаю из тебя такой же обрубок! — Он мотнул головой в сторону безголового трупа спецназовца, валявшегося возле двери.
— Я вам еще нужен, — проскрипел Вольф севшим от страха голосом, — у меня есть все нужные препараты, и я знаком с методикой раскодирования и последующей реабилитации носителя информации…
— Больно ты мудрено говоришь, — усмехнулся Виктор, — у меня от таких слов палец чешется.., тот, который на курке.
Неожиданно на улице послышался нарастающий рев мощного мотора. Виктор повернулся в сторону окна и пробурчал:
— Кого еще черт принес!
Мотор затих возле дома, и на крыльце загремели тяжелые уверенные шаги. Виктор спрятал к себе в карман диктофон Вольфа, вскочил и бросился к окну. Но навстречу ему из темного проема показалась круглая тупая физиономия с почти наголо остриженными волосами и ствол черного пижонского «магнума».
— Куда собрался? — с наглой ухмылкой рявкнул в окно кругломордый. — А ну остынь!
В то же мгновение дверь комнаты распахнулась, и на пороге появились один за другим еще двое братков с разъяренными мордами и расчехленными стволами.
— Эй, да тут у вас веселье в разгаре! — проревел здоровенный, как медведь, тип, по всей видимости, возглавлявший новоприбывшую компанию, окинув взглядом комнату и увидев два свежих трупа, безжизненное тело Моники на кровати и с виду тоже не подающие признаков жизни тела Маркиза и Лолы на полу. — Рано вы, ребята, веселитесь, прежде разобраться надо с вашим должком!
