Дарья Донцова - Кекс в большом городе
Продолжая радоваться, папашка резко выскочил на лестничную клетку. Я тщательно заперла замок, навесила цепочку и побежала в гостевую.
В комнате не горел свет и стояла тишина.
– Олечка, – позвала я.
Ни звука, ни шороха.
– Детка, вылезай, мы одни.
Послышалось сопение, затем из-под кровати высунулась одна нога, вторая, девочка выползла из убежище и со смаком чихнула:
– Ох и пыльно ж за ковром, – с чувством произнесла она, потом, спохватившись, добавила: – Прости, Вилка, я не в обиду тебе сказала!
Я махнула рукой:
– Сама знаю, что давно пора уборку делать, только руки не доходят.
– А кто приходил? – полюбопытствовала Олечка, отряхиваясь.
– Мой отец, потом познакомитесь, – улыбнулась я, – ладно, давай еще раз повторим, как следует себя вести.
– Сидеть тихо, телефоном не пользоваться, дверь не открывать, можно погулять на лоджии, прикидываясь Кристиной, – бойко отрапортовала девочка, – у меня теперь рыжие волосы, а лица соседи не увидят!
– Молодец, – одобрила я, – все абсолютно правильно, теперь укладывайся спать.
– Лучше почитаю немножко.
– Уже поздно, – я решила продемонстрировать педагогическое занудство.
– Днем скучно было, проспала часа три, – призналась Оля, – по телику всякую ерунду показывали, почитала книгу и сама не заметила, как задремала, сейчас бессонницей маяться буду. Лучше кино погляжу.
Я кивнула:
– Конечно. Кстати, если днем надумаешь у экрана сидеть, надень наушники. У нас в доме плохая звукоизоляция, я, подходя к двери, частенько слышу разные звуки. Странно получается, в квартире якобы никого нет, а шумно.
– Верно, – поежилась Оля.
– Скажи, милая, эта Лера Квашня была совсем молоденькой девочкой? – быстро спросила я.
– Ты о ком? – изумилась Олечка.
– Ну помнишь, ты рассказывала мне о несчастной, которую принесли в квартиру? О той, которой ты помогла бежать!
– А! Разве она квашня? – удивилась еще более Оля. – Я так сказала? Знаешь, я не люблю дразнить людей, как бы они ни выглядели. Да и не была Лера толстухой, с чего бы ее квашней обзывать?
– Неужели ты забыла? Это фамилия пленницы, Квашня. Она еще предложила тебе в случае неприятностей ехать в местечко Буркино, там якобы проживает ее бабушка, которая сумеет тебе помочь.
Олечка сдвинула брови, на лице ее возникло выражение сначала недоумения, потом задумчивости, в конце концов она потерла кулачками глаза и неожиданно спросила:
– Ты ведь меня не выгонишь, если я кое в чем признаюсь?
– Нет, конечно, а что произошло? – насторожилась я.
Оля шмыгнула носом.
– Понимаешь, я дебилка.
– Не говори чушь!
– Правда, так маме сказали.
– Кто?
– Ну… доктор специальный, по психам.
– Тебя водили к психиатру?
– Вроде по-другому тетка называлась.
– Психолог?
– Ну не, такое слово смешное, фырк… деффрк…
– Дефектолог?
– Вау, точно.
– С какого рожна твоя мама решилась на подобный шаг?
Олечка пожала плечами.
– Я ж при ней постоянно моталась, в школу не ходила, да и где учиться? По разным поселкам мамочка ездила. Вот один раз она работала у тетеньки, Веры Петровны, та этим дефырктологом служила. Стала ко мне приматываться, ну типа, посчитай до десяти или прочти стишок. Я ее боялась прям до трясучки! И ведь знала, как сказать, ну там, раз-два-три-четыре-пять, только у Веры Петровны лицо словно у крысы, нос длинный, глазки такие шныристые. Она в меня их уставит, весь ум исчезает, прямо беда! Стою кастрюлей, ничегошеньки не говорю.
– Понимаю, – сочувственно кивнула я, – у нас в школе такая русичка была, Раиса Ивановна. Вечно она меня шпыняла, подойдет и заведет: «Тараканова сейчас в диктанте ошибок насажает». И точно! Сама не пойму, почему пишу «пажар», и ведь хорошо знаю, что он «пожар».
Олечка скривилась:
– Во и со мной так! Вера Петровна потом маме сказала: «Ребенок запущенный, умственно отсталый, дебил, надо его в специнтернат сдать!»
– Вот сволочь! – воскликнула я.
Оля кивнула:
– Может, и так! А может, правда. Я лишь читать научилась, пишу очень плохо, считать вообще не могу, пыталась таблицу умножения освоить, но не получилось.
– Не беда, с тобой просто правильно не занимались.
– Ну… не знаю. И еще, я мигом имена и фамилии забываю, любые. Некоторое время помню, потом, бах, вылетело напрочь. Вот ты сейчас про Квашню спрашиваешь, а я в непонятках. Девушку помню, она ненамного меня старше, а может, и одногодка, лицо, волосы, одежду опишу точно, а имя вылетело вон. У меня еще одна особенность есть, дебильская: если чего плохое случилось, мигом про это позабуду – ну, к примеру, сломаю вечером руку, ночь просплю, утром увижу гипс и начну мучиться: откуда он? Во какая я кретинка!
– Ты забыла фамилию Квашня?
– Ага.
– И название местечка Буркино, вкупе с именами «Лера» и «Анастасия».
– Извини, пожалуйста, – прошептала Оля, ее большие глаза начали наливаться слезами, – ваще вылетело из головы, про все! Вот сейчас ты напомнила, я живо в памяти воскресила события, но имя! Прости! Может, и Квашня, если ты утверждаешь, что я такое называла, то, значит, правильно! А зачем тебе девочка, которая убежала?
Глава 21
Я спокойно улыбнулась и погладила Олю по голове. Рассказ ребенка не кажется ни удивительным, ни странным. Стихийно превратившись в писательницу Арину Виолову, я накупила всяких умных книжек и справочников, которые пришлось изучить, дабы не попасть впросак. Ну согласитесь, ни один читатель не поверит фразе: «Нож воткнулся в горло несчастного и поранил печень». Ясное дело, прозаик, написавший подобную ахинею, не имеет ни малейшего понятия об анатомии, я боюсь таких идиотизмов, оттого и засела за учебники.
Эффект забывания неприятностей известен психологам давно, в научной литературе описано много случаев, когда люди, оказавшись в катастрофе или став жертвой преступления, вытесняли из головы все воспоминания об ужасном происшествии. Мозг пытается сохранить личность и включает защитные системы. Известно мне и о так называемых «необучаемых» детях. Вы даже не представляете себе, какое на свете количество людей, не способных научиться читать. И это не значит, что они идиоты. Кое-кто из звезд Голливуда слоги в слова складывать так и не научился, зато стал замечательным актером. Вполне вероятно, что встречаются и индивидуумы, не способные к восприятию цифр, и Олечка одна из них. Хотя я не уверена, что в данном случае речь идет о патологии, просто девочку никто не развивал, вот она и не приобрела необходимых навыков. Кстати, речь у Оли совершенно нормальная, даже, можно сказать, интеллигентная. Иногда она, правда, начинает употреблять сленговые слова, но в общем говорит намного лучше Кристи, которая постоянно восклицает: «Понтово! Шоколадно! Отстойно! Суперски! Гонялово!»
Мне не кажется странным, что ребенок, живущий при стройке, изъясняется литературным языком. Олечка сталкивалась не только с рабочими, но и с хозяевами, и, похоже, последние оказали на нее сильное влияние, девочка, как губка, впитывает в себя хорошее, отбрасывая плохое. Никакая она не дебилка. К сожалению, дефектологи, подобные Вере Петровне, частое явление, они калечат детей, навешивают на них ярлыки «дурак», «идиот», «хулиган». Олечка сумеет выправиться, надо лишь помочь ей, не развивать комплекс неполноценности.
– По поводу памяти не переживай, – бодро воскликнула я, – наша Кристина постоянно все путает, теряет ключи, оставляет дома тетради. А насчет той девочки, Леры Квашни… Подумай, может, связаться с ее бабушкой и подать вместе на Абдуллу в суд?
– Ой-ой, – замахала руками Оля, – вот уж дурацкая идея. С богатыми лучше не связываться! У него адвокатов небось армия! Вилка! Придет же такое в голову! Теперь, даже если я и вспомню точный адрес Леры, не скажу тебе, а то ты беду устроишь. Когда твой муж возвращается?
– Думаю, дней через десять.
– А он мне поможет?
– Не сомневайся, ложись спать.
Оля громко зевнула.
– Верно, что-то меня сморило!
Ночью мне захотелось пить, толком не проснувшись, я пошарила рукой по тумбочке и, не обнаружив там воды, потрусила на кухню. По коридору прошлепала с закрытыми глазами и, оказавшись у холодильника, свет зажигать не стала, сквозь стекло незанавешенного окна светила огромная, неправдоподобно желтая луна. Пару секунд я, словно загипнотизированная, любовалась спутником Земли, потом, сбросив оцепенение, зевая, взяла бутылку, откупорила пробку…
Прозрачная струя с тихим журчанием наполнила стакан, и тут из прихожей послышался странный звук: щелк, щелк, щелк. Затем донеслось деликатное шуршание.
Я вздрогнула и вжалась в стену, дверь в кухню у нас всегда стоит открытой, сейчас было хорошо видно, как из прихожей вытянулась серая тень и стала крайне осторожно двигаться в сторону гостевой комнаты.
Сон пропал без следа, в голове моментально созрело решение, правая рука схватила висевшую на стене шумовку. Сжимая в одной длани кухонную утварь, а во второй стакан, полный воды, я с диким воплем: «Сдавайся, мерзавец, стрелять буду!», выскочила в коридор, мгновенно выплеснула жидкость на крадущегося человека, а потом со всего размаха треснула его здоровенной шумовкой.
