Дарья Донцова - Вынос дела
– Сейчас идет война в Чечне, – пояснил чиновник, – президент отменил льготы.
Представив себе близорукого, абсолютно беспомощного Васеньку в прицеле чеченского боевика, Надежда Викторовна чуть не лишилась рассудка. Спасибо, помогли коллеги.
Положили парня в отделение и дали справку о госпитализации. Дамоклов меч временно перестал висеть над головой сына. Но мать понимала, что это всего лишь короткая передышка. Васе следовало выправить белый билет. Ругая себя на все корки за то, что не докумекала до этого раньше, Яковлева принялась искать выход, и он нашелся.
Ее свели с одним пронырливым человечком, берущимся освободить Васеньку подчистую от воинской повинности. Проблема оказалась только в одном – жадный самаритянин хотел за «доброту» десять тысяч долларов, и ни копейкой меньше.
Работая врачом в «блатном» корпусе, Надежда Викторовна не бедствовала, но запрошенных денег отродясь в руках не держала. Яковлева потеряла покой – один призыв они проскочили, но ведь будет следующий. Кое-как поскребла по сусекам, наодалживала у друзей и собрала ровно половину – пять тысяч. Где взять остальные, она просто не представляла.
Настал июнь. Второго числа к ней положили молодую, очень тяжелую женщину – Елену Костину. Надежда Викторовна была хорошим, добросовестным специалистом, но в данном случае поделать ничего не смогла. Рано утром, около четырех часов, Костина скончалась.
Яковлева села в ординаторской и принялась оформлять необходимые бумаги. На душе скребли кошки. Впрочем, подобное случалось с ней всегда, когда умирал пациент.
Наверное, каждый врач изредка испытывает подобные чувства, задавая себе вопрос: все ли сделал для несчастного человека?
Неприятные раздумья прервало тихое царапанье в дверь.
– Войдите, – сказала Надежда Викторовна.
В дверь вдвинулась симпатичная сиделка, нанятая мужем другой пациентки – Харитоновой Валентины, тоже молодой, очень тяжело больной женщины. После инсульта ее парализовало, но спустя некоторое время к бедняжке вернулась речь. Пусть не слишком внятно, но она могла кое-как объясняться с врачом и мужем. Впрочем, последний, блестящий адвокат и политик, не слишком баловал жену посещениями. Хотя формально упрекнуть его было не в чем.
Валентина лежала в отличных условиях, и, кроме больничной обслуги, за ней ухаживала специально нанятая супругом сиделка – хорошенькая Сонечка.
Увидав Сонечку, возникшую на пороге с побледневшим личиком, Яковлева испугалась. Самочувствие Харитоновой считалось, как говорят врачи, стабильно тяжелым без отрицательной динамики. То есть ей просто было плохо и с каждым последующим днем не становилось лучше, впрочем, хуже тоже. Валентина словно замерла на нулевой отметке оси координат жизнь – смерть.
– Что? – спросила Яковлева. – Что стряслось?
У нее в голове моментально мелькнула картина – два трупа в одном помещении. Валя и Лена, лежавшие на койках, разделенных непрозрачной стеклянной стеной, считались соседками по палате.
Сонечка мягко улыбнулась и попросила:
– Погодите бумаги оформлять.
– Почему? – изумилась Надежда Викторовна.
Соня села перед ней и ровным, спокойным голосом произнесла:
– Тут девчонки шептались, вам деньги нужны, сына от армии отмазать?
Доктор отложила ручку. Никакого особого секрета не было, коллеги, естественно, обсуждали ситуацию в ординаторской. Впрочем, отношения в коллективе сложились отличные, все жалели Надежду Викторовну, даже открыли для нее свои кубышки.
– Могу помочь, – вкрадчивым голосом завела сиделка, – ровнехонько десять тысяч получите.
– А процент какой? – поинтересовалась Яковлева.
Несколько дней тому назад ее свели с ростовщиком, но наглый парень поставил просто невыполнимые условия – вернуть через три месяца в два раза большую сумму.
– Никакой, – пояснила Сонечка, – так дадут, и возвращать не потребуется. Помня поговорку о бесплатном сыре в крепкой мышеловке, Надежда Викторовна спросила:
– Кто же и за что облагодетельствовать хочет?
– Один добрый человек за сущую ерунду, – в тон ей ответила Соня, – вы послушайте, да сразу не отказывайтесь.
Сиделка приблизилась к врачу и принялась излагать суть дела. Когда она закончила монолог, в комнате повисло молчание. Надежда Викторовна не знала, как отреагировать на услышанное. Ей иногда приходилось нарушать закон. Пару раз она укладывала в отделение абсолютно здоровых мужчин, явно прятавшихся от сурового меча Фемиды, но то, что предлагала Сонечка, не лезло ни в какие рамки.
Милая девушка обещала столь необходимую услугу за «ерундовую» операцию. Умершую Костину следовало оставить в живых, а документы о смерти выписать на… Валентину Харитонову. Всего несколько строк, и десять тысяч в кармане.
Видя колебания Яковлевой, Соня принялась «дожимать» доктора:
– Абсолютно никто не узнает, сейчас еще пяти утра нет. Если спустим сразу в морг, никому в голову не придет. В отделении только вы, я и Катя. Да она спит без задних ног в сестринской.
– Но мать Костиной, – попробовала возразить Надежда Викторовна.
– Олимпиада Евгеньевна согласится, естественно, за мзду, – сообщила Сонечка.
– Придет Вениамин Александрович, – отбивалась доктор, – и все раскроется!
Соня продолжала улыбаться.
– Считайте, что вам повезло. Сейчас только суббота начитается, заведующий раньше понедельника не явится. А Харитонову заберут сегодня вечером.
– Куда? – испугалась доктор.
– Не волнуйтесь, – успокоила сиделка, – никто не хочет ей зла, отвезут в частную лечебницу. Великолепный уход, чудные условия, лучшие лекарства.
– Но Харитонов поймет, что в гробу не его жена!
Соня ухмыльнулась:
– Не думаю, во-первых, женщины похожи, во-вторых, смерть меняет, ну а в-третьих…
Она замолчала, но Надежда Викторовна мысленно докончила невысказанное – муж Харитоновой знает обо всем и, скорей всего, сам заказал «смерть» жены.
– И еще ведь есть Павел, – добавила Соня.
Павел Филонов работал в местном морге и слыл настоящим кудесником. Под его ловкими руками лица покойных преображались. Пулевое ранение в голову, черепно-мозговая травма, сильный ожог – ничего не смущало специалиста. Не поскупившиеся родственники получали своих покойных мирно спящими со спокойными лицами. Следы увечий и тяжелых страданий исчезали без следа. Врачи поговаривали, что из Павла мог получиться отличный хирург, специалист по пластическим операциям. Мужика сгубила любовь к бутылке. Раз в три месяца он уходил в глухой запой и почти терял человеческий облик.
– Но как осуществить такое практически? – тихо спросила Надежда Викторовна.
– Очень просто, – ответила Соня, – сначала надо переложить Валю на кровать Лены, а Костину отправить в морг. Вам придется помочь, одной мне не справиться.
С трудом перенеся тяжеленные тела, Надежда Викторовна чуть не потеряла сознание.
– Идите отдохните, – велела Соня, – остальное не ваша забота.
Яковлева доплелась до ординаторской и плюхнулась на топчан. Сон пришел сразу, навалился камнем. Очнулась женщина в восемь. Отделение ожило. Кровать Харитоновой оказалась застелена чистым бельем, возле «Костиной» сидела Соня.
Но в субботу вечером неожиданно прибыла Олимпиада Евгеньевна и устроила скандал. Она с воплем накинулась на Надежду Викторовну, обвиняя ту в некомпетентности.
– Я вам категорически не доверяю, – кричала бывшая балерина, – завтра же увезу дочь!
В воскресенье она действительно прибыла с машиной и, оставив дежурному врачу расписку, забрала «Лену».
В понедельник за телом «Харитоновой» прибыл муж в окружении кучи людей. Надежда Викторовна спустилась вместе со всеми в приемную морга и ахнула. Павел расстарался на славу. Почти все лицо несчастной покрывал огромный бордово-фиолетовый синяк, нос слегка съехал набок, рот искривлен. Волос на голове не оказалось, бритый череп прикрывал чепчик.
– Боже, – только и сумел вымолвить Олег Андреевич, отворачиваясь, – боже…
Павел подошел к вдовцу и протянул конверт.
– Простите, ничего не сумел поделать, вот ваши деньги. Иногда вследствие сильного мозгового кровотечения возникает жуткая гематома на лице и меняются черты.
– А волосы, – прошептал Харитонов, – где ее чудесные волосы?
– Реаниматологи пытались вернуть вашу жену, – пояснил Павел, – использовали все средства. Ведь правильно говорю? – спросил он вдруг у Надежды Викторовны.
Яковлевой было некуда деваться, пришлось подтвердить весь этот бред. Впрочем, Харитонов не слишком слушал их объяснения, и, когда Павел предложил закрыть гроб и не открывать его в крематории, Олег Андреевич сразу согласился.
Потом гример протянул безутешному мужу полиэтиленовый пакетик.
– Тут все ее драгоценности – кольца, перстни, ожерелье. Откройте и пересчитайте. Вещи дорогие, чтобы потом претензий ко мне не было.
