Дарья Донцова - Сволочь ненаглядная
– И не сообщай! Я передумала!!! Даже и не собиралась замуж, просто пошутила с Юлей, а та все всерьез воспринимает. Ну вспомни про рыбу-тюльку!
Сережка захихикал. Юлечка иногда оказывается страшно наивна, чем беззастенчиво пользуются гадкие коллеги-журналисты, разыгрывая несчастную. В их замечательном издании существует такая система: раз в неделю сотрудники собираются в кабинете у главного редактора и рассказывают, о чем хотели бы написать в следующем номере. Это называется – делать заявки. Кто больше принес интересных тем, тот и молодец, тому редактор даст пряник, ну а кто ничего не придумал, тот получит публичную порку. Вот Юлечка и брела грустная по коридору, в голову ничего не приходило, час собрания близился, и она предвидела жирные неприятности. И тут на нее налетел Ванька Рюмин из фотоотдела.
– Слышь, Романова, – забормотал он, – темочка есть, пальчики оближешь, хочешь, поделюсь.
– Ванюша, – обрадовалась Юля, – да я тебе…
– Чего там, – махнул рукой коллега, – ну бутылочку купишь. Ладно, в зоопарк привезли рыбу-тюль, завтра начнут посетителям показывать.
– Ну и что? – удивилась Юля.
– Ты не поняла, рыба-тюль, знаешь про такую?
– Конечно, я ее своим кошкам покупаю, маленькая такая, в коробочке.
– В коробочке, – передразнил Ванька. – Ох и дура ты, Романова, то тюлька, а это – тюль.
– А какая разница?
– Совершенно уникальная рыба, – запел Рюмин, – в мире осталось всего несколько экземпляров.
– Чем же она знаменита?
– Эта маленькая рыбешка выпускает из брюшка нити, которые потом свиваются в огромные куски материи, ажурные и дико красивые. Поэтому ее «тюль» и прозвали.
Плохо подкованная в зоологии Юлечка все же засомневалась и недоверчиво спросила:
– Такое разве бывает?
– Ну, ты даешь, Романова, – заржал Ванька, – еще скажи, что про шелковичного червя не слыхала.
Аргумент про шелкопряда убедил ее, и она, радостная, понеслась на планерку.
Когда очередь делать заявку дошла до Юли, она с жаром принялась рассказывать о рыбе-тюль. В ажиотаже она не обратила внимания на странное поведение коллег. Фотокорреспонденты во главе с Рюминым прикрылись блокнотами, дамы из отдела культуры откровенно хихикали, а мужики-спортсмены гадко ухмылялись, редактор же в раздражении стучал карандашом по столу.
– Ну ты даешь, Романова, – завел после планерки Ванька, – я же пошутил!
– Дурак, – только и смогла ответить Юля, выслушавшая от редактора немало «приятных и нежных» слов!
– Нет, – заржал Ваняшка, – это ты дура! Ну кто мог подумать, что ты вслух начнешь глупости повторять, ой, умора.
Целую неделю после этого коллеги дразнили несчастную девушку, подсовывая ей на стол картинки с изображением рыб.
– Пошутила? – переспросил Сережа.
– Ну да, – ответила я, – просто посмеялась. Подумай сам: блондин, богач, холостяк и сирота, такое возможно?
– Ага, – бормотал парень, – тогда я пошел, спи спокойно.
Но я вместо того, чтобы лечь отдыхать, пошла искать Юлю и нашла ее в ванной.
– Ну, спасибо тебе, – обозлилась я.
– Ерунда, – ответила Юлечка, – мне для тебя шмоток не жаль!
– Зачем ты всем растрепала, куда еду?
– Я? Молчала, как рыба об лед! Лучше отдай зеленый пуловер, хочу у него рукава укоротить.
Тут только я сообразила, что саквояж с вещами до сих пор стоит у соседки Нины.
Нинушина прихожая была забита коробками.
– Вот, – обвела Нина рукой горы вещей, – почти все собрала, завтра машина приедет.
Я посмотрела на узлы, ящики и чемоданы. Ох, не зря говорят – один переезд равен двум пожарам.
– Только постель осталась, – кудахтала Нинуша, – впрочем, часть одеял тут.
Я проследила за ее взглядом и увидела хорошенькую велюровую подушку с вытканной кошкой. Киска улыбалась, ее шею украшал оранжевый бант.
– Надо же, у меня точь-в-точь такая лежит на диване! – воскликнула я.
– Да они у всех одинаковые, – засмеялась Нинуля и протянула саквояж.
Глава 19
Утром я, поколебавшись, позвонила Лео Ско. Трубку сняла Наташа.
– Луиза Феррари беспокоит, мне надо с вами встретиться.
– Уже написали и хотите показать, – обрадовалась Наташа. – Приезжайте, приезжайте, но только до часу.
Я брякнула трубку и мстительно подумала: «Знала бы ты, «мамаша», что я тебе покажу, так бы не радовалась».
Наташа была одета в узенькие брючки и просторный пуловер.
– Ждите на кухне, Луизочка, – щебетала она, – Олежека нет дома, но я сама посмотрю.
Она схватила конверт, вытряхнула снимки и ошарашенно пробормотала:
– Что это?
– Фото Егора и Пети.
– Вы не журналистка…
– Нет, и зовут меня не Луиза Феррари.
Надо отдать должное Наташе, она моментально взяла себя в руки.
– И что вы хотите? – спросила она, стирая с лица приветливую улыбку.
– Поговорить.
– Не о чем нам толковать, – резко встала Наташа, потом помолчала и добавила: – Я дам три тысячи долларов – и разбежимся.
– Нет.
– Хотите, пять, но больше ни копейки.
– Вы меня не так поняли, – вздохнула я, вытаскивая сигареты. – Я не занимаюсь шантажом. Мне нужны две вещи – записная книжка Насти и кое-какие сведения о ее родственниках.
– Зачем? – насторожилась Наташа. – При чем тут Настя?
– Я работаю в детективном агентстве и должна разыскать ее брата, Егора.
– Я говорила не один раз, – прошептала Наташа, – не было никакого брата Егора, даже имени такого я никогда не слыхала.
Я подняла на нее глаза.
– Ну, пожалуй, имя-то слышали, а если забыли – напомню. Так звали вашего родного сына, маленького мальчика, который плакал по ночам от тоски по маме, а потом умер, так и не повидав ее.
Побелев, Наташа сжала в кулаке крохотную кофейную чашечку. Тонкий фарфор хрустнул, и по руке быстро-быстро побежали ручейки крови. Госпожа Скотинина тихо всхлипнула, потом закатила глаза и истерично завопила:
– Да что ты знаешь о моей жизни, сука!
Из ее рта полились ругательства вперемешку с рыданиями и соплями. Умело наложенная косметика стекла с лица, стали видны закамуфлированные прежде морщины, пигментные пятна и шероховатости, а от прямого носа к подбородку пролегли две бороздки. Сейчас Наташа выглядела на шестьдесят.
Я встала, распахнула необъятный холодильник, увидела початую бутылку водки «Золотое кольцо» и плеснула на ее пораженную ладонь. Наташа вскрикнула и заткнулась. Я осторожно вытащила впившиеся в ее руку осколки, полила порезы еще раз водкой.
– Пластырь в ванной, в шкафчике с зеркалом, – пролепетала она, продолжая плакать.
Я добралась до огромной ванной комнаты, основную часть которой занимала роскошная розовая джакузи с латунными кранами, раздвинула батальоны шампуней, роты кремов, дивизионы гелей и обнаружила небольшую аптечку. Судя по набору лекарств, в квартире обитали патологически здоровые люди. Упаковка растворимого аспирина, пузырек «Гутталакса», цитрамон и бромгексин. Никаких средств от давления, сердца, печени или почек. У Скотининых приключается только запор, головная боль и кашель, впору позавидовать. В нашем доме ящичек с лекарствами ломится от упаковок.
Наташа сидела в той же позе. Кровь перестала течь, и я заклеила ладонь пластырем.
– Не страшно, поболит до завтра и заживет, а от подобной раны не умирают.
– Иногда и впрямь умереть хочется, – прошептала Наташа, потом схватила бутылку водки, вытряхнула из красивого хрустального стакана салфетки, наполнила его доверху и одним махом выхлебала емкость.
– Думаешь, мне здорово живется?
– Ты получила то, к чему стремилась, а господь всегда заставляет платить по счетам. Где-то убыло, где-то прибыло.
– Что бы ты понимала! – пробормотала Наташа.
Я с тревогой наблюдала, как странная синеватая краснота наползает с ее лба на щеки. В даме явно сгорел какой-то предохранитель, то ли фотографии гробов подействовали, то ли водка расслабила до предела. Сейчас она раскроет рот и начнет каяться, выливая на меня ушаты ненужных сведений. Придется слушать, иначе обозлится и не отдаст записную книжку. Так и вышло. Подперев голову кулаками, Наташа завела длинный, бестолковый рассказ.
Родилась она в 1945 году, в бедной, самой простой семье. Мама – продавщица на рынке, папа – шофер. Правда, родители не пили, детей любили и воспитывали, как могли. Просто было у них этих детей слишком много – аж восемь. Но Наташеньке посчастливилось родиться последней, поэтому ее даже баловали. Когда девочка пошла в первый класс, учительница посоветовала отдать ее параллельно и в музыкальную школу. Мать послушалась, благо ходить оказалось рядом, музыкалка располагалась у них во дворе. Тут же выяснилось, что господь одарил Наташеньку талантом.
У девочки оказался великолепный голос, и педагоги твердили, что ей следует избрать певческую карьеру. Но когда в ее руках оказался аттестат, мама и папа строго-настрого запретили даже думать о сценической карьере. Жила семья в Тамбове, до Москвы езды одну ночь, но столица казалась сказочно-далеким городом, к тому же Наташенька была послушной девочкой. Вот она и осталась преподавать музыку в родной школе.
