Людмила Милевская - Пять рассерженных жён
— Неужели Белка?! — уже восхитилась я.
— Изабелла! — подтвердила Тамарка.
— Ай, да Фрысик! Вот так мэн! А не мог он просто гулять, как все мужики? Или ему по зарез надо было все свои увлечения регистрировать?
Тамарка даже руками всплеснула.
— Значит ты ничего не поняла! — закричала она. — Не мог он, не мог! Конечно не мог! Он же влюблялся, понимаешь, по-настоящему. До одури влюблялся, но при этом, как уже позже выяснилось, не разлюбливал остальных жён.
Я обалдела:
— Вот это да!
— Вот-вот, — подтвердила Тамарка.
— Так что же это выходит, он и до сей поры, до самой своей смерти всех вас любил? — изумилась я.
— Примерно так же, как и мы его: и любил и ненавидел одновременно. И мы же не дуры, собрались в кучу и крови изрядно попортили ему. У него научились, все под марку любви и заботы.
— Так-так, — загорелась любопытством я, — и что же там дальше с этой Белкой было?
— А с Белкой получилось элементарно. Ты же её слабости знаешь. Любовь Прокопыча не свернула её с верного пути. Наша красотка разнежилась, конечно, на этой любви, загордилась и пошла дальше мужиков покорять. Ну, мы ухо востро держали, быстро прознали и пустили Прокопыча по нужному следу.
— Так это вы организовали ему разоблачение Изабеллы? — наконец-таки прозрела я.
Тамарка возмутилась даже:
— Как могла ты, Мама, сразу о нас так не подумать? Мы и организовали. Хитростью у Белки выведали где с любовничком она время проводит и Прокопычу сообщили. Он туда, а она… В общем, не виноватая я, он сам пришёл.
— И в жёнский клуб Изабеллу тут же и приняли, — подытожила я.
— Именно, — подтвердила Тамарка, — а там уже Татьяна на горизонте замаячила. — У нас уже жизнь кипела. Я за Даню вышла, Прокопыч тоже убивался, бегал за мной, страдал, а сам за Татьяной ухаживал.
— Да что же он за мужик ненасытный такой? — изумилась я.
Тамарка развела руками:
— Обычный мужик. Видно природой им сделано, каждому создавать свой гарем. Прокопыча воспитание странное его подводит и жадность ненормальная какая-то. Видно в детстве мать его рано грудью кормить бросила, вот он теперь и тянет к себе все, за что зацепился. А тут ещё и природа своё диктует. Я его лишь тогда поняла, когда завела кота. Кот же у меня домашний, на улицу не выходит, боится улицы хуже Дани. А сексуальные проблемы как-то решать надо, вот я и обратилась с этим вопросом к ветеринару. Наивно спросила, может кошечку ему завести. И знаешь, что ветеринар мне ответил?
— Что?
— Мало кошечки. Исстрадается ваш кот, облезет, исхудает и рано умрёт.
— А сколько ж ему, заразе, надо? — удивилась я.
— Не меньше четырех для нормальной жизнедеятельности, а там, чем больше, тем лучше.
Сильно, должна сказать, меня это впечатлило. Это что же получается? Мучаем мы, оказывается, своих котов… Тьфу, простите, мужей! Мужей своих мучаем и в положение их никак не входим, одной-то кошечки им мало, им минимум четыре подавай. Для нормальной жизнедеятельности. Может потому они у нас и спиваются, болезные, от сексуального однообразия.
— Ты с Даней этот вопрос как-нибудь решаешь? — строго спросила я. — Должна ему деньги выдавать и к этим, к девочкам по вызову отправлять. Видишь как подошёл к этому вопросу твой Прокопыч, цивилизованно подошёл, а Даня тут бедный сидит целыми днями с котом.
— Не волнуйся, — успокоила меня Тамарка. — Ишь как разволновалась.
— Что — не волнуйся? Так ты решила с ним этот вопрос или не решила?
— Конечно решила. Я его кастрировала.
Передать не могу, как я испугалась.
— Боже! — закричала я. — Кастрировала Даню?
— С ума сошла? Конечно же кота. При чем здесь Даня? О нем и речи нет. Лучше выпьем давай.
— Давай, — охотно согласилась я, всей душой радуясь за Даню.
И мы выпили.
— С Татьяной все было так же, как и со всеми предыдущими, — закусывая, продолжила Тамарка. — Прокопыч влюбился в Полину, но долго морочить Таньке голову он уже не мог. Тут уже были мы, мы её и просветили по какому поводу худеет наш Дон Гуан.
— И научили как действовать, — догадалась я.
— А как же! У нас уже шла глобальная борьба сразу в нескольких направлениях. Каждая рвала Прокопыча на себя, стараясь побольше от него отщипнуть, но и каждая помнила обиды. Тут же мы интриговали друг с другом, раздувая пожарче этот костёр обид и разочарований. Сплетни великая сила. Время от времени мы кооперировались, когда возникала в этом нужда, и тогда уже Прокопычу было жарко от любви нашей общей. Особенно кооперировались мы, если речь шла о новой претендентке на брак с ним.
— Точнее будет — претендентке на членство в вашем жёнском клубе, — заметила я.
— И здесь ты права, — одобрила Тамарка. — В ходе жизни такой у каждой, думаю, появилась своя причина желать ему зла. Лично я задумала месть с этой компанией. Ведь я лукавила — не Прокопыч, а я придумала наше акционерное общество.
Я оживилась, потому как длинные перечисления злоключений многочисленных жён Фрысика уже несколько меня подутомили.
— Ну-ну, — воскликнула я, — в этом месте, пожалуйста, поподробней.
— Собрались мы как-то с Зинкой и решили, что мало он помогает нам. А тут ещё инфляция покатила, а у Зинки ещё бабушка умерла и приличное наследство оставила, да и у меня было скоплено кое-что, что в любой момент могло демократией нашей накрыться. В общем, подкатили мы к нему с этой идеей, ну, чтобы он, пользуясь своими связями, а их у него к тому времени уже немало было, денежки удачней помог вложить. Он нам это общество и организовал.
Я с недоверием уставилась на Тамарку:
— Скажешь тоже, так все просто — взял и организовал. А деньги-то на чем вы делали?
Тамарка нервно дёрнула плечом. Когда касалось денег, она всегда нервничала.
— Все тебе скажи, — рассердилась Тамарка. — По-разному делали. На масле подсолнечном, на зерне. По югу эмиссаров своих рассылали, те закупки делали. На первых порах ездила даже сама по Дону по Кубани. Скинулись мы вчетвером: я, Зинка, Прокопыч и Танька. Прокопыч организовал нам общество, нас четверо учредителей, акции выпустили, меня управлять поставили. Я на тридцать процентов сделала вложений, Зинка на двадцать, Прокопыч на сорок и Танька, она тогда была его женой, на десять. На эти бабки и раскрутились.
— А Изабелла?
— Изабелла отказалась, когда и ей предлагали. Нам же выгодно было тогда, когда начинали. Чем денег больше, тем больше зёрна и масла, следовательно и прибыли. Но Белка отказалась. То ли денег не было, то ли пожадничала. А потом уже, когда прибыль попёрла, на дыбы и она. Все её подальше послали, а Прокопыч пожалел её и десять процентов своих подарил.
Я удивилась, потому что уже кое-как разбираться начала с этими обществами.
— Как же подарил, — спросила я, — когда у вас общество закрытого типа?
— Да, но по закону акции можно дарить, хотя передавать их по наследству нашим уставом разрешается только с согласия других акционеров, в противном случае родственникам выплачивается компенсация. Это уже Прокопыч так написал. Оставлял себе пути отступления с будущими своими бабами, — разумно предположила Тамарка.
— А как же у Татьяны оказалось пятнадцать процентов? — заинтересовалась я.
Тамарка горестно усмехнулась:
— Танька же вообще его женой была тогда. Вот она и обиделась. Раз Изабелле подарил, значит и мне дари, у меня-то, мол, всего десять процентов. Вот он и подарил ей пять. Кстати, на этой почве потом у них и к разводу пошло, Танька же баба простая, ей и любовь и деньги подавай. Не смогла она Прокопычу простить, что он ей всего пять процентов подарил, в то время, как Белке-проститутке отвалил целых десять. Жаловалась все мне, что мужики порядочных женщин не ценят. И Прокопыч мне жаловался, что Танька из него жизненные соки сосёт, что болеет он много и уже почти умирает. В общем, все крахом у них, а там уж и Полька появилась.
— А Полька, как я поняла, к этому делу вообще отношения не имеет.
— Никакого, — категорично тряхнула головой Тамарка. — Но вскоре тоже бунт подняла, чем я остальных хуже, пришлось Прокопычу и ей пять процентов подарить, в итоге осталось у него всего двадцать. Правда Полька за эти пять процентов какое-то наследство ему отдала, но тут же хитростью его и отобрала. Остался Прокопыч без денег и с двадцатью процентами. Вот тут я и воспряла. Если честно, я все это и предвидела, зная его мягкотелость и готовилась уже. Я только-только, пользуясь своим превосходством, начала свою месть осуществлять и вот!
Тамарка досадливо ударила себя по ляжкам.
— Фрысика кто-то пришил, — подытожила я. — А в чем же твоя месть заключалась бы?
— Всю компанию к своим рукам прибрала бы, Прокопыча в долги вогнала бы и за решётку засадила бы. Я уже и первые шаги к этому предприняла, ловушки ему расставила, позволила за моей спиной выгодное дельце провернуть с подставными фирмами, которые по сути мои. Короче, дельце, конечно же прогорело, а Прокопыч задолжал крупную сумму моей фирме, то есть лично мне, правда он об этом не знал, ну, что должен только мне. Прокопыч до самой смерти думал, что я к этому отношения не имею. Он даже скрывать пытался свои дела, потому и к управлению компанией стремился. В общем, влетел Прокопыч с моей помощью. Я уже начала его щемить, парни мои уже долги с него выколачивать собирались, он уже полные штаны от страха наделал, я уже руки от удовольствия потирала, а он, сволочь, взял и умер с ножом в груди! Горе-то какое! Мама, хоть ты-то войди в моё положение!
