Владимир Болучевский - Немного грусти в похмельном менте
— А кошки разве грибы едят? — усомнился Федор.
— Так они же у меня в сметане приготовлены были. А деревенские кошки, по скудости питания, сухари ржаные грызут. Я сам видел. Их же хозяева почти и не кормят. Считается, что кошка сама себе пропитание должна искать. Мышей ловить. Для того их в деревнях и держат. Так… молока иной раз нальют и все. Короче говоря, положили мы кошке в миску грибов, мною приготовленных, она их мгновенно с жадностью съела и сидит, облизывается. Мы тоже сидим, на нее смотрим, ждем, что дальше будет.
— И что? — насторожился Витя Лобов.
— А вот тут-то и случилось самое для меня неожиданное. Кошка эта у нас на глазах валится вдруг на землю и начинает корчиться. Ну… тут…
— Вот ведь как, — сочувственным взглядом посмотрел на нового знакомого Витя Лобов.
— Крики, вопли, всеобщая паника! Ведь грибное отравление, оно… если вовремя не принять мер… Кто-то про бледную поганку кричит, кто-то уж и вовсе про синильную кислоту! Хорошо у соседа машина своя была. Он, уж и не обращая внимания на то, что выпивши, выгнал ее немедленно со двора, мы все в нее погрузились и полетели в райцентр, в больницу. Ну… процедуру промывания желудка и кишечника, я вам описывать не стану. Сами небось в курсе.
— Это да. Это нам знакомо, — кивнул Юрий Страхов, хлебнувший однажды спиртосодержащей жидкости, добытой из клея БФ.
— И вот, измученные, возвращаемся мы обратно, смотрим — детвора во дворе на корточках кружочком сидит. «Что это они там?» — у хозяина спрашиваем. А он рукой машет: «Ай… На кошку смотрят». Ну… нам, конечно, очень неудобно. И даже чувство вины мы все испытываем, поскольку кошку-то мы отравили. Невольно, разумеется, но все-таки. На нас вина. Жило себе тихонько на свете безобидное животное, никому не мешало, а мы его отравой накормили. Настроение, короче говоря, у всех подавленное. Подходим тихонечко, через головы детей заглядываем, а там… а там… — Всеволод Петрович зашелся беззвучным смехом.
— Чего там такое-то? — невольно улыбаясь, спросил Федор.
— А там кошка…
— Ну? Кошка, и что?
— Кошка и пятеро котят! Оказывается, так все совпало, что, когда она грибочков наших поела, у нее схватки и начались. А мы решили, что это у нее предсмертные су… су… судороги!
Вся компания громко расхохоталась.
Юрий Страхов, судорожно закашлявшись от смеха, свалился со стула.
Барменша Клавдия, уже давно бросавшая подозрительные взгляды в сторону столика, за которым сидели ее «защитники от бандитского беспредела», задумалась и с откровенным скепсисом во взоре разглядывала хохочущую компанию.
Витя Лобов этот ее взгляд перехватил.
Глава 4
И НАКОНЕЦ ДОШЛО ДО ДЕЛА
— Ты куда меня ведешь, такую некрасивую? — игриво прищурив один глаз, взглянул Калинин на Заботина.
— Я веду тебя в сарай. Иди, не разговаривай, — в тон ему ответил Забота.
В действительности капитан Заботин направлялся не куда бы то ни было, а строго и непосредственно в бордель. Бордель, разумеется, был подпольным, но кому как не Заботе было знать о самом факте его существования и конкретном адресе? И мог ли, в принципе, он этого не знать? Нет. Это было бы противно самой природе вещей.
Заведение располагалось во втором этаже старого многоквартирного питерского дома и занимало собой целиком бывшую коммунальную квартиру чудовищных размеров. Но, наверное, читателю любопытно будет знать о том, что прежде — до того как Россия стала страной окончательно победившего разума — именно здесь как раз и размещались те самые пресловутые «нумера». И планировка квартиры (в силу ее первоначального назначения разбитая на небольшие отдельные комнаты) никогда не подвергалась никакой капитальной переделке.
Широкий прямой коридор так и был разделен по всей своей длине глухой стенкой, что было совершенно странно и недоступно для понимания проживающим в квартире советским гражданам, но было совершенно логично для дореволюционных «нумеров» (зачем тебе, уединяясь в комнате с барышней или выходя из оного «нумера», светить свою физиономию тому кто с той же целью открывает дверь комнаты, находящейся в этом же коридоре напротив?). Так же в квартире сохранились четыре небольшие ванные комнаты и шесть туалетов.
Более того, на каждой двери сохранились овальные латунные бляхи, на которых был обозначен номер каждой комнаты.
Казалось бы, зачем проживающим в этой коммуналке советским гражданам иметь на своих дверях эти бляхи? Почему их не снять? Но никто их не отколупывал. Почему? Автор вынужден признаться, что ровным счетом ничего по этому поводу сказать читателю не может, ибо совершенно теряется в догадках.
Нужно ли говорить о том, что когда власть переменилась в обратную сторону, то… исходя из логики вещей, помещение вернулось к исполнению тех функций, для которых и было изначально предназначено? Определенные заинтересованные люди расселили коммуналку, приобрели квартиру в собственность, произвели необходимый косметический ремонт, и все вернулось «на круги своя».
Вот сюда и шел Забота.
О существовании этого борделя он знал достаточно давно, но появлялся здесь не часто. И тому были причины. Конечно, будь его воля, так он бы вообще здесь поселился, это понятно. Но он прекрасно осознавал, что за самим фактом существования этого не сильно шикарного, но зато обладающего бешеной проходимостью и, следовательно, соответствующей рентабельностью заведения стоят люди очень непростые. Кто именно, он даже и знать не хотел. Очень ему нужны приключения на свою задницу? По, завалившись сюда однажды по пьяни (с наколки одного из «барабанов»), Забота засветил хозяйке заведения свою ксиву, повел длинным носом туда-сюда и решил — пусть будет! И стал время от времени захаживать.
Само собой разумеется, что хозяйке по имени Фаина (конечно же, настоящей владелицей заведения она не являлась, а исполняла роль… административно-управленческую, скажем так) его появления, пусть даже и весьма редкие, особой радости не доставляли. Судите сами — являлся Забота каждый раз пьяным в дупель, размахивал удостоверением, требовал девочек и лез со слюнявыми поцелуями к самой Фаине (весьма крупной рыжеволосой женщине почтенного возраста, с бюстом, размеры которого просто не укладывались в голове), невыносимо фальшиво горланя при этом строки чувственного романса «Дышала ночь восторгом сладострастья». Ну? Кому это в радость?
Кого-нибудь другого просто выкинули бы, конечно, за порог в течение шести секунд. Или бы даже и вовсе на порог не пустили. Служба охраны в заведении, разумеется, присутствовала. Но кому охота ссориться с ментом из уголовки? Кто его знает… Мал клоп, да вонюч. Тем более что Забота не вредничал, а был как-то даже по-домашнему забавен.
Фаина, отворачиваясь и отводя ладонью от своего лица его влажные жадные губы, каждый раз говорила ему с каким-то не существующим в природе акцентом:
— Вова, ти у мене доиграиссе. Я тибе тошно гавару, доиграиссе ти у мене…
— Дышала ночь восто-оргом сладострастья! — то широко взмахивая своей зеленой шляпой, то прижимая ее к груди и бухаясь на одно колено, пронзительным козлетоном выводил Забота.
— Жрат хочищ, — матерински констатировала Фаина.
— А еще водки и девочек, — смиренно потупив взор, формулировал свои мечты Забота.
— Найдем.
Капитана Заботина отводили в одну из крохотных комнаток, в которой он, выпив стакан водки и впервые за несколько дней поев горячей еды, моментально засыпал, уронив голову на стол. Его аккуратно перекладывали на узкую кровать, где он благополучно и спал до самого утра. Утром Фаина сама будила его ровно в восемь, чтобы он успел позавтракать и не опоздал на службу.
Мучающийся похмельем Забота был тих, робок и ни в чем не уверен.
— Фаина, — смущенно спрашивал он. — А как я вчера здесь оказался-то?
— Апят пришел, — пожимала она плечами и ставила перед ним сто грамм водки и яичницу.
— А я это… не очень тут?
— Ай, Вова, ти у мене аннажды доиграиссе…
* * *Придерживаемый для устойчивости широкой ладонью Моргулиса за спину, Трофим Мышкин позвонил в дверной звонок.
— Минуточку! — тотчас же донеслось из глубины квартиры.
Раздались шаркающие шаги, и дверь открыл высокий, невероятно тощий мужчина с копной всклокоченных волос.
— Здрассте… — кивнул ему Трофим Мышкин.
— Проходите, — деловито пригласил гостей в дом мужчина. — На кухню, пожалуйста. Я вас сейчас провожу, минуточку, только дверь запру.
— Вы меня не узнаете? — разъезжающимися губами улыбнулся Новодельскому Трофим.
— Ах, да! Как же, как же… — Новодельский внимательно вгляделся в лицо Трофима и протянул ему руку. — Рад видеть. А это что же, ваш друг?
— Мы работаем вместе, — понизив голос, Мышкин многозначительно посмотрел на Новодельского.
