Дарья Донцова - Мыльная сказка Шахерезады
— Детей, которые появились на свет больными, надо умерщвлять!
Поднялся дикий шум. Булгаков понял, что перегнул палку, и попытался объясниться:
— Вы меня неправильно поняли. Я имел в виду тех несчастных, у которых неизлечимая патология, они живут пару месяцев в страданиях и гибнут. Неужели педиатр не в курсе, что новорожденный скончается через считаные недели? Зачем мучить и его и родителей? Врач должен сделать смертельную инъекцию ребенку и сказать матери, что плод погиб в родах.
Но, как вы понимаете, лучше от этого уточнения ему не стало. Как раз в то время проходили выборы в академию, и большинство ученых было уверено, что Булгаков не наберет и одного голоса, но он получил заветное звание академика почти единогласно, и в кулуарах зашептались, что радикальная позиция психиатра совпадает с линией партии. Вообще, Булгаков не раз выступал с эпатажными заявлениями. Он говорил, что психиатрическим больным нужно законодательно запретить иметь детей, лучше всего подвергнуть их стерилизации, считал депрессию простой ленью и утверждал, что все преступники, начиная с девочки-малолетки, укравшей в магазине конфету, и кончая серийным маньяком, — сумасшедшие. И что самое интересное: коллеги возмущались, а Владимир Егорович обрастал регалиями, занимал руководящие посты и, похоже, был особой, приближенной к императору. Каких только сплетен не ходило о психиатре. Масла в огонь подлило самоубийство его жены. Она выбросилась из окна трехэтажной дачи. Через день был опубликован отчет медэксперта, в котором говорилось, что Наталья Николаевна случайно упала с подоконника, когда мыла окна. Но досужие языки замололи еще сильнее. Как же! Жена академика сама решила протереть газетой стекла! Вот увидите, не пройдет и полгода, как Булгаков женится на юной аспиранточке, своей любовнице, он снова выплыл сухим из воды.
Но вопреки ожиданиям профессор остался холостым. Он сам, без нянек и домработниц, воспитывал сына Егора, чем опять вызвал лавину сплетен. Ну очень странно — иметь кучу денег и не приставить к мальчику бонну! Егор ходил за отцом, как нитка за иголкой, спал у него в кабинете, если тот задерживался в клинике, где был главврачом, сидел тихо в своей комнате во время посещений платных клиентов. Да, да, не удивляйтесь, в советские годы многие врачи имели частную практику, Булгаков не был исключением. Кстати, вот вам еще одно эпатажное для коммунистической эпохи декларативное заявление Булгакова. Он частенько говорил:
— Доктор должен получать от больного деньги, чем больше, тем лучше. Бесплатность медуслуг плодит лентяев, которые носятся по специалистам, выискивая себе диагноз от скуки и нежелания работать. В носу засвербело? Пойду-ка к отоларингологу, отниму у него кучу времени, создам очередь в коридоре. Случайно чихнул? Это повод посетить терапевта, сделать рентген легких, сдать анализы. А вот если этим людям придется за все заплатить кровные рубли, мы сразу избавимся от симулянтов и ипохондриков, сможем больше времени уделить тем, кто реально нуждается в помощи. Бесплатная медицина убивает по-настоящему больного и балует дурака.
Стоит ли удивляться, что после окончания школы Егор пошел по стопам отца? Вот только он не захотел учиться на психиатра. Парень выбрал редкую в те годы профессию, решил стать психологом.
Всю свою сознательную жизнь Владимир Егорович собирал книги. Интересовался он и предметами искусства, старинной мебелью, интерьерными штучками. Огромная восьмикомнатная квартира психиатра походила на музей, но книги там были главными экспонатами.
После своей смерти Владимир завещал часть апартаментов под общедоступный музей книги. Егор выполнил волю отца. Сейчас в трех комнатах представлены наиболее ценные экспонаты, а большая гостиная, где ранее старший Булгаков устраивал пышные вечеринки, превратилась в театральный зал.
Егор, кстати, доктор наук, профессор, активно практикующий психотерапевт, использует метод театрокоррекции.
Эмма Генриховна на секунду прервалась.
— Знаете, что это такое?
— Боюсь, что нет, — честно ответила я.
Дама сказала:
— Я не профессионал, а всего лишь экскурсовод на окладе. Кстати, все расходы по содержанию экспозиции несет на своих плечах Егор Владимирович. Музей не государственный, частный. Так вот, о методе театровосстановления личности: Егор дает человеку роль в спектакле и таким образом его вылечивает. Ну, допустим, кто-то жалуется на аэрофобию, боится сесть в самолет. Тогда ему достанется роль летчика, или вообще разыграют пьесу-катастрофу, где лайнер терпит крушение.
— Групповая терапия, — пробормотала я, — подразумевает полнейшую откровенность между теми, кто принимает в ней участие, у них нет секретов друг от друга.
Эмма Генриховна чуть склонила голову.
— Браво. Вы все же владеете кое-какими знаниями по предмету.
— Понимаете, я очень одинока, — вздохнула я, — нечем заняться в свободное время, забиваю жизнь работой-работой-работой. Мне очень тяжело, но это же не фобия! И не мания! Я просто не умею отдыхать.
— Трудоголизм — одна из серьезнейших проблем, — с умным видом заявила Эмма Генриховна. — Вам повезло, Егор Владимирович сейчас набирает новую группу. Вполне возможно, что он напишет роль и для вас.
— Напишет? — повторила я. — Сам?
Хозяйка выпрямилась.
— Ну да, в зависимости от вашей проблемы. Егор очень талантлив, он такие пьесы создает! Лучше многих драматургов.
Я робко подняла руку:
— Можно спросить?
— Ну конечно, душенька, — милостиво разрешила хозяйка кабинета, — если моих скудных знаний хватит, я отвечу.
— Предположим, я краду всякую мелочь и хочу избавиться от пагубной привычки. Егор Владимирович напишет роль, я ее сыграю и избавлюсь от этой наклонности?
— Именно так, — подтвердила Эмма Генриховна. — Но сначала вам придется пообщаться с остальными членами коллектива и предельно честно рассказать о себе все. Хотя я очень грубо объясняю.
— Страшно как-то, — поежилась я, — выкладывать посторонним людям собственные секреты не хочется. Вдруг они воспользуются моей откровенностью, начнут меня шантажировать.
— Таков метод, — пожала плечами дама. — Если вы реально мечтаете излечиться, согласитесь на любую терапию.
— Егор Владимирович дорого берет? — продолжала я пытать Эмму Генриховну.
Дама понизила голос:
— Вот на сей вопрос не отвечу, бухгалтерия не в моей компетенции. Лишь намекну: психотерапия не дешевое удовольствие. Извините за бестактность, но вы не похожи на человека с материальными проблемами.
— Я вполне прилично зарабатываю, — кивнула я, — и понимаю: сама судьба привела меня к вам, дает шанс изменить жизнь.
— Ничего не бывает случайным! — менторски провозгласила собеседница. — Во всем есть свой смысл. Например, вы споткнулись, упали, разорвали чулок, вынуждены были вернуться домой переодеться, кипели от злости, опоздали на работу. И очень хорошо!
Я решила подыграть Эмме Генриховне, которая за годы работы при Булгакове тоже стала считать себя душеведом.
— Ерунда! Не вижу ни малейшего повода для радости в дурацком происшествии.
Дама снисходительно улыбнулась.
— Потому что вы не способны увидеть ситуацию со всех сторон. Но вечером включите телевизор, а там в новостях расскажут о взрыве в метро. И тут вы сообразите: не упади вы утром, не вернись домой приводить себя в порядок, лежать бы вам сейчас в морге, потому что вы спешили как раз на тот поезд, в котором взорвалась бомба. Надо научиться видеть знаки судьбы. Сережа в музей не зря попал, некто рассчитал, что мальчик расскажет вам об экспозиции, вы приедете полюбоваться на библиотеку, узнаете о театротерапии, пройдете курс лечения и избавитесь от трудоголизма. Вот вам вся цепочка.
— Боюсь, — снова поежилась я.
— Право, смешно, — снисходительно улыбнулась Эмма. — Поверьте, это совсем не больно, ни уколов, ни операций Егор не делает, даже таблеток не выписывает.
Я потупилась.
— Меня пугает откровенность, на которую придется пойти. Предположим, я расскажу вслух о своих проблемах, а кто-нибудь начнет меня шантажировать. Наверное, Булгаков делает записи?
— Да, исключительно для себя, они недоступны другим людям, и я ни разу не слышала, чтобы у него возникли неприятности из-за несоблюдения врачебной тайны, — успокоила меня дама.
Дверь в комнатушку распахнулась, вошел стройный седой мужчина.
— Не следует швыряться камнями, если живешь в стеклянном доме, — не поздоровавшись, сказал он, — у каждого в группе своя проблема. Просто скучающих или празднолюбопытствующих у нас нет, я беру лишь тех, кто реально нуждается в помощи. Предположим, вы рассказываете, что убили мужа. А ваш сосед признается, что убил жену. Ну и кто кого будет шантажировать? Обоюдоострая ситуация получается.
