Чисто убойное дело - Луганцева Татьяна Игоревна

– И что дальше? – спросил Тимофей, вытирая мокрые губы. – Арестовали только за то, что он использовал в спектакле посох? Так себе улика…

– Нет, конечно. Ольшанский опросил артистов и выяснил, что у отца и Насти в последнее время очень разладились отношения. Они постоянно собачились даже на людях.

– Ну и что? Мало ли кто с кем ругается? Нужно сразу в кутузку тащить?

– Просто Петька гадом оказался. Схватил первого попавшегося. Ведь и коту ясно, что отец тут не при чём, и он никого не убивал. Да он мухи в жизни не обидел, это любой может подтвердить!

– Да, ладно! Что ты на Ольшанского налетела? Человек работает, это его профессия.

– Профессия – невиноватых хватать.

– Разберутся. Не нужно так близко к сердцу принимать. Если Головко не виноват, то его отпустят.

– Блажен, кто верует, тепло ему на свете…

Мотов улыбнулся:

– Ну вот, Грибоедова вспомнила! Между прочим, неразрешимых задачек нет. Всё рано или поздно становится понятным. Знаешь, был такой американский математик Джордж Данциг. В юности, еще будучи студентом университета, он опоздал на занятия и переписал с доски задачу, решив, что это домашнее задание. Задачка оказалась не из лёгких, Данциг долго мучился, но всё-таки ее решил. И оказалось, что эту задачу профессор привёл студентам, как не имеющую решения! Так что не переживай, скоро мы всё узнаем.

Цветкова обречённо вздохнула:

– Вообще у меня всё не ладится. Чёрная полоса сплошняком пошла. За отца с ума схожу, у него возраст, давление, сердце слабое. Ему такие впечатления ни к чему. А еще я видела «уехавшего в командировку» Мартина вместе с его бывшей любовницей Ольгой Федосеенко. А может быть и не бывшей! Ты был прав! Она круче меня, и он снова с ней.

– Не истерикуй. Где ты их видела? В ресторане?

– И в ресторане, и на детском спектакле. Вот зачем они туда припёрлись? Детство золотое вспомнить?

– Это мы тоже узнаем. – Тимофей, кряхтя, встал и пошёл на кухню за второй бутылкой шампанского. Вернувшись, он сел в то же кресло. – Отлично, прямо из холодильника, – сказал он. – Люблю шампанское, грешен… – И хлопнул пробкой. – Извини, пить хочу. Я бы с такой женщиной не на «Морозко» пошёл бы, а в гостиничный номер. А что Мартин? Даже не подарил тебе цветочки за прекрасно исполненную роль? Во даёт!

– Всё-таки ты паразит! Еще другом называешься, – разозлилась Яна.

– А что я? Это я про себя говорю. А Мартин твой, он же совсем другой. Он – настоящий мужик! Человек слова, с ним в разведку можно… Ну не может он так подло за твоей спиной мутить с этой Ольгой, да хоть с мисс Мира! Не похоже это на Мартина, понимаешь? – Тимофей глотнул шампанское.

Цветкова взъярилась:

– Хватит напиваться, как свинья! Пить он хочет! Из-под крана иди попей. Взял бы бокал, – нервно дёрнула ногой Яна.

– Не ругайся. Я у себя дома нахожусь, между прочим, – обиделся Тимофей. – Стресс снимаю. Мне не до этикета.

– Извини… Это я ворвалась в твой дом…

– Я сам дал ключи. Ты знаешь, как я отношусь к тебе, и к Мартину, да вы можете жить здесь всё время! Хочешь, я на тебя особняк перепишу?

– Допился… Нет, спасибо! Я, наверное, произвожу впечатление бездомной бродяжки – все мне хотят жильё подарить! Замки, культурные центры, квартиры… Нет уж! Больше мне ничего не надо, – махнула рукой Яна.

Тимофей взлохматил и без того стоящие дыбом волосы.

– Хорошо! Ты только меня из дома не гони… Хотя бы сейчас. Я только что с нар. Не было времени другую хату прикупить, – пошутил Мотов, и Яна рассмеялась.

– Знаешь, на последнем спектакле очень представительная комиссия была. Речь шла о судьбе театра. Но решение было принято положительное. Это единственное радостное событие в череде неприятностей. Правда, сейчас папа в заключении, Абрикосову убили… Надо что-то придумать, а то дальнейшие спектакли под угрозой.

– Я найду им замену, пару звонков. И это будут хорошие артисты, – подбодрил Тимофей. – Они не подкачают. Взаимовыручка у артистов в почёте, с каждым может всякое случится.

– Спасибо, сделай это быстро. – Яна просительно посмотрела на хозяина дома. – Слушай, Тим, а можно я у тебя поживу? Недолго. У себя мне неуютно и одиноко, я к этой квартире еще не привыкла, у Стефании Сергеевны вообще не вариант. Сейчас я не могу с ней обсуждать ее обожаемого сыночка, могу сорваться. Да мне у тебя спокойнее…

– Не хочешь, чтобы знали где ты обитаешь? – закончил за нее мысль Тимофей.

– Точно! У тебя здесь комфортнее…

– Польщён. Давай пиццу закажем? Есть хочется.

– Давай, – согласилась Яна, – у тебя мышь в холодильнике удавилась, пустота. Я тоже голодная, как волк. Ты хотя бы бомж-пакетов прикупил, что ли. Да, и еще… Прими душ. Ну, невозможно…

– Бегу исполнять твою волю, повелительница. Начнём с заказа пиццы и горячего душа. Тебе какую: «Маргариту» или «Гавайскую»?

– Мне съедобную.

– Понял.

Тимофей удалился, прихватив с собой открытую бутылку шампанского.

Яна вытащила из сумочки телефон.

– Алло? Пётр? Да, я… Звоню, чтобы извиниться. Прости меня, Петя, я, как всегда, была неправа. Скоро Новый год, Рождество, ну прости меня ради праздников. Ну, не дуйся, меня уже не исправишь. Простил? Фу-у… Камень с души свалился. Я так переживала нашу размолвку. Что мне надо? Петечка, я спросить хотела: не знаешь ли ты женщину-адвоката, похожую на меня? Зачем мне это нужно? Я тебе при личной встрече расскажу. Ах, не знаешь… Я понимаю, что я такая одна-единственная на всем белом свете. И не надо говорить «слава богу»! Что значит «я замышляю какую-то гадость»? Что значит «с ума сошла»? Никого я не тяну за собой в криминальную яму! Послушай, Петечка, мне необходимо встретится с отцом. Я ведь не знаю ничего. Пожалуйста, помоги! Хорошо-хорошо, я буду ждать твоего звонка. Спасибо!

Яна тяжело вздохнула и убрала телефон обратно в сумочку.

Через полчаса привезли долгожданную пиццу.

Глава одиннадцатая

Вскоре состоялась нелегальная встреча. Пётр Иванович устроил так, что Яна смогла встретиться с отцом в автомобиле Ольшанского.

Цветкова, как шпионка в тёмных очках, ждала отца на заднем сиденье автомобиля, и даже подпрыгнула на месте, когда Головко сел с ней рядом. Ольшанский уселся за руль, и они отъехали в безопасное место.

Следователь остановил двигатель и повернулся к отцу и дочери, которые сидели, тесно прижавшись друг к другу.

– Вы меня на преступление толкаете, – недовольно сказал он. – С вами сам на цугундер попадёшь.

Яна постаралась сгладить его недовольство:

– Ничего страшного, Петя! Мы немного поговорим – и всё. Недолго. – И повернувшись к отцу, погладила его по руке. – Папочка, расскажи, как всё это получилось. Я совсем запуталась.

– Ваша дочь – авантюристка, – буркнул Пётр Иванович, продолжая сидеть в странной позе, словно голова у него была способна вертеться на сто восемьдесят градусов, как у совы.

– Вы поосторожнее в оценках, молодой человек, Яна – моя дочь. Но соглашусь, дух авантюризма в нашей семье присутствует, – зарокотал приятным баритоном Иван Демидович. – Как я рад, Яночка, вырваться на свободу хоть на минутку, а еще и тебя увидеть!

Ольшанский строго на него посмотрел:

– Трогательная семейная встреча. Я сейчас запла́чу. Но хочу заметить, что я ради вашей дочери сейчас очень рискую. Проблема в том, что вам, уважаемый Иван Демидович, по закону никакие встречи не положены. Только с адвокатом. Но Яна похожа на адвоката как мыльница на брошку Фаберже. Да-да, Яночка, и не нужно жечь меня взглядом, я тебе еще пригожусь. В моих словах – чистая правда. Так вот – разрешение я получил. Что мне это стоило, я говорить не буду – пришлось поднять очень высокие связи и попросить об одолжении очень влиятельных людей. И всё я это сделал для тебя, Яна.

– Я буду помнить об этом вечно…

– Хотелось бы думать. Так что не подведите меня. У вас не больше двадцати минут. Время пошло.

– Я не знаю, что вам сказать. Я никого не убивал, – вздохнул Иван Демидович, не отпуская руку дочери.