Иоанна Хмелевская - Кот в мешке
– Я тут не хочу никого обижать, – немедленно отреагировала Алиция, – но однажды в такое немного приоткрытое окно Иоанна пролезла‑таки.
– Так я ведь тогда была моложе, – призналась я.
– А откуда ты знаешь, в каком возрасте наш злоумышленник? – тут же вцепилась в меня подруга.
– Если это Падальский, его лучшие годы далеко позади.
– Не уверена, что он. А раз уж мы с вами надумали устраивать посреди ночи производственное совещание, самое время выпить кофе. И давайте только о деле, ни на что больше не отвлекаться. Значит, как оно было? Мы с тобой пошли спать, а вы вернулись… Да, кстати, а с мусором все обошлось благополучно?
– Отлично обошлось, – заверил ее Павел. – Нам удалось сбагрить три торбы и ногу, причем в разных местах. И все было бы тихо‑мирно, если бы я не позабыл о твоем оркестре.
– Правильно говорит, – вмешалась я. – Сначала заревел бачок, а уже потом что‑то обрушилось в ателье. Из чего следует, что неизвестный был в ателье, у лестницы… В доме тишина, он думал – все спят, а от рева дрогнул, пирамида на сундуке рухнула… Выходит, именно там он что‑то искал.
– И я даже знаю что, – убила нас Алиция.
Мы тут головы сломали, гадая, чего же ищут в ее доме, а она знает и молчит! Ну, Алиция, хороша!
– Так кому кофе? В микроволновке вода за минуту вскипит.
– Сделай для всех, все равно не заснуть, – попросила Беата.
Я же упрямо щелкнула чайником, кофе в меня больше не влезало. И вцепилась в подругу:
– Так что же он, по твоему мнению, ищет?
– Кота в мешке! – был ответ. – Теперь я уже не сомневаюсь в этом. Может, ты не обратила внимания, но там, в углу, около балюстрады, за сундуком, стоит еще один мешок. В глаза не бросается, потому что чем‑то прикрыт, но кусок высовывается; А эти кошачьи мешки все на один манер, их очень легко распознать. Вот этот негодяй и лез к нему, протискивался у сундука и…
– А что у тебя в этом мешке? – надеюсь, выразила я всеобщее любопытство. – Или он еще не распотрошенный?
– Да нет, этот я опустошила, хорошо помню. Только вот чем набила… скорее всего, ненужной одеждой, так мне почему‑то кажется. Давно это было. Ну и еще мылом «Семь цветов».
После продолжительного всеобщего молчания я слабо произнесла:
– Мысль о том, что у тебя до сего дня сохранился целый мешок мыла «Семь цветов», кажется мне… оглушительной.
– Да не целый мешок, – рассердилась хозяйка. – Кто сказал целый? Сколько‑то кусков. Я где‑то прочла, что это мыло хорошо для моли… то есть от моли, вот и закупила на всякий случай, а может, кто из Польши мне его привез… разные люди мне его привозили. Да. Вот только не знаю, как оно насчет моли, не довелось испробовать, я как‑то сразу о нем позабыла. Во всяком случае, моль у меня почему‑то так и не завелась.
Наступила минута продолжительной, очень продолжительной тишины. Никому не хотелось ее нарушать. Так и не дождавшись, что Алиция продолжит свою мысль, Павел все же произнес:
– Значит, вот оно что хранится в этом мешке…
– Так мне кажется, – откликнулась Алиция, попивая свой микроскопический кофе. – А может, и еще что… например, старая шубейка свекрови, воротник от жакета… Сдается мне, туда же я сунула краску и кисти. Все это должно быть в одном мешке, возможно именно в том. Я как‑то даже о нем думала…
– Деструктивно? – с надеждой спросила я.
– Что?
– Думала, может, пора его выбросить?
– Нет, я думала – а не туда ли я сунула старые рабочие брюки Торкиля.
Это заявление прозвучало еще более оглушительно, если такое только возможно.
– Зачем тебе понадобились старые рабочие брюки Торкиля?
– Уже не помню. То ли я хотела отдать их Дагмаре, то ли подложить под колени, когда красила антресоли. Какое это имеет значение? И зачем нам говорить о брюках Торкиля? Что ты ко мне пристала?
– Мы говорим не о брюках Торкиля, а о кошачьих мешках, – поправил ее Павел. – То есть о котах в мешках… Только я совсем запутался, сам не знаю почему…
С трудом скинув с себя мыло «Семь цветов» и рабочие брюки Торкиля, я смогла разрешить его сомнения.
– Потому что Алиция усматривает связь между Зенончиком и котом в мешке.
Однако мыло оказалось сильнее меня, и, сама того никак не желая, я почему‑то заговорила именно о нем:
– Между нами говоря, я‑то пыталась вывести моль с помощью «Семи цветов», да напрасно. Возможно, потому что моль оказалась не польской, а арабской.
– Скажи на милость, откуда у тебя появилась арабская моль? – тут же подхватила тему Алиция. – И чем она отличается от нашей?
– Привезла ее вместе с шерстью из Алжира. А чем отличается – не знаю. Может, именно тем, что «Семь цветов» на нее не действуют.
– Она так и живет у тебя?
– Ну что ты! Все охваченные молью изделия я засунула в целлофановые пакеты и выставила на балкон в одну из зим столетия, помните? Тогда доходило и до двадцати градусов, а по ночам и еще лучше. Все вымерзли, ни одной я больше не видела!
Павел взмолился:
– Вы не могли бы покончить с молью и переключиться на Зенончика?
– Могу, почему нет? Из двух зол…
– Так давайте рассуждать логично. Насколько я понял, Зенончик всегда движется в направлении кошачьих мешков, а в ателье как раз такие имеются. Забирается он, значит, в дом Алиции и наносит всяческий ущерб, а все в поисках мешков с котами. Но вот я чего не могу понять, Алиция, ведь ты же его знаешь сто лет, он у тебя жил годами, а получается, что предпринимает сверхчеловеческие усилия, чтобы пробиться к старым брюкам Торкиля. Где смысл? Где логика?
Вопрос не смутил Алицию, она с величайшим хладнокровием пояснила:
– А в том, что ни он и никто другой… а, правда, теперь будете знать вы, но ведь не поубиваю же я вас всех! Так вот, никто не знает, что я делаю с кошачьими мешками после аукционов. Это мое личное дело, но раз уж я сама завела этот разговор и мы устроили производственное совещание, вам я скажу. С мешками, выигранными на аукционах, я обращалась по‑разному. Иногда сразу же потрошила, иногда откладывала «на потом», а тянулось это, заметьте, добрых тридцать лет.
– Тридцать четыре! – безжалостно вывела я подругу на чистую воду.
Алиция не стала возражать.
– Может быть. И не исключено, что некоторые до сих пор так и стоят невскрытые, и что в них – я не знаю. Но таких немного. Вот я тут прикинула, получается, от трех до четырех штук. А поскольку я купила 86 штук, согласитесь, мизерный процент. Я бы сейчас в три мига их распотрошила, да не знаю, где они. А те, которые вскрывала, я забивала всякими другими вещами. Да вот, к примеру, семь штук лежат у компостной ямы со специальной землей под имбирь и акантусы…
Меня подбросило со стула.
– Что ты сказала?! Под имбирь и акантусы должна быть специальная земля?!
Сознавая свою вину, Алиция старалась не смотреть на меня, но ответила она все так же спокойно:
– Ведь я же тебе говорила, что эти растения нелегко вырастить, говорила же? И сама с ними годами мучилась, все подыскивала нужную землю и с тобой делилась. Но ты ведь как слушаешь мудрые советы? В одно ухо влетает, из другого вылетает. Помнишь, как посоветовала мне эту специальную землю в… не скажу куда заткнуть, дескать, на коровьем навозе вырастишь. И что, вырастила?
– Ну, теперь они поцапаются из‑за земли и цветов, – устало махнул рукой Павел. – Поубивают друг дружку. Я не понимаю, в чем тут суть, и не могу их вернуть к теме нашего обсуждения.
– А я понимаю Иоанну, – не согласилась с ним Беата. – Видела, какие жалкие палочки торчали в ее саду, а все из‑за земли. И все же успокойся, дорогая, теперь, оказывается, есть нужная земля, у тебя все отлично вырастет…
О нет, так легко я успокоиться не могла!..
– А я, как бешеная корова, восемь лет… да не восемь, лет двенадцать с этим коровьим дерьмом вожусь, и фиг у меня получается! А у нее в компосте семь мешков нужной земли лежит! Почему ты мне раньше об этом не сказала, язва? Пусть у меня голова отвалится, если они у тебя не лежат там уже целых пять лет!
Поглядев под стол, Алиция сладко пропела:
– Я не вижу, может, кто другой увидит там эту дурацкую голову? Можешь считать, она у тебя уже отвалилась. Еще кто споткнется… Успокойся, идиотка, я всего как два года назад раздобыла эту землю от знающего человека, до тех пор свою делала, но плохую. И могу тебе хоть сейчас дать целый мешок. В прошлом году я ведь тебе уже предлагала, так ты не захотела взять.
– Нет, я ее когда‑нибудь убью, – мрачно пообещала я. – Подруга подругой, но надо же и совесть иметь! У самой вон какой сад, от заморской красоты ломится, а у меня, правильно Беата говорит, жалкие прутики торчат. Нет, не могу! Кажется, там есть еще бутылка вина, дайте же мне хоть чего‑нибудь успокоиться!
А тут еще Беата подливала масла в огонь, рассказывая Павлу, как собственными глазами видела подыхающими в моем саду имбири ядовитые, акантусы длиннолистные и много других несчастных растений, привезенных со всех стран Европы, и как я трупом падала, пытаясь их оживить и собственными руками изготовляя для них научный компост, и у меня ничего не получалось. А вот Алиция от абсолютного неведения за каких‑то десять лет взобралась буквально на вершины садового искусства.
