Фредерик Дар - У кошечек нежная шкурка
— Клешни вверх!
— Что вам угодно? — квохчет он, быстро исполнив приказ.
— Сейчас узнаешь. Давай-ка в глубь комнаты, вот в этот угол, так… Встань коленями на стул… Руки на стену!
Он послушен, как молодой барашек. Удовлетворенно осматриваю его сзади: в таком положении сюрпризов от дедули ждать не приходится. Я засовываю пистолет в карман.
— У тебя есть автомобиль-катафалк?
Тот удивлен столь нелепым вопросом, но, тем не менее, утвердительно кивает. Бросив взгляд на разбросанные по столу бумаги, вижу, что они касаются перевозки трупа: тип, двинувший коньки в Брюсселе, назавтра должен быть похоронен в Генте. Это надо обмозговать!
— Подвал в доме есть?
— Э-э…
— Да или нет?
— Да.
— Пошли.
Вот тут он сдрейфил основательно, и коленки его принялись стучать не хуже кастаньет.
— Вы ведь не…
— Давай спускайся!
Ну, он и спускается. Миновав прямую и отвесную, как стремянка, лестницу, оказываемся в таком сыром погребке, что я не могу унять дрожь; около стены один на другой поставлены пара десятков гробов.
Говорю почтенному факельщику:
— Вот туда-то ты сейчас и отправишься, козел! — И делаю вид, что ищу револьвер.
Тот, не теряя времени, бросается на меня, и, придись его удар по назначению, подавиться бы мне тогда моими зубами. Но ведь все это была показуха, вы же поняли? Отступив чуток назад, остужаю его пыл прямым коротким справа — старик ссыпается на пол, как карточный домик. Дабы слегка утихомирить клиента, вмачиваю башмаком в подбородок — и можно спокойно связывать его валяющимися рядом веревками и с комфортом укладывать на угольную кучу.
Поднявшись в дом, основательно обыскиваю комнаты и нахожу все, что доктор прописал: траурные покрывала, драпировку с кистями… Все в порядке, и, придвинув к крышке раздвижную лесенку, влезаю к себе на чердак.
— Замечательно, — говорю я дамам, — можно ехать.
— Как это, интересно?
— В катафалке.
— В ката…
— …фалке, правильно. План несложный: я — факельщик в парадном одеянии, Лаура — заплаканная вдова (во что ее одеть, найдем), а эта сучка, — показываю на Терезу, — будет покойником. Да, старушка моя, поедешь в новеньком таком гробу… Подумаешь над своим поведением. Мадам Брукер, вы с нами?
— Нет, — отвечает она, — мое место — здесь.
— Тогда имейте в виду, что ваш соседушка валяется у себя в подвале. Мне совсем не нужно, чтобы он сдох от истощения, и, если до завтрашнего вечера его никто не обнаружит, поднимайте тревогу. Скажите, что, глянув к нему во двор, почувствовали неладное — дабы оправдать ваше «беспокойство», я наведу там небольшой беспорядок. Вы сойдете за сочувствующую, и власти вам еще благоволить будут!
События развиваются, как и было задумано. Наши наряды — в полном порядке, бумаги — тоже, а шпионка, должным образом связанная, покоится в гробу с несколькими дырками в крышке для вентиляции.
Вперед!
Катафалк повсюду вызывает почтение. Машины уступают нам дорогу, а немецкие солдаты даже берут под козырек. Патрули, останавливающие нас, быстро просматривают бумаженции, и мы продолжаем нашу зловещую прогулку.
ГЛАВА 25
Все шло хорошо, пока мы не подъехали к Генту, где нам попался весьма серьезный патрульный пост, офицер которого, даже не взглянув на бумаги, потребовал показать гроб.
Вот тут, пожалуй, я струхнул порядком и, скатывая ящик по рельсам катафалка, подумывал, не ослабила ли веревки эта мразь Тереза — дернется, и нам каюк.
Офицер осматривает гроб.
— Открывайте! — коротко приказывает он.
Мне показалось, что в горле у меня комом встал пакет ваты. Прикидываюсь пораженным:
— Но это невозможно, господин офицер, вы же видите, здесь пломбы. Если я их сорву, у меня будут ужасные неприятности с семьей покойного. Вы ведь знаете, они как свихнулись все со своими принципами.
Тот пожимает плечами, как бы говоря, что разгневанные родственники волнуют его меньше всего на свете.
— А если тот человек внутри не мертв? Вдруг это террорист, которого вы прячете?
С усилием выдавливаю слабое подобие улыбки:
— Вы, наверное, шутите — я лично присутствовал при том, как его укладывали.
Такая наивность отметает последние подозрения, и офицер нехотя протягивает:
— Ну ладно…
И только я приготовился втолкнуть гроб в катафалк, как рядом с нами останавливается черная машина с передним приводом. За рулем — человек, в котором трудно не узнать (кожа моя съеживается, как дешевая рубашка после стирки) шефа ля-паннского гестапо Ульриха. Я натягиваю кепку по самые брови и кривлю морду в безумной надежде хоть слегка изменить внешний вид.
Ульрих заговаривает с офицером, который, резво отдав ему честь, как важной птице, сразу становится подобострастным. До чего же эти вояки дрейфят перед гестапо; наверное, мало кому на свете оно внушает такой страх.
Выйдя из машины, гестаповец с той же недоверчивостью оглядывает гроб. Ё-моё, в чем дело?! В этой деревянной коробке нет ничего особенного, они же на нее уставились, будто это могила Наполеона!
Внезапно Ульрих вынимает револьвер и не спеша стреляет четыре раза, равномерно располагая отверстия по всей длине гроба.
— На всякий случай, — бросает он в мою сторону, не удостоив и взглядом. Должно быть, моя внешность ничего ему не напоминает. Тем лучше…
— Можете ехать, — жестко произносит офицер, видимо не одобряющий подобных методов.
Не заставляя себя упрашивать, живо вскакиваю на сиденье и трогаю с места.
Удаляясь, бросаю взгляд в зеркальце на оставшуюся позади группку. Ульрих и офицер что-то бурно обсуждают и, судя по жестам, отнюдь не в светлых тонах. Манеры гестаповца, должно быть, несколько смущают охранника, но ему ли не знать, что все это еще цветочки!
Лаура вся позеленела, как свежая трава, и вот-вот упадет в обморок. У меня самого, по совести сказать, подкатывает к горлу, стоит только представить прошитую пулями Терезу. Хлопаю Лауру по плечу:
— Противно, да? Но она это заслужила…
Не успеваю проехать и четырех километров, как в зеркальце показывается машина Ульриха и быстро нагоняет нас. Но вместо того, чтобы обогнать, она, наоборот, слегка притормаживает.
Оп-па! В чем дело? Наш виртуоз пыток передумал? Или вдруг припомнил меня?
Насколько возможно, слежу за ним через зеркальный диск. Его правая рука высовывается в окошко, держит какой-то черный предмет… И вдруг этот черный предмет принимается плеваться свинцом по моим шипам, так что требуется немало ловкости, чтобы всем троим Лауре, трупу Терезы и мне — не грохнуться в кювет. Несколько зигзагов, и мне удается утихомирить катафалк.
— Пригнись, — приказываю Лауре, — и не вздумай соваться в наш разговор!
Схватив револьвер, чтобы держаться с Ульрихом на равных, выскальзываю из машины.
— Сдавайтесь! — орет немец.
— Хрена с два!
— Сдавайтесь, — не унимается он, — я знаю, вы террористы!
— Это кто тебе сказал?
— Из фургона капает кровь, значит, в гробу был живой человек! Мертвяки не кровоточат.
Эта грёбаная Тереза, по всей видимости, спокойной жизни нам так и не даст. Я уже начинаю жалеть, что не ухлопал ее раньше. Осмотрев дорогу, по которой мы только что проехали, действительно вижу цепочку красных пятен.
Положение складывается критическое. Меньше чем в сотне метров — первые домишки Рента; ни для кого не секрет, что сероштанник сейчас живо известит власти, и мне тогда придется выдерживать в своей кладовке для трупаков настоящую осаду. Не говоря уже о том, что с минуты на минуту могут появиться полные машины гансов. Надо поторапливаться…
Стянув с себя куртку и скатав ее комом, запуляю его вправо от машины — и очередь тотчас же вспарывает воздух. Воспользовавшись тем, что фриц попался на мою удочку, бросаюсь на землю и ползу влево. Добравшись до колеса, привстаю на коленях и с пушкой на согнутой для упора руке выжидаю, когда Ульрих высунется.
Так в конце концов и происходит, и, хотя вылезает он ненамного, этого достаточно, чтобы рискнуть. Завидев руку с револьвером, показавшуюся из-за капота его тачки, нажимаю на курок и — вжжик! Точно в кисть!
Выронив свой мушкет, он, рыча от боли, катается в дорожной пыли.
— Здоро́во, Ульрих! Я же сказал, что мы еще встретимся!
— Сан-Антонио!
— Он самый! Ты ведь знаешь, я парень типа Фантомаса, и, чтобы меня словить, приходится вставать ни свет ни заря.
Он морщит лицо:
— Ты оказался сильнее… Ну что, прихлопнешь меня?
— Поживем — увидим, — отвечаю я и подзываю Лауру, которая ни жива ни мертва от страха: — Иди сюда, лапуля, познакомься с господином Ульрихом, гестаповской шишкой. Ты умеешь водить машину?
