Дарья Донцова - Королева без башни
– Сумку забыли, – сказала официантка, выходя следом за мной, – держите!
Я машинально взяла жуткую, грязную торбу Груздевой. Внутри что-то лежало.
Затем спросила:
– Где здесь туалет?
Подавальщица принялась беспорядочно тыкать руками в разные стороны.
– Везде! Внизу, наверное, их штук шесть или семь.
Я огляделась вокруг и пошла к выходу. Бесполезно разыскивать Наташу. Что случилось? Ее напугал мой вопрос про подвал? Отчего несчастной стало плохо с желудком? От большого количества поглощенного сладкого или от внезапно накатившего ужаса?
В полнейшем недоумении я добрела до машины, села за руль и заглянула в ее сумку. Издали она казалась пустой, а если вспомнить, что Ната собиралась за картошкой, то и должна быть таковой. Но внутри бесформенной, сильно потертой торбы из гобеленовой ткани обнаружился сверток из газеты.
Я, поколебавшись секунду, развернула ее и увидела пластиковые тапочки – наиболее дешевый вариант из представленных в продаже. Кстати, почти совсем новые, похоже, их надевали раза два-три. Пару секунд я обозревала находку, потом вынула мобильный и набрала номер Катюши.
Лучшая подруга выслушала мой рассказ и спокойно сказала:
– Мало что помню из курса психиатрии, а психологию, когда я училась, врачам не преподавали. Запиши телефон Якова Антонова, он тебе с удовольствием даст консультацию.
Я вбила цифры в телефон и тут же воспользовалась им. Антонов выслушал мой рассказ и сказал:
– Поставить диагноз заочно невозможно. Лучше привести женщин в клинику.
– Просто намекните, о чем может свидетельствовать ее поведение, – взмолилась я. – Почему Наташа то подавлена, то истерически взвинчена?
– При всем уважении к вам, не могу понять на расстоянии, что с этим человеком, – уперся Антонов, – биполярное расстройство, истерия, депрессия…
– Почему она испугалась, когда разговор зашел о подвале? – не успокаивалась я.
Яков начал сердиться.
– У психотерапевтов уходят месяцы на выяснение причин проблемы, а вы хотите мгновенного диагноза!
Я решила подкатиться к доктору с другой стороны.
– По какой причине человек может избегать обсуждения какой-то темы?
Антонов издал тяжелый вздох:
– Ее запирали в подвале в качестве наказания. Или насиловали там! В детстве с девочкой произошла трагедия, на нее напали крысы. Она увидела фильм, где женщины живут в подземелье. В подростковом возрасте занималась мастурбацией среди припасов и была поймана мамой. Хватит или продолжить? У каждого свои причины и свои истории.
– А что вы скажете про женщину, которая идет за картошкой, прихватив с собой домашние тапочки?
– Не могу ставить диагноз по телефону! – ответил Яков. – Это непрофессионально.
– А если просто по-человечески? – заныла я. – Не как врач. Наташа нормальная?
– Давайте сначала определим, какой смысл вы вкладываете в термин «нормальная», – уточнил Антонов. – Стопроцентно психически здоровых людей нет. Ваша Наташа, вероятно, жертва насилия.
– Сексуального? – испугалась я.
– Насилие бывает разным, – спокойно ответил врач, – часто его совершают из благих намерений. Мать, которая лупит ремнем сына за двойки, демонстрирует откровенное издевательство над личностью ребенка. Да, она хочет, как лучше, но никто не может предвидеть последствий ее поведения. Малыш может вырасти полноценным членом общества или преступником со склонностью к садизму. Но и в том и в другом случае он всегда будет зависим от чужого мнения. Физическое наказание в детстве формирует множество комплексов. Нормальный мужчина будет доказывать миру, какой он хороший, и ждать извне похвалы за свое поведение. А криминальный тип станет, наоборот, давить в себе примерного мальчика, вырываться из навязанной матерью линии поведения, назло ей совершать гадости. Но, принимая или отталкивая общественное мнение, он все равно будет от него зависеть, никогда не станет свободным, не сможет правильно развиваться. Думаю, у вашей Наталии излишне авторитарные отец, мать и старшие братья-сестры. Женщина сломана, она подчиняется силе. Не хотела идти в кафе, но вы настояли, и спутница покорилась. А вспышка истерики, которую она закатила ранее, похоже, свидетельствует о том, что Наташа недовольна собой, но не осознает этого. С ней надо работать, она может быть опасна.
– Опасна? – поразилась я. – Наташа мухи не обидит, она боится эклер съесть!
– Однако в какой-то момент накинулась на сладкое, – возразил Антонов, – и, забыв о робости, потребовала торт. Наташу втоптали в грязь, но у нее задатки сильной личности, и рано или поздно она проснется. Последствия могут стать непредсказуемыми. Тапочки в пакете плохой симптом.
– Почему? – заинтересовалась я.
– Когда мы берем с собой эти вещи? – спросил Яков и сам же ответил. – В момент отъезда из дома. Значит, Наташа подспудно мечтает уйти оттуда, но не может. Нет денег. Работы. Ей страшно. Разум шепчет: «Не рыпайся. Сиди там, где дают кусок хлеба и крышу над головой». А подсознание бунтует, у него свой резон: «Убегай, тут жизни нет». Знаете, что бывает, если сталкиваются два атмосферных циклона? Один с очень высоким, а другой с аномально низким давлением?
– Начинается ураган, – ответила я.
– Вот поэтому я сказал, что Наташа представляет потенциальную опасность, – подхватил Яков.
– В тихом омуте черти водятся, – вздохнула я.
– Порой в стоячей воде обитает Годзилла, – продолжал Яков, но тут же осекся, помолчал и добавил: – Сейчас я не даю консультацию. Диагноз по телефону не ставят, ссылаться на мое заключение нельзя, оно обывательское, не профессиональное.
– Я вообще вам не звонила, – успокоила я врача и положила трубку на сиденье.
Вернувшись на базу, я по громким звукам музыки, доносившимся из пристройки, поняла, что очередная репетиция в разгаре, и пошла на кухню. Там около плиты неожиданно обнаружился Антон, который мне несказанно обрадовался:
– Лампа, вы сейчас заняты?
– Хотите опять попытаться продать «покойника»? – пошутила я.
Но Антон отреагировал серьезно:
– Да. Хороший покупатель нашелся.
С одной стороны, мне очень не хотелось выбираться на холод и топать, борясь с пронизывающим ветром, по улице. С другой, Антон не хуже Наташи мог знать тайны дома. Я справилась с нежеланием мокнуть под дождем и сказала:
– Ладно. Но жду ответной услуги.
– Денег нет, – быстро ответил зять Груздева, – я мало получаю, не хватает даже на пиво. А ту сумму, что выручу за «Мерседес», надо отдать маме.
– Она жива? – поинтересовалась я.
Антон заморгал:
– Кто? Моя мать? Естественно! Иначе как ей выручку за авто отдать? Нина Егоровна, правда, не особенно хорошо себя чувствует, но вполне бодра.
– Нина Егоровна? – переспросила я. – Вот странно.
– Обычное имя, – удивился Антон, – не заковыристое. Что вас изумило?
– Я разговорилась случайно с Наташей, – промурлыкала я, – она уверяла, что ее свекровь звали Лидия Алексеевна и что она умерла.
Антон вытаращил глаза:
– Ната так сказала? Чудеса! Нина Егоровна не очень общительна. Она не дружит с невесткой! Жена высказалась аллегорически, ну понимаете, будто она только для нее умерла.
– Случается подобное, – дипломатично подтвердила я, – не всегда старшее поколение готово принять младшее, а младшее готово любить старшее.
– Мама не нашла общего языка с Михаилом Матвеевичем, – пригорюнился Антон, – тесть хороший человек, но он… как бы поточнее выразиться… э… э…
– Экономный, – пришла я ему на помощь.
Антон обрадовался.
– Верно. Михаил Матвеевич железной рукой рулит домом. Он очень справедливый, никогда не будет тратиться без причин, планирует расходы, старается не транжирить средства. А как готовит! Вы пробовали его борщ?
Я кивнула.
– Замечательный суп, – восхищенно продолжал Антон, – свекла, морковь, картошка. Мяса не надо, от него организму тяжело.
На моем лице застыла натянутая улыбка. Каким образом люди становятся семьей? Где забитая, задавленная авторитарным папочкой-скрягой Наташа нашла Антона? По всем параметрам Нате следовало остаться старой девой, но доброе провидение послало ей супруга, который мог бы быть родным сыном Михаила Матвеевича. Похоже, молодой мужчина обожает тестя. Я ела суп, состряпанный стариком Груздевым, самое обычное первое, на воде, без капли жира. Моя мамочка называла это «похлебка монаха». У нас дома борщ готовили из большого количества говядины и овощей, ложка в нем стояла. У Груздева же в кастрюле находились в свободном плавании редкие кусочки накромсанных корнеплодов. Никакого аромата и вкуса варево не имело, и если оно Антону кажется замечательным, можно только пожалеть парня. Хотя со времен моего детства понятия о хорошей еде здорово изменились. Теперь мясо объявлено врагом номер один, и стряпня сквалыги подпадает под термин «полезная еда».
Антон продолжал петь осанну кулинарным шедеврам тестя, а меня мучил вопрос. Почему вполне здоровый с виду парень живет в рабстве у Груздева? Ладно, Наташа, ее с пеленок воспитывали в системе строжайшей экономии, думаю, девочку часто наказывали, лишили ее воли, сломали. Но Антон? Он-то что забыл в семье Михаила Матвеевича? Предположим, Антоша безумно влюблен в Нату, ну прямо-таки Ромео, не способный провести день вдали от Джульетты. В таком случае ему следовало увезти жену как можно дальше. Но вместо того, чтобы освободить Нату из тюрьмы, Антон сам сел за решетку и начал преклоняться перед стариком. Может, зять рассчитывает получить после кончины тестя большое наследство? Подобное лепится к подобному? Антошу по жадности можно приравнять к Михаилу Матвеевичу?
