Иоанна Хмелевская - Жизнь (не) вполне спокойная
В пять минут первого я ворвалась в отделение линейной милиции станции Лодзь-Фабричная со страстным воплем:
— Уважаемые Панове, я обожаю милицию!
Присутствующие в помещении Панове повскакали с мест.
— Проше пани! — в восторге откликнулись они. — Такое мы слышим впервые в жизни! Для вас всё, что угодно!
Я объяснила: мне нужно не всё, но многое. Необходим номер телефона, но фамилии абонента я не знаю, только адрес, в коем тоже не совсем уверена, есть сомнения насчет номера квартиры.
Через пять минут мне дали номер телефона, Януш был дома, гостиницу заказал, и, кажется, мы даже вместе поужинали…
Во время ремонта у меня беспрестанно раздавались таинственные телефонные звонки, добавлявшие перцу в мой обычный кавардак. Потом выяснилось, что разыгрывали меня Анджей, муж Ирены, и Михал. Я не обиделась, напротив, была им благодарна: они подали мне идею.
Зато ко мне предъявляли претензии многие. Я им напакостила, сама того не ведая, меня это очень смутило, и я постаралась им все объяснить, для чего и написала первую часть «Клин клином».
Я давала ее почитать знакомым, знакомые реагировали по-разному, некоторые просили от меня защиты, потому что они боятся психов, но все единогласно советовали: «Слушай, напечатай это. Иди, куда положено, и напечатай!»
Легко сказать! Единственная организация, пришедшая мне в голову, — редакция журнала «Пшекруй». Я совершила подвиг — позвонила в Краков, и оказалось, что Мариан Эйле, тогдашний главный редактор журнала, как раз находится в Варшаве. Я позвонила Эйле, он нашел время, я помчалась к нему. Эйле взял мой опус и прочитал.
Потом настала минута, которая для меня равнялась извержению вулкана.
— Ты пишешь еще что-нибудь? — спросил Эйле, который уже с четвертой страницы стал называть меня на «ты», словно знал с самого рождения.
— Писала бы, — честно призналась я с тяжелым вздохом, — да вот не на чем. Статьи пишу от руки, потом одалживаю у тетки пишущую машинку. От руки писанина идет медленно, пишу каракулями, из-за них не вижу текста. Машинку надо возвращать — тетка тоже много пишет. Из-за этой треклятой машинки не удается писать, сколько хочется.
— В таком случае машинку я тебе дам, — изрек Эйле.
— Как это? То есть как — дадите? Насовсем? В собственность? — не поняла я.
— В собственность и насовсем.
Передо мной распахнулись райские врата, хор ангелов грянул в душе. Честное слово, тащила я машинку к себе по лестнице и от волнения ревела в три ручья. Эйле к тому же подарил мне большую стопку бумаги, тяжесть неимоверная, но я не чувствовала тяжести, переживая прекраснейшее событие в своей жизни.
Так что, если кто не любит мои книги, может винить за мое творчество Мариана Эйле.
Он же впихнул меня в издательство «Чительник».
— Я насчет тебя уже переговорил, — озабоченно сообщил он. — Только вот оденься похуже, что ли, а то еще начнут говорить, что Мариан интересуется барышней, а не ее творчеством. Уж ты, пожалуйста, выгляди поплоше.
Требование я выполнила на совесть. В «Чительник» я отправилась после работы, в вытертой юбке, перепачканной графитом, в старой блузке, на которой вроде бы даже не хватало пуговки, в сандалиях на босу ногу, растрепанная, ненакрашенная, с блестящим носом, в руках авоська с зеленью, картошкой и хлебом.
Встретились мне там существа, за спинами которых ласково шелестели ангельские крылья: пани Борович и пани Шиманская — божества, которые на нашей грешной земле вообще не встречаются. Они приняли меня, как богиню, и велели дописать продолжение.
Первая часть «Клина» оказалась слишком длинной для повести и слишком короткой для романа. Требование написать продолжение сперва меня крепко озадачило, но тут вмешалась «Цинга».
С Анджеем, мужем моей золовки Ядвиги, я время от времени сотрудничала. Вернее, помогала ему, чертить ведь я умела, подручную работу выполняла на пятерку. Не помню, что он тогда проектировал, во всяком случае, именно в разгар наших совместных трудов появилась «Цинга».
Поначалу раз в несколько дней, потом ежедневно, а то и несколько раз на дню раздавался телефонный звонок и мужской или женский голос напряженно спрашивал:
— Цинга? Цинга?
Поначалу и Ядвига, и Анджей вежливо отвечали: вы ошиблись номером. Потом звонки начали их бесить, и отвечали они уже не столь вежливо или сразу вешали трубку. Потом дошло до вульгарных скандалов. Не помогало, «Цинга» продолжала надоедать. Однажды смертельно усталый Анджей взял трубку.
— Цинга? — вежливо осведомился женский голос.
— Да, цинга, — покорно согласился Анджей, у него уже не хватало сил скандалить.
— Кто говорит?
— Владислав Ягелло.
— Дорогой пан Владечек! — обрадовалась дама. — Это Ядвига! Нам необходимо срочно увидеться!
Это заявление Анджея просто нокаутировало.
— Сами понимаете, — потом объяснял он нам, — звонит мне королева Ядвига, хочет встретиться, ну как я откажу царственной особе?
Стряхнув оторопь, он условился с таинственной дамой на шесть вечера в кафе «Стильное». Увы, Анджей перепутал время, прибежал к семи, дамы, разумеется, не застал, а я с трудом простила ему такое разгильдяйство.
А Цинга продолжала трезвонить, пришлось общими силами решать, наябедничать ли на нее в милицию? Черт знает, что это такое, вдруг это пароль у преступников, пусть голова болит у компетентных органов. Милиция информацию оприходовала, поблагодарила, попросила дать согласие на прослушку телефона, мы его дали с энтузиазмом, зато Цинга вдруг замолчала, как ножом отрезало.
Никакой информации на эту тему нам не дали, и мы по сей день пребываем в неизвестности, что это было? Поэтому я с полным правом могла воспользоваться этой историей по своему усмотрению.
Книгу я дописала до конца, отнесла в издательство, договор уже был подписан раньше, и мое творение ушло в печать. Я шагала по улице Вейской в направлении Сейма с глуповато-блаженной улыбкой на лице. Я достигла основной жизненной цели!.
Цель целью и книга книгой, а в «Блоке» на моей шее висели не только Гурце, но и люблинская онкологическая больница.
Поджимали сроки, и, работая над проектом в Гурцах, три недели я выдержала совсем без сна. Моя мать в это время выдавала какие-то странные фразы: когда я приходила за детьми, она встречала меня со скорбной миной и доверительно сообщала:
— Ты знаешь, ведь алкоголизм излечим…
Я целиком и полностью соглашалась, мол, да, излечим, но тему не развивала из-за отсутствия времени.
На следующий день мама продолжала тему:
— Знаешь, алкоголизм надо все-таки лечить…
Ясное дело, надо. Я соглашалась с ней, забирала детей и ехала домой. Вскоре у матушки на нервной почве разболелась печень. Только через несколько лет я узнала, в чем было дело. Мой Ежи являлся к бабушке и небрежно сообщал:
— Мать снова утром пришкандыбала вдрызг пьяная…
Я действительно частенько возвращалась домой под утро — это факт. Дома мылась и снова отправлялась на работу. Иногда удавалось часок подремать. Алкоголь я, естественно, не употребляла, но мама считала, что я изо дня в день валяюсь по всем канавам от центра до Мокотова.
— Боже мой, зачем же ты плел такую чушь?! — в ужасе спросила я своего Ежи, когда тайна открылась.
— А откуда я знал, что она мне поверит? — огрызнулся оболтус без всякого раскаяния.
Я отправилась в дом культуры в Пётркове Трыбунальском. Прежде я никогда в этом городе не бывала и, чтобы выбраться с вокзала в город собиралась просто пойти за толпой пассажиров, а потом уж спросить дорогу. Застопорило меня сразу же: люди никуда не двигались, стояли там же, где сошли с поезда.
— Простите, а как выйти в город? — обратилась я к прохожему.
— Выйти вообще нельзя, пока стоит поезд.
Я заволновалась:
— А долго он простоит? Дождь начинается…
— У нас есть зонт, — заметил попутчик, стукнув закрытым зонтиком по асфальту.
Только тогда я посмотрела, с кем имела честь беседовать. Очень интересный мужик, черноволосый, внешность одновременно демоническая и вместе с тем приветливая.
Поезд уехал, и люди двинулись к выходу с вокзала. Мужчина с зонтом шел рядом. Он знал Пётрков, и сообщил мне, что покажет Дом культуры. По пути я узнала, что живет он в Варшаве, а в Пётркове у него брат, к которому он ездит играть в бридж. Впечатление он на меня произвел хорошее, мне и в голову не пришло, что передо мной бабник и соблазнитель экстра-класса.
Так я познакомилась с Дьяволом, которого на самом деле звали Войтек. Он пригласил меня на чашечку кофе, мы поболтали, и тут выяснилось, что он прокурор. Наверное, от меня даже искры посыпались, так я воодушевилась. Боже мой, прокурор, это же бесценный для меня человек! Я уже подумывала о новом романе. «Клин клином» был в печати, после завершения книги чего-то мне в жизни стало не хватать, и пустоту надлежало чем-то заполнить. Детективные сюжеты бурлили во мне, а тут прокурор — просто подарок Провидения!
