Дарья Донцова - Экстрим на сером волке
Мила взвизгнула и опрометью бросилась к выходу.
Лишь тут до меня дошло: в квартире пахнет не стухшими консервами, не гниющим в ведре мусором, не перегаром, а чем-то тошнотворно сладким, отвратительным. Значит, Фима, лежащая под одеялом…
Чуть не упав на повороте, я выскочила на лестничную площадку. Дверь в соседнюю квартиру оказалась открытой, из ванной неслись кашляющие звуки. Миле стало плохо. Понимая, что сама сейчас могу упасть в обморок, я добежала до кухни, открутила кран и сунула голову под холодную струю. Мне стало легче, и я начала соображать. Значит, и Фима, и Таня умерли. Почему? Ладно, первая была алкоголичкой, нахлебалась некачественной водки и ушла на тот свет! Увы, это частая ситуация. Но Таня! Зина-продавщица, знающая о грызовцах всю подноготную, говорила, что ее соседка не употребляет горячительных напитков. Она не была пьянчужкой, просто лентяйка, не желающая работать.
— Держи полотенце, — сказала Мила.
Я вытерла голову и велела ей:
— Звони в милицию.
— Почему я? — спросила Мила.
— Ладно, сама вызову бригаду, — сдалась я, — скажи, знаешь что-нибудь про Фиму? И Таню?
Внезапно Мила рухнула на стул.
— Ты кто? К кому шла?
Я заморгала. Отвечать правду не хотелось.
— В сто двадцатую, — бойко соврал язык. — К твоим соседям слева.
Мила испуганно качала головой.
— Нет, не правда.
— Почему?
— Там Рябинкины прописаны, они за границей живут, квартира на охране.
— Извини, я оговорилась, в сто двадцать первую.
— Не, она тоже рябинкинская, — бубнила Мила, — у них тут две жилплощади, вернее, даже три. Одна в первом подъезде, на нашей лестничной площадке последний год живем только я и Фима. Так ты к кому шла?
— Э…
— Тебя Дашей зовут?
— Хочешь, паспорт покажу? — я обрадовалась возможности доказать правдивость своих слов.
— Скажи, Даша, — монотонно вела свою партию Мила, — откуда ты знаешь, что сестру Фимы зовут Таня? Лично я ее имени никогда не слышала, видела только, она сюда раз в месяц являлась, а вот как зовут ее, не в курсе. Так откуда ты с ней знакома, а?
Я в растерянности шагнула к Миле, та попятилась и прошептала:
— Ой, пожалей, не убивай, у меня дети!
— Дура! — обозлилась я. — Садись и слушай спокойно!
Мила рухнула на полукруглый диванчик.
Прошло около получаса, когда она, сообразив наконец, что к чему, облегченно воскликнула:
— Фу, слава богу! Я подумала со страху, что ты, может, бандитка какая!
— Неужели я похожа на криминальную личность?
— Нет, — вздохнула Мила.
— Сделай одолжение, выслушай меня до конца, а потом расскажи все, что знаешь о Фиме, — попросила я, — понимаешь, тут такая история. Мне нужна твоя помощь.
— Ладно, — кивнула Мила, — мне ведь не трудно правду сказать, никаких тайн я тебе не открою.
Глава 13
Мила была старшеклассницей, когда ее родители получили новую квартиру. Кооператив построил один из столичных заводов для своих сотрудников. Милочка очень хорошо помнила, как папа и мама просиживали на коммунальной кухне, без конца обсуждая проблему: получат они собственное, просторное жилье или нет?
Вроде они маются с соседями, но, с другой стороны, метров-то у них на человека достаточно!
Еще Милочка долго не могла забыть тот день, когда ее папа, положительный, хозяйственный, рукастый, никогда не опаздывавший и не прогуливавший службу, совершенно не пьющий, явился домой на бровях.
Ошарашенная мама всю ночь пыталась привести супруга в чувство, а утром он, чуть не плача, сообщил, по какой причине вчера налился водкой. Он был на собрании и узнал замечательную новость: часть квартир в построенном доме забирает Моссовет. Обычная практика в те годы. В так называемых ведомственных кооперативах частенько поселялись люди, не имеющие никакого отношения к организации, которая возводила здание. Это были так называемые нужники, элита советского общества: директора промтоварных и продовольственных магазинов, стоматологи, гинекологи, парикмахеры и чиновники средней руки. Отец Милы, поняв, что его квартира достанется кому-то из посторонних, просто слетел с катушек.
— Накрывается наш последний шанс вылезти из коммуналки, — устало объяснял он жене, — завод больше ничего строить не станет, государство нам жилплощадь не даст. Получается, мы пролетаем мимо. А я двадцать лет на одном месте оттрубил!
Миле было очень жаль папу, и она сказала:
— Подумаешь, зато мы в центре живем!
И тут зарыдала мама. Папа кинулся утешать ее, а девочка осталась в недоумении: ну что плохого она сделала?
Но потом все же они получили право на покупку квартиры, двухкомнатной. Родители рассчитывали на большую площадь. Дело в том, что с ними в коммуналке были прописаны бабушка и ее сестра. Старушки постоянно жили в деревне, в город не собирались, но по документам-то Тихоновых в коммуналке проживало пятеро!
Когда папа принес смотровой ордер, мама разочарованно сказала:
— Двушка.
— Надо радоваться тому, что дали, — сурово отрезал отец. — Трешек в доме всего ничего, они лишь для многодетных.
Но мама продолжала сокрушаться. Как-то раз, уже после переезда, они с Милой, приехав на свой этаж, вытащили из лифта только что купленный торшер. Пока девочка открывала замок, мать вдруг сказала, ткнув пальцем в сторону соседней двери:
— Там трешка, она могла стать нашей, и у нас тогда была бы гостиная.
— В двушке уютней, — быстро парировала Мила, но с тех пор, выходя из лифта, она всегда думала: «Кому же повезло больше, чем нам?»
Счастливчиков-соседей она так и не увидела. В отличной трехкомнатной квартире никто не поселился.
Почти все жильцы, въехав в новые квартиры, затеяли ремонт: меняли обои, сантехнику. С утра до ночи в подъезде раздавались самые разнообразные звуки: визжали дрели, стучали молотки… Но в трешке царила тишина. Сначала Мила подумала, что неизвестные соседи просто переедут в хоромы, может, их все устраивает: серые обои в черную клетку, допотопный умывальник и плохо поворачивающиеся краны. Вероятно, у них нету денег, чтобы поменять желтый линолеум на дубовый паркет. Потом в здание потянулись грузовики с мебелью, и опять за стеной царило молчание. Лишь через пару лет хозяева обили входную дверь темно-коричневым дерматином. Мила так и не узнала, кто же их таинственные соседи. Почтовый ящик у них всегда был пустым. Впрочем, в списке должников, который каждый месяц домовый комитет вывешивал на первом этаже, никогда не появлялись цифры «119», следовательно, кто-то исправно вносил плату за коммунальные услуги. Личность таинственного владельца квартиры волновала не только Милу. Один раз, на собрании кооператива, пенсионер Михаил Загоскин неожиданно задал вопрос:
— С какой стати в нашем доме пустует площадь?
По закону, если хозяева не въезжают в течение года, их метры надо отдать другим, нуждающимся!
Председатель укоризненно покачал головой:
— Не пори чушь! Во-первых, люди без задержек вносят квартплату, а во-вторых, они дипломаты, сейчас работают в Африке, вот вернутся и въедут.
Все сразу стало на свои места. Больше Мила о соседях не задумывалась. Впрочем, они так и не появились, даже тогда, когда в нашей стране организовался легальный рынок жилья и в доме началось бойкое передвижение: одни продавали свои квартиры, другие покупали. Но на одиннадцатом этаже царила тишина, там вообще осталась только Мила, чьи родители к тому времени ушли в мир иной. Соседи с другой стороны, Рябинкины, сначала завладели второй квартирой на площадке, а потом уехали за рубеж.
Иногда, стоя у подъезда. Мила выслушивала жалобы старых жильцов. Тех, кто когда-то въезжал вместе с ее родителями, теперь можно было пересчитать по пальцам, и они недовольно бурчали:
— Жизни нет! Слева ремонт, справа квартиру сдали, там невесть кто поселился, явно не православные.
Напротив «новый русский» обосновался, еще подложат ему под дверь гранату, все на хрен взлетим!
Мила сочувственно кивала, вздыхала, охала, потом поднималась на свой этаж и понимала, как ей повезло.
Рябинкиных нет, их квартиры на охране, над дверями мигают тревожным огнем лампочки, а других соседей никогда и не было. Мила настолько привыкла считать лестничную клетку личной собственностью, что принялась обставлять ее. В стеклянные двери, прикрывающие вход в холл, куда выходили двери квартир, она врезала замок, а в небольшом пространстве между ними поставила гардероб, калошницу, повесила зеркало. Шкаф, правда, загородил дверь соседней квартиры.
Но ведь в ней все равно никто не жил.
Представьте теперь искреннее изумление женщины, когда однажды, придя домой с работы, она нашла стеклянную створку разбитой, замок выломанным, а шкаф сдвинутым к своей двери.
Потоптавшись возле гардероба, Мила, так и не сумев открыть створку, услышала из рядом расположенной, вечно пустующей квартиры крики.
Потрясенная Мила позвонила к соседям. Дверь открыла тетка неопределенных лет с характерно опухшим лицом алкоголички.
