Дарья Донцова - Экстрим на сером волке
Надвинув на лицо козырек бейсболки, я последовала за бабой. А та, не ожидая слежки, вела себя абсолютно спокойно.
Когда по проходу потащилась, задевая всех сумкой, тетка, торгующая мороженым, Таня вытащила кошелек, глянула внутрь, потом со вздохом закрыла его и уставилась в окно. Мне стало понятно, что денег у нее нет. Совсем. Кстати, она ехала зайцем. Билет Таня приобретать не стала.
Впрочем, в метро ей таки пришлось раскошелиться, в подземку трудно пройти без проездного документа, зато в автобусе, куда Таня влезла, приехав на конечную станцию, она вновь не взяла билет.
Автобус порулил по улицам. Я, отвыкшая от городского транспорта, чувствовала себя гаже некуда: от стоявшего справа мужчины несло луком, а маячившая слева девица вылила на себя ведро духов. По моему мнению, подобных личностей не следует пускать ни в метро, ни в маршрутные такси, ни в трамваи. Неужели не понятно: в городе жара! Ну с какой стати нажираться издающими «амбре» продуктами и душиться до, простите за идиотский каламбур, удушья?
Слава богу, что вскоре Таня сошла с автобуса, пересекла шумную улицу и юркнула в подъезд самой обычной многоэтажной блочной башни. Я нырнула за ней, притормозила в дверях и увидела, как она села в лифт.
Двери сомкнулись, послышался шорох, в стеклянных окошечках замигали цифры "8", «10», «11». Подъемник добрался до последнего этажа и замер.
Я обрадовалась. Хорошо знаю дома этой серии, в бытность репетитором частенько посещала подобные здания. На лестничной клетке тут четыре квартиры, но даже если их там шесть, то все равно выяснить, к кому приехала Танечка, плевое дело! Осталось лишь докнопку, но ничего не изменилось. Над одними плотно закрытыми дверями горело в окошечке «11», над вторыми не вспыхнуло ничего.
Я предприняла еще одну попытку.
— Просто безобразие, — раздался за спиной приятный голос.
Затем послышался шорох, и в поле зрения появилась женщина лет сорока с четырьмя туго набитыми пакетами.
— Грузовой на ремонте стоит, — объяснила она. — Уже давно, целый месяц. А пассажирский постоянно занят. Людей-то в доме полно, вечно вниз-вверх ездят.
Ну и чего они его там держат?
Я глянула на ее скрюченные, посиневшие от тяжести пальцы и предложила:
— Давайте подержу два пакета!
— Надо бы отказаться, да сил нет, — улыбнулась женщина, — на пол не поставишь, там у меня продукты. Во накупила! Лень часто ходить, ну и надумала на месяц запастись.
Я взяла сумки и вздохнула. Правда, тяжело.
Лифт продолжал стоять под крышей.
— Сломался! — ужаснулась дама, — Во кошмар!
Мне на самый верх, а вам куда?
— Туда же! — кивнула я. — Придется пешком лезть.
— Ой, не доберемся.
— Глаза боятся, а ноги топают, — приободрила я незнакомку. — Пошли, авось до завтра вскарабкаемся.
Она засмеялась.
— Еще подождем.
Прошло минут пять, я решительно сказала:
— Хватит.
Радость, однако, оказалась преждевременной. Кабина добралась до шестого этажа и вновь замерла.
— Вот паразиты! — с чувством произнесла тетка.
— Кто? — спросила я.
— Да Никитины! Их детки балуются.
Лифт быстро поехал вниз, двери раскрылись, вывалилась стайка школьников.
— Безобразники, — беззлобно сказала женщина.
— Простите, тетя Мила, — хором ответили ребята, — наша Даша лифта боится.
— Уж знаю, — скривилась Мила.
Одна из приехавших девочек стала дергать за поводок, на другом конце которого моталась клочкастая старая болонка.
— Эй, Дашка, — кричал малыш, — двигай лапами!
Шевелись! Дарья, отлепи зад от пола!
Я засмеялась.
— Что-то мне не весело, — мрачно отреагировала Мила, — эта Даша просто исчадие ада. Сначала в кабину не идет, потом из нее не вылезает. Такая дура!
— Даша умная, — обиделась девочка, — просто она боится.
Объединенными усилиями ребятня вытолкала собачонку на лестницу.
— Даше надо хоть изредка мыться, — отметила Мила, — после нее в лифт не зайти! Вон как воняет!
— Даша чистая, — хором ответили дети, — это в кабине дрянью несет!
Я, продолжая улыбаться, вошла внутрь тесного пространства и не утерпела:
— Болонку звать как меня! Мы с ней тезки.
Мила хихикнула:
— Ты, похоже, помоложе будешь и почище! Хотя… скажи честно, боишься в лифт входить?
Переглянувшись, мы рассмеялись, и я поняла: у Милы легкий характер, ворчит она совершенно беззлобно, на ребят не сердится, и ситуация с собакой кажется ей забавной, а не раздражающей.
Кабина дернулась, лифт остановился, двери разъехались. Мила шагнула было вперед, потом попятилась.
— Ну вот, — продолжала веселиться я, — кто из нас Даша? Это мне положено сейчас сесть на пол и заскулить. Ты исполняешь чужую роль.
Но Мила никак не отреагировала на шутку, она уронила один из пакетов и, не обращая внимания на выпавшие оттуда кульки, прошептала:
— Там.., а.., там!!!
Я выглянула из-за ее плеча, из горла вырвался вопль.
На лестничной клетке головой к окну лежала Таня.
Белое платье в красный горошек было задрано, торчащие из-под него ноги казались бесконечными. Руки, вывернутые в локтях, наоборот, выглядели кукольно короткими.
— Что с ней? — прошептала Мила.
Я вытолкнула ее наружу. Лифт мгновенно уехал вниз, увозя с собой разбросанные свертки.
— Что это с ней? — бубнила Мила. — Что? Что?
Что?
Преодолевая ужас, я наклонилась над Таней и откинула волосы с лица. Широко раскрытые глаза, отвисшая нижняя челюсть… Прогнав страх, я попыталась найти пульс на шее несчастной. Кожа Тани оказалась противно липкой на ощупь, биения пульса пальцы не ощутили. Следов крови и ужасных ран не было видно.
— Что? — бестолково повторяла Мила. — Ой, я ее знаю!
— Давай зайдем к тебе в квартиру, — попросила я, — надо позвонить домоуправу, пусть он вызовет милицию!
— Лучше Фиме сообщить, — дрожащим голоском посоветовала Мила.
— Кому? — спросила я.
— Там, у лифта, баба эта мертвая, — пояснила Мила. — Сестра моего несчастья.
— Твоего несчастья?
— Сейчас ты все поймешь, — отмахнулась Мила и ткнула пальцем в пупочку, торчащую возле двери с обгоревшей обивкой.
Створка распахнулась, на пороге появился шатающийся, потерявший всякий человеческий вид индивидуум. То ли мужчина, то ли женщина, половую принадлежность особи определить не представлялось возможным. Грязные джинсы и широкая футболка болтались на фигуре, скрывая ее очертания, на голове топорщились перепутанные космы, лицо покрывала корка грязи.
— Чаво колотишься? — поинтересовалось небесное создание и икнуло.
Меня отшатнуло к противоположной стене.
— Фиму позови, — велела Мила.
— Э.., спит она.
— Разбуди.
— Зачем?
— Надо.
— Ну.., не.., пускай дрыхнет..
— Там, у лифта, — перебила ее я, — лежит сестра Фимы, Таня, похоже, мертвая. Немедленно разбудите Серафиму.
Существо заморгало, вновь икнуло:
— Мертвая? — повторило оно.
— Да.
— Совсем?
— Буди Фиму, — нервно воскликнула Мила, — или вы совсем в нелюдей превратились?
То, что открыло нам дверь, секунду стояло молча, потом одним прыжком кинулось к лестнице. Не успели мы охнуть, как мигом протрезвевший маргинал уже несся вниз, приговаривая:
— А меня тута и не было!
— Скотина! — рявкнула Мила, роняя второй пакет. — Делать нечего, придется нам Фиму в чувства приводить. Давай так поступим, зайдем в квартиру и попытаемся алкоголичку растрясти. Ну уж если не получится, придется самим вызывать милицию. Все равно мы свидетели, и потом, нехорошо, что она там так лежит, у лифта.
Квартира оказалась огромной, трехкомнатной. Многие москвичи запрыгали бы от счастья, получив такую от мэрии. Но Фиме было наплевать на жилплощадь.
Грязь тут стояла феноменальная, пожалуй, здесь было хуже, чем в избе у Тани. Пол походил на асфальт, занавесок и в помине нет, из мебели лишь три матраса, во всяком случае, такой «пейзаж» наблюдался в спальне, куда мы заглянули сначала.
Под рваными ватными одеялами угадывались два тела. Третье ложе оказалось пустым. На некогда красивом бежевом линолеуме валялись свечки и стояла пустая бутылка из-под дешевой водки.
— Кто из них Фима? — растерянно спросила Мила.
— Давай ты левое тело трясешь, а я правое!
— Угу, — кивнула Мила.
Мы принялись за дело. Первой успеха добилась Мила. Одеяло зашевелилось, из-под него высунулась баба.
— Хто тут? — обалдело спросила она.
— Это не Фима, — констатировала Мила.
— Не, я Зойка, — вполне нормально ответила тетка. — Фимка там, уж которые сутки спит.
— Давно с ней не разговаривали? — спросила я.
— И не упомнить, — почесалась Зоя, — могет, с понедельника. Во как ее забрало! Мы с этим.., ну.., да.., не помню… В общем, сын Фимкин так и не пришел, который богатый, Ленька. Вроде так! Ага, Ленька! Потом кто-то заявился, не помню. И ваще, не знаю, сын Ленька или нет! Фимка его ждала, а того все нет.., или был? Ну и в общем.., спит она. Я уж в третий раз просыпаюсь! А она не! И не храпит! Воняет только. Небось взопрела под одеялом!
