Красота требует средств - Балычева Галина
Ленкина спальня была очень похожа на ту, в которой ночевала я. Такая же белая мебель в комнате, такая же кровать под пологом.
Только в отличие от моей спальни, где обивка мебели, одеяло, покрывало, шторы и так далее были бежево-зелеными, здесь все было выдержано в розовых тонах.
Розовые светильники на прикроватных тумбочках, розовое в цветочек шелковое одеяло на кровати, белый с розовыми цветами ковер на полу. Даже телефон на прикроватном столике и тот был розового цвета. Просто какой-то сплошной розарий.
И как только Ленкин муж все это терпит? Я бы на его месте, наверно, давно озверела бы от такого количества розочек.
— Очень милая комнатка, — сказала я, осмотревшись. — Это ваша с Пьером спальня?
— Нет, ну что ты. Только моя. Пьер невыносимо громко храпит, и с ним совершенно невозможно спать в одной комнате. Поначалу я еще как-то пыталась мириться с этой его особенностью, но потом не выдержала и решила не мучаться и перейти в другую спальню. Ну сколько можно терпеть его бесконечные трели и рулады? В конце концов мне уже не двадцать лет, чтобы не спать по ночам.
Ленка подошла к массивному дубовому комоду, стоявшему возле стены неподалеку от кровати, достала из верхнего ящичка небольшую баночку с каким-то кремом и велела мне лечь на козетку.
— Сейчас мы из тебя красавицу будем делать, — сказала она. — Хочешь быть красавицей?
Я кивнула и с готовностью улеглась на козетку.
Кто ж не хочет быть красавицей? Тем более, что для этого совершенно ничего не нужно делать. Только лежать.
И я лежала и даже чуть было не уснула, пока Ленка делала мне массаж лица. И уснула бы наверняка — так меня эта процедура разморила, — если бы не мокрые ледяные тампоны, которые Ленка неожиданно водрузила на мои веки.
— Это для того, чтобы краснота прошла и глаза стали ясными как у ребенка, — сказала она и, оставив меня лежать на козетке, удалилась в ванную комнату.
Через минуту оттуда донесся шум льющейся воды — видно, Ленка решила принять душ. А еще через пять минут от холодных компрессов на моих глазах у меня уже зуб на зуб не попадал.
Ко всему прочему, тот нежный приятно пахнущий крем, который Ленка с самого начала намазала на мое лицо, вдруг начал превращаться в плотную заскорузлую маску, стягивающую всю мою кожу на манер панциря.
Кожа под этой противной коркой тут же начала чесаться, а глаза нестерпимо защипало.
«Вот уж верно говорят, что красота требует жертв, — подумала я. — Но, кажется, я на такие жертвы пока не готова».
Мочи терпеть этот ужас уже не было, и я решила крикнуть и позвать на помощь Ленку. Пусть приходит и освобождает меня из этого косметического плена.
Но не тут-то было. К моему полнейшему ужасу, я осознала, что полностью лишена способности к артикуляции. Маска так плотно стянула кожу на щеках и вокруг рта, что ничего, кроме мычания, я уже издать не могла.
— У-у-у… — горько простонала я.
Потом я догадалась снять с век холодные мокрые тампоны, и мне сразу значительно полегчало. Во-первых, я избавилась от продирающего до мозгов холода, а во-вторых, теперь я хотя бы могла видеть. Впрочем, то, что я увидела в зеркале, оптимизма мне не придало.
Несмотря на то, что кремом меня Ленка мазала из розовой баночки, физиономия, которая смотрела на меня из зеркала, была интенсивно зеленого цвета.
В первое мгновение я даже отшатнулась — до того это было отвратительное зрелище. Просто какой-то мутант-одиночка или инопланетянин. Потом я поняла, что если сию же минуту не избавлюсь от этого кошмара, то есть не смою с себя всю эту отвратительную зелень, то просто могу сбеситься. На нервной почве у меня уже чесалось не только лицо, но и все тело.
Я постучалась к Ленке в ванную комнату и даже подергала за ручку двери. Сколько уже можно там мыться, когда тут несчастный клиент погибает? Пора уже выходить!
Однако дверь в ванную комнату была закрыта, а Ленка за шумом воды моего стука не услышала.
Конечно, можно было побежать в свою комнату и с головой забраться под душ. Но как я могла выйти из комнаты с такой зеленой физиономией? А вдруг я наткнулась бы в коридоре на Эдьку или на Пьера. Нет, это было совершенно невозможно. И я заметалась по Ленкиной комнате в поисках чего-нибудь, чем можно было бы стереть с себя эту зеленую гадость.
Первое, что подвернулось мне под руку, были ватные тампоны, с помощью которых Ленка пыталась воссоздать детскую ясность моих глаз.
Подбежав к зеркалу, я стала яростно тереть мокрой ватой свое зеленое лицо, но, увы, положительного результата не добилась. Маска, которую налепила на меня Ленка, присохла к моему лицу намертво, а вот тампоны сразу же покрылись зеленой слизью и ничего уже не смывали, а только размазывали. И если до этого я была похожа на гуманоида, то теперь — на кикимору болотную из детской сказки.
— О господи! — взвыла я. — Да что же это такое?
Если раньше маска на моем лице хотя бы была сухая и твердая, то теперь размоченная моими стараниями она стала стекать по моему лицу отвратительными зелеными потёками и норовила испачкать не только мою одежду, но и розовый Ленкин ковер. А это уже было совершенно недопустимо.
И уже не думая о приличиях, я открыла первый попавшийся ящик старинного дубового комода, стоявшего сбоку от кровати, в надежде найти там какие-нибудь салфетки или носовые платки.
Однако ни того ни другого там не оказалось. В ящике находилось аккуратно сложенное дорогое дамское белье.
— Тьфу, чёрт! — выругалась я и открыла другой ящик. Там лежала одна только косметика.
И только в третьем ящике, где лежали лекарства, я нашла бумажные носовые платки, салфетки и вату.
С помощью этих подручных средств я кое-как остановила потоки зеленой массы, но смыть ее с себя полностью, к сожалению, не смогла. Здесь требовалась вода. А Ленка по-прежнему не выходила из ванной.
От нервов у меня еще больше разболелась голова, и я решила посмотреть, нет ли среди лекарств, разложенных в том ящике, откуда я брала бумажные салфетки, чего-нибудь от головной боли.
По-французски я, конечно, читаю не так хорошо, как по-английски. Впрочем, я и по-английски читаю плохо. Но поскольку мама у меня переводчик, а я как-никак дочь переводчика, то кое-какие лингвистические способности у меня есть.
Поэтому кое-что я могу прочитать и по-французски, и по-английски, и даже по-итальянски. Немного, конечно, но все-таки кое-что могу.
Я стала рассматривать надписи на упаковках с таблетками и убедилась, что Ленка не врала. Все лекарства у нее действительно были разложены по алфавиту. Даже презервативы и те лежали на строго отведенном для них месте.
Вот уж поистине педантичность, доведенная до абсурда. А впрочем, возможно, в этом есть своя сермяжная правда. По крайней мере аспирин я нашла сразу же, без долгих проволочек.
Вытащив одну таблетку из упаковки, я сунула ее в рот и только после этого стала искать, чем бы мне ее запить.
На прикроватной тумбочке рядом с розовой настольной лампой стоял какой-то хрустальный стакан, но, к сожалению, он оказался пустым, и больше никакого другого стакана в Ленкиной спальне я не обнаружила.
А между тем таблетка уже начала растворяться у меня во рту, и горечь с каждой секундой становилась все более и более нестерпимой. Поэтому, когда Ленка вышла наконец из ванной, я опрометью кинулась мимо нее к воде и сначала долго отпивалась под краном над раковиной. А когда горечь наконец прошла, я скинула с себя одежду и влезла под душ.
Какое же это было восхитительное ощущение!
Я не помню, чтобы обыкновенная горячая вода доставляла мне когда-нибудь такое невероятное наслаждение.
Горячие струи смывали с меня весь тот ужас, в котором я оказалась вымазанной, как мне теперь казалось, чуть ли не с ног до головы. И я снова и снова намыливалась ароматным гелем и снова и снова его смывала.
Наконец где-то через полчаса, когда Ленка уже не выдержала и постучала ко мне в дверь, я выбралась наконец из душевой кабины, в которой чуть было уже не задохнулась от горячего пара, завернулась в махровое полотенце и чуть живая выползла наружу.