Валентина Андреева - Химчистка для невидимок
– Да нет, – не отрывая глаз от кота, произнесла я. – Приехали к Лидии Петровне Максимовой, а ее дома нет… В смысле, самого ее дома нет. Вы не знаете, где она?
– Да вы проходите, не бойтесь. Меня Михаилом зовут. Собака не тронет.
– А она сама это точно знает? – засомневалась Наташка.
Тарзан, усевшись у входа в дом, умильно зевнул: «Ва-а у» и, склонив лохматую голову с высунутым на бок языком, равнодушно следил за нами.
Пес – ясновидящий, сразу видит, кто с чем пришел.
– А это ничего, что мы… без ничего пришли? Правда, у нас в машине пара бутербродов есть, – вспомнила Аленка.
– Тащи! – скомандовала Наташка, несмотря на уверения хозяина, что Тарзан во взятках не нуждается.
Услышав свое имя, пес встал, завилял хвостом. Пока Аленка носилась за бутербродами, он виновато поглядывал на хозяина и облизывался. Кот взирал на нас потемневшими за счет увеличившихся зрачков глазами, но попытки сбежать от греха подальше не проявлял. Я осторожно погладила его по лохматой спине и ощутила ладонью напружинившиеся мышцы. Котяра ясновидящим не был.
– Ну беги, Котофей, домой, – ласково сказал ему Михаил. Послушно спрыгнув, кот понесся к дому, по пути несколько раз остановился и нерешительно оглянулся.
– Наверное, удивляется, почему вы не рвете когти следом за ним, – засмеялась я.
– Да у него самого когти подрезаны, – засмеялся Михаил, откинув со лба тронутые сединой волосы. Лицо у него сразу помолодело. Едва ли он был старше нас. – Сосед недавно обкорнал. Повесил, понимаете, на чердак рыбешку вялить – штук пятнадцать, прямо у входа. Каждый день по три штуки исчезало, одни головы болтались. На третий день заметил у лестницы на чердак Котофея, тот как раз умывался. Ну, подманил, да когти-то и подстриг. А потом мне через забор об этом доложил. Весь день радостный ходил, а наутро опять трех штук как не бывало! На следующий день воришку обнаружил – ворона последнюю штуку с веревки срывала… Бутерброд сами Тарзану дайте, – посоветовал Михаил подскочившей Алене, – он аккуратно возьмет.
– Дай-ка я…
Наташка перехватила первый бутерброд и для начала сама от него откусила, затем протянула мне. Объедать собаку я отказалась, и та это оценила. Сначала лизнула мне руку, потом вежливо взяла его внушительными зубами и, положив на дорожку, первым делом проглотила кусок колбасы и только потом хлеб. Навязываться на дальнейшее угощение сочла неудобным и отошла.
В доме у Михаила было тепло, чисто и… одиноко. Особенно остро одиночество заявляло о себе со старенького комода, на котором стоял оглушительно тикающий будильник и в деревянной рамочке фотография женщины. Сразу чувствовалось, что фотограф застал ее врасплох. В слегка приподнятых бровях читалось изумление, в улыбке проглядывала некая растерянность и легкая укоризна. Правой рукой женщина пыталась стянуть с головы сбившуюся на сторону косынку. Не так давно мы видели эту даму – Лидию Петровну Максимову. Рядом с фотографией стояла маленькая вазочка с белой розой. Наверное, с розового куста, росшего сбоку от крыльца. Я за него зацепилась курткой. А все потому, что пропускала всех вперед. В том числе и Тарзана, хвост которого раскачивался не хуже детских качелей. Им меня, мягко говоря, и смело в сторону.
– Это ж Лидочка, – невольно вырвалось у Натальи. – А… что она тут делает?
– Цветочную клумбу рыхлит, – коротко пояснил Михаил. – А откуда вы ее знаете?
– Оттуда… – Наташка махнула рукой в мою сторону, я вышла вперед и уже без стеснения соврала, что Лидочка когда-то была моей сокурсницей. – А… вы ее откуда знаете? – в свою очередь живо поинтересовалась Наташка. – Впрочем, я сама догадалась – отсюда, – Наташкин жест в сторону веранды подразумевал направление на пепелище. – Извините, я просто хотела узнать, что Лидочкина фотография делает на вашем комоде… то есть, ну…. Впрочем, я опять догадалась сама – стоит.
– Вы пока раздевайтесь, а я чайку организую. Разносолов не обещаю, готовить не могу и не люблю, но яичницу да бутерброды осилю, – бодро заявил Михаил, развернулся, споткнулся о подвернувшегося под ноги Котофея и, чертыхнувшись, вылетел из комнаты.
– Странный какой-то… Я бы даже сказала: странноприимный. Без гостей одичал? И нечего на меня орать! – прошипела Наташка, опередив нас в выражении ей общественного порицания. – Про фотографию случайно вырвалось.
– Я этот дом чуть больше года назад купил! – донесся из соседней комнаты голос Михаила. С тех пор здесь и зимую. В родной город редко выбираюсь. Сейчас, правда, дела заставляют. Придется Котофея с Тарзаном с собой забирать. Ч-черт!.. Вы, если разделись, проходите сюда ко мне. В соседнюю комнату заглядывать не стоит. Тем более – заходить! Там не убрано. А, ч-черт! Каждый раз хватаю ручку сковороды голой рукой.
Именно благодаря запрету мы и сунулись в соседнюю комнату. Она носила скорее деловой характер. Диван, рабочий стол, компьютер и пара рабочих кресел. Ничего лишнего, кроме японской швейной машинки, печки СВЧ, тостера и нераспечатанной коробки с комбайном. Бытовым, естественно, и, в отличие от остальных предметов, новым. Вся техника была аккуратно накрыта клетчатым пледом, под который я не преминула заглянуть. Некую домашность общей обстановке придавал телевизор и фотографии на стене, с которых нам задорно улыбались мать и сын Максимовы.
– Я вам помогу, – громко крикнула я Михаилу и сквозь зубы процедила Наташке и Алене: – Расступись! У меня к этому господину конфиденциальный разговор.
– А что тебе мешает вести его в нашем присутствии? – Наташка хоть и говорила тихо, вовсе не думала выполнять мою просьбу. – Что-то наш хозяин слишком любезен. Хорошее отношение к нам прямо настораживает. Или это от голода? Как даст тебе конфиденциально по башке по результатам твоих конфиденциальных вопросов и скажет, что ты случайно головой раковину пробила. Может, сам и устроил поджог? Каюсь! – Наташка подняла глаза вверх, тут же сосредоточенно нахмурилась и добавила: – Впрочем, каяться мне не в чем. Пока я фотографии не увидела и не убедилась, что Максимовы не самозванцы, обоснованно ожидала подлога. Теперь понятно, она случайно не сгорела и удрала. Мало ли чего с соседом не поделили? Какие-нибудь водозаборные дела – общий колодец, например. Или еще что… Он озверел и в горячке Лидкин дом спалил. Не удивляюсь, что его при тушении пожара не было – алиби обеспечивал. А фотографии – для отвода глаз: «Я, мол, соседей любил, любовь еще, быть может, в душе моей угасла не совсем…»
– Ну, вы вообще! Голод стимулирует процесс мышления, а у вас… У вас он, очевидно, притупился.
– Кто, голод? – отвлеклась Наташка.
– И голод, и сам процесс… Повальный бум любовных романов обошел вас стороной. Меня тоже, но я по крайней мере от обостренного чувства голода хорошо соображаю. Нравится наша Лидия Петровна этому Михаилу, если не сказать больше…
– А что вы шепотом разговариваете?
Мы и не заметили, как он появился в дверях. Интересно, что успел услышать? В думах об этом я, единственная из нашей троицы, покраснела. У Наташки румянец на лице – хронически-застойное явление, а Алена – типичная Снегурочка. Надо было как-то вылезать из неудобного положения, и я преувеличенно громко спросила, где в этом прекрасном доме «удобства»? Ну не интересоваться же погодой! За истекшие пять минут ни зима, ни весна, ни лето не наступили, что подтверждал вид из окон. Получив краткий ответ: «Во дворе, направо за углом», я с места не сдвинулась, просто еще больше покраснела и попыталась спровадить туда свой коллектив, особо упирая на то, чтобы не застудились. Алена замаскировалась под глухонемую, Наташка недвусмысленно показала фигу. Я сделала вид, что обиделась – для кого старалась-то?
– Ты выразила желание помочь Михаилу, ну так и займись делом, – смерив меня беспокойным взглядом, сурово изрекла Наташка и, предложив самому хозяину не суетиться, быстро осуществила «смену состава» – втащила Михаила в комнату, а меня из нее соответственно выкинула.
– Без нас за стол не садись! – прозвучали напутственные слова.
Я и не садилась. Стоя выпила чашку растворимого кофе с бутербродом из яичницы и осталась довольна окружающей обстановкой. Помимо современной мебели, холодильника и электродуховки в этом райском кухонном уголке присутствовали пес Тарзан и кот Котофей. Сидя на небольшом диванчике в обнимку с котом и привалившимся на полу к моим ногам Тарзаном, я испытывала чувство благодарности к подруге. По большому счету, она спасла меня от позора. Щеки гореть перестали, я успела продумать необходимые вопросы и благополучно вздремнуть, пока оживленные голоса не нарушили мое одиночество.
– Лидочка была в прекрасных отношениях с Михаилом, – многозначительно пояснила Наташка так, как будто самого его и не было. – Он очень переживает ее гибель и казнит себя за то, что в момент пожара находился в Рязани. К сожалению, его не было и на похоронах, увы, ничего не знал. Он не любит говорить на эту тему. Слишком болезненна. Ленусик, твоя мама не совсем обнаглела, садись и лопай глазунью, я пока бутербродик пожую.
