Дональд Уэстлейк - Хорошее поведение
И так далее.
Здесь в тихой часовне монастыря Санкт Филумена на Вестри-стрит в центре Манхэттена всегда, на протяжении 24-часов, круглосуточно находилось, по крайней мере, три сестры. Сегодня присутствовали четыре монахини Мэри Сирин, Мэри Аккорд, Мэри Вигор и Мэри Содалити, преклонив колени, они выполняли основную миссию их ордена – созерцание Бога в тишине и почитании. Свет от ризницы и свечей по бокам от Креста очень гармонично дополнял электрический свет от неяркой лампы – пожертвование от брата Мэри Кэйпэбла. Он был поставщиком в Нью-Джерси, поэтому сделал подарок часовне в виде иллюминации, которая освещала полдюжины грубых деревянных скамей, простой алтарь, покрытые штукатуркой стены и высокий потолок собора, испещренный грубыми деревянными балками. В этой тихой и средневековой обстановке, разум вполне естественно и без принуждения обращался мыслями к Воинствующей Церкви, к Триумфальной победе церкви и Высшем Существе над всем, Квинтэссенция, чьи духовные истоки…
Конечно, даже для такого верующего человека как сестра Мэри Сирин созерцание изредка, но утомляло. К счастью, в такие моменты на помощь приходила молитва, литание с насущными просьбами: долгая жизнь для Папы Римского, чтоб как можно меньше людей попадало в Чистилище и возвращение России на путь божий. А в последнее время к ним добавилась еще более срочная просьба, за которую нужно было молиться, а именно возвращение сестры Мэри Грейс:
Господи, если тебе будет угодно вернуть к нам нашу сестру Мэри Грейс из жилища порочности и небоскребов мошенников, то наше маленькое сестричество будет признательно на века. Вечно, Господи. Мы знаем, что сестра Мэри Грей горячо желает своего возвращения сюда, в Твои владения, к этой жизни в созерцании и повиновении. Это наше желание, чтобы она вернулась к нам, и если это Твое желание и решение…
«Клок». Сестра Мэри Сирин повернула свою голову и… рядом с ней на скамью приземлилась отвертка, половину рукоятки которой покрывала черная грубая лента, оставляя на конце только дюйм блестящего метала, отражающего свет свечей. Теперь здесь появился беспорядок!
«Хлоп». Небольшая полотняная сумка упала на скамейку рядом с отверткой. Это была серая и запачканная, но аккуратно завязанная на пару шнурков сумка. Сестра Мэри Сирин подобрала эту находку, развязала и открыла небольшой комплект с множеством кармашков, где хранились хорошо смазанные маслом металлические инструменты: некоторые плоские, некоторые изогнутые или спиралевидные, как штопор. Здесь также были крошечные ножницы, длинный и мягко тянущийся алюминий, здесь был электротестер на два провода, а также пара проводов с «крокодилами» на концах.
Это, фактически, был довольно неплохой набор инструментов взломщика.
Сестра Мэри Сирин, может быть, и была, как говорят «не от мира сего», но точно уж неглупой. Не потребовалось много времени, чтобы понять для чего эти инструменты служат. Она подняла глаза и увидела вверху вора собственной персоной, висящего высоко, цепляющегося за балки на потолке. Спасибо тебе, Господи, подумала она. Ты ответил на наши молитвы.
3
Дортмундер посмотрел вниз на монахинь. Очередной приступ боли в его лодыжке ослабил на мгновение его хватку за эти неровные деревянные стропила, но более всего его беспокоили монахини. У него было много причин для беспокойства, когда он смотрел на них, снующих туда-сюда там, двадцать или тридцать футов ниже. Время от времени они поглядывали в его направлении, указывали друг на друга, выбегали и вбегали в эту церковь, часовню или как это называлось. Так что, у него было много причин для волнения и одной из них были…
Например, монахини. И, чтобы расставить все по своим местам, это были не, например, а точно монахини. Возможно ли, чтобы эта толпа не позвонила в полицию, когда какой-то клоун с экипировкой вора болтается на крыше? Без вариантов. И то, что он упал, почти упал среди монахинь, означало, что из всех тех вариантов, которые он перечислял на крыше, сработают, увы, все сразу: и сломанная лодыжка, и решетка до конца жизни.
Кроме этого, еще одной причиной для беспокойства были… монахини. Джон Дортмундер родился в «мертвом индейце», в Иллинойсе. Сразу после рождения был отдан на воспитание в детский дом, которым заведовал орден «Bleeding Heart Sisters of Eternal Misery». И когда кто-либо упоминал монахинь, то у него в мыслях не возникал сладкий образ добрых «пингвинов», кормящих бездомных и ютивших голодных людей. Нет, то, что Дортмундер видел, когда слышал слово «монахиня» - это крупная, злая, с массивными плечами женщина с грубой, мозолистой рукой, которая, как правило, била изо всей силы. Или орудовала линейкой: «Ты был плохим мальчиком, Джон. Протяни-ка свою руку». Ооо; прикосновение деревянной линейки по всей ладони может создать действительно сильное впечатление. Продолжая смотреть вниз на тех одетых в традиционную, черно-белую униформу монахинь, он понял, что, несмотря на то, что прошло уже много лет, один только взгляд на них вызывает в его ладони чувство жжения.
Так же и в лодыжке. Когда он принял решение не прыгать на ту низкую крышу, то начал взбираться обратно, но его тело приняло неправильную позицию и руки соскользнули, и он начал падать. Сначала приземлился на навесную крышу, подпрыгнул и с многочисленными ушибами по всему телу скатился вниз по желобу. И теперь его голова болталась над краем и глядела широко открытыми глазами с высоты 25 футов вниз на очень твердый тротуар.
Интересно, он кричал, когда падал или когда ударился? Он не знал это. Он знает только, что всего его тело болело и покрылось новыми синяками, появилась ломота и жжение, но он также был уверен, что они не идут ни в какое сравнение с острыми приступами жгучей боли в его лодыжке.
-Как я и предполагал,- пробормотал он
Он перевернулся, пытаясь не соскользнуть с края крыши, и посмотрел на темное здание, которое он только что покинул. Коп пока еще не пришел, не было видно фонарика, но точно сделает это. Он карабкался вверх по крутому откосу, а боль от лодыжки теперь отдавались и в бедре. Он добрался до небольшого мансардного окна с квадратными деревянными ставнями. Эти ставни крепились на четырех небольших металлических петлях, и их можно было повернуть в сторону. Что и сделал Дортмундер, проскользнул в небольшую пыльную черную комнатку и закрыл ставни за собой. Ни за какие коврижки он больше не хотел выпасть из окна, так что, он протянул узкую отвертку через жалюзи и подтолкнул два металлических кольца обратно.
Место, в котором он оказался, было абсолютно темным и, по-видимому, небольшого размера. Оно напоминало нечто среднее между чердаком и жилой комнатой. Поворачиваясь из стороны в сторону, стараясь не удариться лодыжкой о какой-нибудь твердый предмет, он на ощупь пробрался к опускной двери, открыл ее и обнаружил чуть ниже широкие балки часовни. Другого выбора у него не было, и он пошел.
Сначала он подумал, что сможет проползти по этой балке к столбу на противоположной стороне, затем быстро спуститься вниз по этому столбу – план побега готов. Однако эта чертова неотесанная древесина была ужасно обработана, и каждое прикосновение к ней оставляло занозы. Пытаясь защитить свои руки, ноги, лодыжку и все остальное, он дополз до середины бревна, где его руки ослабили хватку, и он чуть было не упал. Это был как раз тот момент, когда его пальто распахнулось, и попадали инструменты. И вот теперь он торчал здесь, над бессчетным количеством монахинь.
Монашки молчали. Даже в своем нынешнем затруднительном положении Дортмундер заметил, что это было, по крайней мере, странно. Первая небольшая группа сестер, которая и заметила его, побежала, чтобы позвать на помощь других монахинь. Все они выглядели довольно возбужденными, показывали пальцами на него, жестикулировали, махали, бегали взад и вперед, но никто не произнес ни единого слова, ни к друг к другу, ни к нему. Подол ряс вздымался вверх, мягкие подошвы ботинок постукивали, четки и распятия позвякивали, но не прозвучало ни одного слова.
Глухонемые монахини? Поэтому не могут воспользоваться телефоном и позвонить копам? В его душе забрезжил лучик надежды.
И пришло еще больше монашек, с лестницей. Судя по всему, живой мужчина на стропилах был довольно возбуждающим событием для этой компании, поэтому все они хотели поучаствовать в нем. Было столько много женщин несущих лестницу, что, возможно, каждая из них держала по ступеньке. Этот трудоемкий метод вызвал много задержек в перемещении лестницы из горизонтального положения в вертикальное. Тридцать или сорок монахинь не хотели выпускать стремянку, что вызвало сильную бурю махов руками и покачиваний головами, поисков виновных. В конце концов, стремянку подняли, раскрыли и приставили ее верхушку почти непосредственно к свисающему колену Дортмундера.
