Дональд Уэстлейк - Хорошее поведение
- А где ты был, когда О’Хару арестовали?
- Прыгал с крыши.
- Падал,- исправила Мэй.
Дортмундер проигнорировал замечание и продолжил:
- Я провел всю ночь в женском монастыре.
Келп не совсем понял его шутку, но все равно улыбнулся:
- Хорошо,- только и сказал он.
- Монахини перевязали ему ногу,- продолжала Мэй,- и одолжили трость.
- И они хранят обет молчания,- сказал Дортмундер и начал пояснять,- поэтому там не было телефона, с которого я бы мог позвонить Мэй, чтобы она не волновалась.
- Конечно же, я волновалась,- заметила Мэй.
- Подождите. Ты провел ночь в женском монастыре?- переспросил Келп.
- Я ведь сказал тебе об этом.
- Да, но… ты имеешь в виду «был»? Ты пробыл в монастыре всю ночь?
- Он потянул свою лодыжку на крыше монастыря,- объяснила Мэй,- куда свалился с другой крыши.
- Спрыгнул.
- Так… я имею в виду…- Келп не знал, что сказать, взмахнул банкой пива, но это все равно не помогло выразить его мысли.- Я имею в виду,- снова начал он,- что именно ты сказал им? Причина, по которой ты находился на их крыше.
- Ну, они догадались обо все,- ответил Дортмундер ему.- На другой конец квартала приехали полицейские машины, сработала охранная сигнализация и так далее. Так что они сложили два плюс два и ...
- Эти монашки.
- Монашки, да.
- Хорошо,- у Келпа все еще были проблемы с формулировкой фраз.- Что они сказали?
- Ничего. Я говорю тебе, у них сейчас обет молчания. Правда, они пишут много записок.
- Записок,- повторил Келп, кивнул согласно, пытаясь уловить мысль.- Отлично. Что они писали?
Дортмундер почему-то выглядел смущенным. А губы Мэй почему-то сжались в жестокую и решительную линию, возможно по той же причине. Дортмундер произнес:
- Они предложили мне сделку.
Келп косо посмотрел на старого приятеля:
- Сделка? С монахинями? Что ты имеешь в виду под словом «сделка»?
- Им нужна его помощь,- пояснила за него Мэй.- У них была проблема, они молили о помощи, и тут снизошел Джон, упав на их крышу…
- Прыгнул.
-… и они решили, что он посланник божий.
Келп перестал коситься. Вместо этого он сделал очень круглые глаза:
- Ты? Послан Богом?
- Это была не моя идея,- защищался угрюмый Дортмундер.- Они это выдумали сами.
- Объясни все ему,- предложила Мэй.- Возможно, у него появится несколько хороших соображений по этому поводу.
- У меня уже есть хорошая идея,- сказал Дортмундер, но потом он пожал плечами и продолжил.- Верно. История такова. Есть куча монахинь, заточенных в центре города с их обетом молчания. В прошлом году к ним пришла новая сестра за последние пять или шесть лет.
- В это я могу поверить,- согласился Келп.
- Итак, эта девушка, которая новая, у нее был очень богатый отец, он выследил ее, узнал, что она пребывает в этом женском монастыре и похитил ее.
Келп был поражен таким поворотом истории:
- Прямо из монастыря?
- Прямо из монастыря.
- Сколько ей было лет?
- Двадцать три.
Келп пожал плечами:
- Значит, она вполне взрослая и может делать то, что ей вздумается.
- За исключение того, что ее папа обращается с ней как один из тех почитателей культа, ну ты знаешь, эти муниты и как там их зовут. Он запер ее и провел депрограммирование.
Келп спросил:
- Депрограммирование из Католической Церкви?
- Да. Во всех ее письмах в монастырь, которые они мне показали, сказано, что этот парень просто давит на ее подсознание, день за днем. И все, что она хочет, все, что она говорит – вернуться в монастырь.
- И старик держит ее взаперти? Он не может, не с 23-летней.
- Но он делает это,- повторил Дортмундер.- Поэтому монахини пошли к адвокату узнать, что можно сделать. Адвокат вернулся и сказал, что тот мужчина очень и очень богат, у него настолько «глубокие карманы», что ты даже не поверишь. И если сестры попытаются что-либо предпринять, то он будет таскать их по судам, пока девушке не исполнится семьдесят три.
- Значит, она застряла,- сделал вывод Келп.
- Вот поэтому они решили, что я посланник Бога, хотя на самом деле я вор,- пояснил Дортмундер.
- Они верят, что я могу прокрасться в дом богатого парня и помочь ей сбежать.
- Что это за место?- спросил Келп.
- Пентхаус на верхушке здания в центре города. Вооруженные охранники повсюду. Подняться можно только на лифте, вход в который возможен при наличии специального ключа. Парень владеет целым домом.
- И как ты собираешься попасть в тот пентхаус,- задал логичный вопрос Келп.
- Этого я и не знаю,- ответил Дортмундер.
- И даже, если ты попадешь туда,- добавил Келп,- нет шансов, что ты вынесешь оттуда 23-летнюю девушку.
- Когда ты прав – ты прав,- признал Дортмундер и вздохнул.
- Итак, что же ты сделал далее? Подписал какие-либо документы?
- Нет. Мы просто пожали руки.
Келп не сдавался:
- И какую гарантию они получили от тебя? Исповедь?
-Нет.
- Твое имя? Домашний адрес?
- Ничего. Они спросили готов ли я заключить сделку, и я согласился.
- Ну, ты можешь отказаться от нее,- предложил Келп и, улыбаясь, добавил.- И это нормально, ты можешь не выполнять уговор. Ты же дома и свободен.
- Это не совсем так,- сказал Дортмундер.
- Я не вижу проблемы,- настаивал Келп.- Ты далеко и «чист», и они не смогут разыскать тебя.
- Хм,- хмыкнула Мэй.
Келп бросил взгляд на Мэй. И прямо сейчас она выглядела точь-в-точь как статуя на Вашингтон-сквер… немигающая, непоколебимая и создана из камня.
- Ах ,- вырвалось у Келпа.
- Теперь ты понимаешь в чём проблема,- сказал Дортмундер.
6
Хендриксон открыл дверь, затем быстро сделал шаг назад и захлопнул ее. В его сторону полетела тарелка и разбилась на кусочки об стену. Снова открыв дверь и войдя в большую, аккуратную и просто меблированную гостиную-столовую, переступив через буритто и фарфоровые осколки, Хендриксон произнес:
- Ну, Элейн. Все продолжаешь, а?
Разъяренная девушка по другой стороне обеденного стола подняла в знак трехдневного протеста картонку, взятую от упаковки рубашки, где красными чернилами было написано: «Сестра Мэри Грейс».
Хендриксон забавно кивнул:
- Да, Элейн, я знаю. Но твой отец предпочитает, если я зову тебя по имени, которое он дал тебе при твоем рождении.
Она изобразила рвоту, намекая, что простое упоминание отца, заставляет ее чувствовать себя плохо. Хендриксон же подошел к высокому деревянному стулу возле окна и заметил, что сегодня к Библии никто не притронулся. Хорошо. Он должен, наверное, и вовсе убрать ее отсюда, но это будет слишком явным признанием неудачи.
В первые несколько недель после своего назначения, Хендриксон усердно работал с Элейн Риттер над выбранными из библии цитатами, что было стандартной практикой для такого профессионального депрограммиста как он, но оказалось, что девушка знает Святое Слово лучше, чем он. На каждый его отрывок из Библии она приводила свой. Он оставил Библию для того, чтобы она читала ее, поскольку в этой квартире не было других книг, не было телевидения и радио. Но вскоре у нее вошло в привычку оставлять книгу открытой, где она писала красными чернилами некоторые едкие замечания для него перед началом каждого сеанса. По этой причине в течение последних нескольких недель он игнорировал Библию, открытую или закрытую, воздерживался от цитирования и постепенно ее оборонительная тактика ослабевала.
Это была небольшая победа Хендриксона, до настоящего момента только одна, но возможно долгая. Лично он не ожидал выиграть эту специфическую войну. Когда-нибудь в будущем, естественно, спустя много времени после того, как Фрэнк Риттер уволит Хендриксона за проваленную работу, Элейн Риттер, скорее всего, просто сойдет сума от ярости и скуки. И тогда станет никому не нужной, в том числе ее отцу и себе самой. Однако теперь его устраивала отличная зарплата с дополнительными льготами в виде прекрасной квартиры в этом же здании, шофера с машиной всегда наготове и постоянно растущего счета в банке, не говоря уже об периодических премиях. Эта работа была достаточно приятным занятием. Элейн Риттер была симпатичной девушкой, особенно теперь, когда ее волосы отросли, и за исключением четверга - она молчала как могила; в общем, неплохой компаньон на долгие и вялые рабочие дни.
Это было почти три месяца тому назад.
- Говорят, что вы лучший в этом деле,- произнес Фрэнк Риттер на первой встрече, когда Хендриксона наняли, чтобы он спас его младшую дочь из западни религиозной организации.
- Они и мне сказали, что я лучший,- любезно ответил Хендриксон.
Уолтер Хендриксон был большим полным мужчиной, который одевался в стиле кэжуал, но аккуратно. Ему было сорок два года, и он был профессиональным депрограммистом в течение одиннадцати лет и никакие неожиданности и преграды не могли застать его врасплох; но это, конечно, было, до того, как он встретил Элейн Риттер.
