Ирина Павская - Мужчина-вамп
— Беда, Симочка, — жалуется она сокрушенно, — совсем от дома отбился. Да и то сказать, кому понравится жить в такой разрухе. И зачем он затеял ремонт — ума не приложу. У нас и так все было красиво. Даже в кухне хрустальная люстра висела, — добавляет она горделиво. — А Рая пришла и давай: то ужасно, это ужасно.
Я улыбаюсь и закрываю глаза, пытаясь представить на кухне хрустальную люстру. Да, это круто! А Людмила Семеновна, ободренная моей улыбкой, продолжает возмущаться:
— Это Кира все первая начала. Ее идея. Конечно, сама, как только рабочие пришли, в деревню съехала, а Алексею Михайловичу каково… Ладно, прежде-то хоть тоже на даче отдыхал, а теперь и вовсе…
Женщина горестно вздыхает, и по ее румяным щекам привычно струятся прозрачные слезки.
Вообще-то разговоры о юной обитательнице дома, трагически погибшей летней ночью, Людмила Семеновна поддерживала неохотно. Думаю, все ее старомодное естество сопротивлялось необычным любовным отношениям, но критиковать хозяина она не могла. Поэтому домработница упорно называла Киру падчерицей Алексея Михайловича и, как только беседа переходила в опасную плоскость, сурово поджимала губы и умолкала.
Огромная квартира, раскинувшаяся на весь этаж, стала уже привычной и не впечатляла. Ничего интересного, кроме, пожалуй, спальни Киры. Мне до ужаса хотелось осторожно покопаться в ее вещах, особенно в бумагах. Но, во-первых, сделать это абсолютно невозможно, «верная Личарда» Людмила Семеновна всегда начеку, а во-вторых, кажется, и бумаг, как таковых, в спальне девушки не наблюдается. Во всяком случае визуально.
Глядя на бесконечную путаницу комнат и коридоров, я невольно вспоминала комнатку своего детства. Мы тогда жили с мамой в коммунальной квартире и занимали жилплощадь размером в пятнадцать квадратных метров. По сути дела, это была убогая клетушка. Но в памяти моей она осталась целым миром, огромным и необъятным. Наверное, особое детское восприятие. Каждый предмет незамысловатого интерьера был важным и самодостаточным. Шкаф — это шкаф, а кровать — это кровать. Они жили собственной жизнью, не сливаясь в единое пространство, а потому границы комнаты раздвигались беспредельно, словно космос. До подоконника я не доставала подбородком, а чтобы взглянуть на потолок, приходилось до боли в шее задирать голову.
Мне и сейчас нет-нет да и приснится та старая комнатушка. И с тем же самым ощущением свободы и простора, которого я больше никогда в своей жизни не испытывала.
— Сима, иди обедать! — заботливый голос Людмилы Семеновны прервал мои детские воспоминания.
— Спасибо, я еще не проголодалась.
— Иди, иди, уже все на столе.
Не получается у домработницы опекать своего хозяина, вот она и перекинулась на нового благодарного клиента. Не терпит никаких возражений и споров. Придется идти, чтобы сердобольная женщина не обиделась.
Ну вот, как всегда! Огромная суповая тарелка полна густого наваристого борща.
— Людмила Семеновна, миленькая, — взмолилась я, — мне столько не осилить!
— Да чего тут кушать! Два раза ложкой зачерпнула — и все. Посмотри, какая ты худенькая. Нужно поправляться.
Худоба и нездоровье для моей благодетельницы — синонимы. Я вздохнула и покорно взяла ложку. Глаза Людмилы Семеновны радостно засияли.
— Наш-то опять сегодня дома не ночевал, — поделилась она своими заботами, пододвигая ко мне поближе корзинку с толстыми ломтями белого хлеба. Надо было понимать, что Подлубняк теперь такой же «мой», как и Людмилы Семеновны.
— Может быть, у женщины остается?
Домработница вспылила, словно я сказала что-то неприличное про ее хозяина:
— Он, прости господи, не бомж какой-нибудь, чтобы по чужим квартирам болтаться. И не до женщин ему сейчас. Кира-то совсем недавно померла! — воскликнула она и тут же прикусила язык. — Одиноко ему, вот в клубе и пропадает. Сидит там до самого утра, а потом приедет, вздремнет часа два и снова на работу. Слушай, Сима, ты вот молодая, современная, объясни, и что там в этих клубах делают?
Я вспомнила, какую характеристику дал Валевич любимому заведению Подлубняка, и чуть не поперхнулась. Хотелось бы мне и самой знать, что там делает Алексей Михайлович.
— И часто он в клубе пропадает? — спросила я, разгребая ложкой суповую гущу.
— Ой, часто. Он и раньше ездил, еще при Кире. Она очень была недовольна, обижалась, плакала. Даже ссорились из-за этого несколько раз. Понятно! Алексей Михайлович один ездил, ее с собой не брал. А теперь уж и вовсе через день да каждый день. Сказать, чтобы пил, не могу. Приезжает не пьяный, так, с запахом слегка. Может, в карты играет? Игры — такая зараза! По своему зятю знаю. — Людмила Семеновна покачала головой и подперла щеку ладонью.
В это время затренькал дверной звонок.
— Рая, наверное, — вскинулась домработница. — Пойду открою, а ты кушай, кушай, — сурово отрезала она мне пути к отступлению.
Я прислушалась. Нет, не Рая. В коридоре раздался юношеский тенорок Матвея. Потом залаяла Джина, снова хлопнула дверь.
— Матвей приехал. Алексей Михайлович наказал ему с Джиной погулять, — объявила моя кормилица, снова появившись в кухне.
Я с усилием проглотила последнюю ложку и сказала решительно:
— Людмила Семеновна, воля ваша, но больше не могу.
— А второе! — с отчаянием воскликнула домработница.
— И второе не буду.
— Ну, хоть компот.
— И компота не хочу, — бунтовать так бунтовать!
И, не дав Людмиле Семеновне очнуться, я выскочила из кухни.
Из окна, выходящего во двор, было видно, как Матвей тащит на поводке упирающуюся Джину. Эта парочка явно недолюбливала друг друга. Честно говоря, мне паренек тоже был не очень симпатичен. Конечно, задевает, если на тебя обращают внимания не больше чем на мебель. А Матвей относился ко мне именно так. И я опять вспомнила хозяина. Так что же гложет Алексея Михайловича? Неужто совесть? И еще. Какие у него могут быть интересы в гей-клубе «Арамис»?
* * *Хочу быть раскованной, современной и продвинутой во всех отношениях. Это когда небрежно говоришь на любые темы, тонко и чуть устало улыбаешься изумлению окружающих по поводу странных проявлений жизни, дескать, все уже знакомо, все уже понятно. Когда вхож в любое общество (разумеется, кроме откровенно асоциального, типа бомжей), и никакому секьюрити не придет в голову прощупывать тебя презрительным взглядом из-за того, что фейсконтроль ты безнадежно провалил.
Старый троллейбус взвизгнул на ухабе с интонацией щенка, которому нечаянно отдавили лапку. Ага, вот она, элегантно-сдержанная вывеска клуба «Арамис». Никаких зазывно распахнутых ворот, никаких разухабистых неоновых завитушек. Я торопливо выскочила на остановке, и очень вовремя, так как ветеран городского общественного транспорта с полным пренебрежением к этой элитной части города через секунду сомкнул свою рассохшуюся дверную гармошку и покатил дальше.
Да, хочу быть раскованной… Но между «хочу» и «могу», как говорится, дистанция… Я крутилась в некотором отдалении от наглухо закрытого клубного входа, и, казалось, никакая сила, никакое самовнушение не смогут заставить меня дернуть ручку массивной двери. Денежная сумма, приготовленная на клубный кутеж и еще полчаса назад казавшаяся огромной, вдруг сжалась до нищенских крох, которые даже стыдно вытаскивать из сумочки. Мне мерещились непереносимые для моего самолюбия ужасы, когда щеголеватый официант засмеется, увидев, как я села за столик. Засмеется вроде просто так, что-то сказав не менее щеголеватому метрдотелю, но чтобы я непременно заметила. А потом подойдет к столику и объявит с отчетливо ощутимой холодной брезгливостью: «Извините, столик не обслуживается!» А когда я покорно пересяду, окажется, что этот столик заказан. А кофе попить можно за углом. Там как раз есть трейлер с горячими сосисками. Я покорно поплетусь к выходу, а прилизанные мальчики с наманикюренными ногтями и в голубых рубашках (кстати, почему именно в голубых? Ассоциации давят, что ли?) будут фыркать мне вслед.
Нет, нет! Я от страха закрыла глаза. А когда открыла, то увидела, что на клубной стоянке аккуратно паркуется знакомая серебристая капля. Ого, совсем в тему! Это же «Опель» Алексея Михайловича. Подлубняк уверенным шагом подошел к двери «Арамиса» и нажал неприметную кнопку у косяка. «Сим-сим» покорно открылся, проглотив молочного короля. Еще и кнопка! Ну и какие у меня шансы? Почему-то вспомнился мультик «Кошкин дом». «Кто там стучится у ворот, привратник мой Василий?» И дальше со всеми вытекающими последствиями. А именно: метла, угрозы и пинок под зад.
Не хотела, ох, не хотела приставать к Валевичу. Самоуверенно мечтала справиться сама. Дело-то, если разобраться, ерундовое. Подумаешь, провести вечер в закрытом клубе для богатых и слегка нетрадиционных. Кстати, вон и тетка из «мерса» выползает, вся в мехах, несмотря на жару. Вот дура! И тоже в «Арамис». И мужик с ней в клубном пиджаке. То-то сопреют в зале. И поделом! Хотя что это я. Там кондиционеры.
